Устремлённая в небо
Шрифт:
Йорген схватил меня за руки, чтобы я перестала в него тыкать, но я злилась вовсе не на него. На самом деле я видела в его глазах то же бессилие, которое чувствовала сама. Прижатый к стенке обстоятельствами, он злился, но сделать ничего не мог.
Я сжала стиснутыми пальцами его форменный китель, а потом молча уткнулась лбом в его грудь. Меня мучило не только бессилие, но и страх… страх снова потерять кого-то из друзей.
Йорген напрягся, потом все же отпустил мои руки и, словно не понимая, что еще можно сделать, обнял меня. Я должна была испытать неловкость. Но вместо этого его объятия
– Я только-только сумела по-настоящему стать частью звена, а его снова рвут в клочья, – прошептала я.
В глубине души я радовалась, что Йорген в безопасности и ему ничего не грозит, но в то же время злилась. Почему никто не оберегал Биту или того же Бима?
Йорген не ответил.
– Кобб еще в самый первый день говорил, что до выпуска дойдут от силы двое, – сказала я. – Кто погибнет следующим? Ты? Я? Почему мы даже не знаем, с кем мы сражаемся и почему, хотя война идет уже несколько десятилетий?
– Мы знаем почему, Спенса, – тихо произнес Йорген. – Ради Огненной, ради Альты. Ради цивилизации. И ты права – у нас многое устроено нечестно. Но мы должны играть по этим правилам. Других я не знаю.
– Почему у тебя все сводится к правилам? – спросила я, так и продолжая упираться лбом ему в грудь. – А как же эмоции, как же чувства?
– Я… не знаю. Я…
Я крепко зажмурилась. В голове метались мысли о ССН, об Альте и Огненной и о том, что мне больше нечего отрицать. Всю свою жизнь я боролась против того, что говорили о моем отце.
Что же мне делать теперь?
– У меня есть чувства, Юла, – сказал в конце концов Йорген. – Вот, например, сейчас мне ужасно неловко. Я никогда не думал, что ты из тех, кто любит обнимашки.
Я отодвинулась, и его руки соскользнули с моих плеч.
– Ты первый меня схватил!
– А ты на меня набросилась!
– Я лишь легонько постукивала тебя по груди, чтобы подчеркнуть мысль!
Йорген закатил глаза, и мгновение ушло. Но странно – когда мы нагнали ФМ и вместе пошли к нашему новому учебному классу, я кое-что осознала. Я стала чувствовать себя лучше. Совсем немного, но, если учесть, что со мной творилось в последнее время, надо было хватать все, что подворачивается.
42
Несколько дней спустя мы с ФМ сидели в столовой вместе со звеньями «Чернильница» и «Шторм», еще двумя кадетскими звеньями, начавшими учиться одновременно с нами. У них в сумме осталось шестеро, то есть даже все вместе мы не составили бы полного звена.
В основном разговор крутился вокруг того, объединят нас в одно кадетское звено или нет. А если объединят, то как нам называться? ФМ настаивала, что надо придумать новое название, хотя я считала, что мы должны быть главными, ведь у нас до сих пор сохранился свой командир, а остальные своих потеряли.
Я сидела тихо и быстро поглощала еду. В глубине души еще сидел страх, что в столовую вот-вот ворвется адмирал и выгонит меня оттуда. Еда была потрясающая, а вместо моего старого залатанного комбинезона мне выдали целых три новых, идеально подходящих по размеру.
Остальные кадеты с волнением обсуждали будущий выпуск.
– Я пойду в разведчики, – сказал Остряк, шумный парень
со стрижкой под горшок. – Уже получил приглашение.– Слишком скучно, – сказала ФМ.
– Неужели? – удивилась одна из девушек. – А я думала, это как раз для тебя, со всеми твоими разговорами про «агрессивность Непокорных».
– Все равно это чересчур ожидаемо, – сказала ФМ. – Даже если из меня и получился бы неплохой разведчик.
Слушая их разговор, я задумалась, не заберет ли и ФМ ее семья, хотя она вроде не была такой важной шишкой, как Йорген, которого снова отвлекли какие-то неотложные государственные дела. «А что?» – если бы и я попала на один из таких роскошных правительственных обедов вместе с ним, подумала я и с удовольствием представила, какой восхитительный скандал вызвало бы мое появление. Дочь того самого знаменитого труса!
Конечно же, из-за напускной вежливости никто бы ничего не сказал, и всем пришлось бы страдать молча, пока я, как невоспитанная дикарка, некультурно хлебала бы суп, громко рыгала и ела руками. А Йорген бы просто закатывал глаза.
От этих фантазий я невольно улыбнулась, но потом с досадой нахмурила брови. С чего это вдруг я стала так много думать о Йоргене?
Остальные кадеты за столом рассмеялись, когда кто-то упомянул позывной Артуро, который никто не мог выговорить.
– Наверное, теперь, когда он ушел, у вас на тренировках стало гораздо тише, – сказала Драма, девушка с таким же акцентом, как у Киммалин.
– Мы это переживем, – отозвалась ФМ. – Хотя как-то непривычно – с его уходом никто не рвется постоянно объяснять мне вещи, которые я и так уже знаю.
– Странное же у вас звено подобралось, – сказала Драма. – Я знаю Йоргена и готова поспорить, что он открывает рот только для того, чтобы отдать приказ или сделать кому-нибудь втык. Верно? И Юла уж точно тихоня. Так что ваши полеты наверняка проходят в тишине. А вот в нашем канале болтовня не стихает ни на минуту, даже теперь, когда нас всего четверо.
Ее товарищи по звену принялись добродушно отнекиваться, а я сидела как мешком огретая. Тихоня? Они считают меня тихоней?
Ну да, за последнее время я стала более сдержанной. Но чтобы – тихоня? Вот уж не думала, что за всю жизнь меня кто-нибудь так назовет. Ха!
Ужин закончился, и после того, как мы убрали со стола, ФМ кивком указала в сторону нашей комнаты:
– Ну что – отдохнем? Или поделаем домашнее задание?
– Ни то ни другое, – ответила я. – Думаю, мне лучше пройтись немного.
На самом деле я просто хотела проверить, как там М-Бот и Мегаслизня. Я не навещала их уже несколько дней.
– Как знаешь. – Она заколебалась. – Эй, ты все еще переживаешь из-за Артуро? Да будет он летать, только не на боевые вылеты.
– Ну да. Я знаю.
Звезды! Уже несколько дней прошло, а она думает, что я по-прежнему нуждаюсь в утешении?
Я вышла с базы. Домашнее задание поделать и правда стоило, но меня грызла совесть из-за того, что я так надолго оставила М-Бота одного. Раньше я несколько раз забегала, чтобы помочь Тору с ускорителем, но теперь, когда я жила на базе, выкраивать время стало трудно. Хотелось насладиться всеми теми привилегиями, в которых мне так долго отказывали.