Утренняя фея

Мартин целует ее в напряженной тишине.

Пауза .

Мартин. Что теперь с нами будет?..

Адела. Какая теперь разница? Ты сказал, что любишь меня, и даже если это не так, одних слов мне хватило бы на всю жизнь. Теперь я уйду из этого дома.

Мартин. Нет!

Адела. Это необходимо. Ты думаешь, мать согласилась бы? Для нее наша любовь — пору­гание памяти Анжелики.

Мартин. И ты думаешь, будь Анжелика только памятью, она смогла бы разлучить нас? Мертвые бессильны!

Адела. Она сильна. Она незримо правит здесь, и я первая ей подчиняюсь!

Мартин (решительно). Слушай, Адела... Я больше не могу! Я должен поделиться с кем-нибудь правдой, которая давит меня. Анжелика не была тем светлым образом, кото­рый ты себе нарисовала. Все эти воспомина­ния о ней — блики на воде, ложь.

Адела. Нет, молчи! Как ты можешь гово­рить так о женщине, которую любил?

Мартин. И очень. Но лучше бы я любил ее меньше. Но ты должна знать! Должна знать, что вся ее жизнь была ложью. Как и ее смерть.

Адела. Что ты хочешь этим сказать?

Мартин. Ты еще не поняла? Анжелика жива. Поэтому она нас и разделяет.

Адела. Это невозможно!.. (Падает на стул. Повторяет автоматически.) Это невозможно!.. (Закрыв ладонями лицо, слушает рассказ Мартина.)

Мартин. Все помнят то время, когда мы были женихом и невестой: верность и нежность, безоблачный взгляд и счастливый смех, кото­рый проникал, как запах свежескошенной травы. А потом она отправилась в путешест­вие за свадебными нарядами. Ей нужно было несколько дней, но она вернулась через месяц. И она вернулась совсем другой: у нее были трусливые глаза и будто речной песок заглу­шал ее голос. Произнося клятву в церкви, она еле дышала, а когда ей надевали кольцо, руки дрожали... А я... Моя мужская гор­дость торжествовала. Я даже не заметил в толпе неизвестного, который, пряча пыль­ные сапоги под плащом, издали наблюдал церемонию. Три дня у нее был жар, и, думая, что я сплю, она плакала, уткнувшись лицом в подушку. А на третью ночь, когда я увидел ее идущей к реке и пошел следом, было уже поздно, она сама отвязала лодку и переправи­лась на другой берег, где тот человек ждал ее с двумя лошадьми...

Адела (с гневом). И ты дал им спокойно уехать? Ты, лучший наездник гор, плакал в рукав?!

Мартин. Всю ночь я провел в бешеном галопе — ружье на взводе, шпоры в крови. Всю ночь, пока не взошло солнце.

Адела.- Почему ты молчал?

Мартин. А что я мог сделать? Сначала я хотел сказать. Но потом, когда нашли ее платок в омуте и стали говорить, что она утонула, я понял, что лучше всего было молчать.

Адела. Ты сделал это, думая о матери и братьях?

Мартин. Нет.

Адела. Из-за себя самого? Из-за мужской гордости?

Мартин. Нет, Адела, я не так мелок. Я сделал это только из-за нее самой. Любовь не исчезает вдруг... и сказать правду значило словно раздеть ее перед всеми. Понимаешь ты теперь, почему я уезжаю? Потому что я тебя люблю и не могу сказать тебе этого перед всеми. Ты могла бы быть для меня всем, чем

не была она. И я не могу жить в этом доме, где всё ее превозносят, а я дважды проклинаю: за любовь, которой она мне не дала тогда, и за ту, которую отнимает теперь. Прощай,

Адела... (Уходит.)

Адела одна, рыдает. Странница появ­ляется в глубине и молча смотрит на нее взволнованная. Вдали сл ышится веселый шум праздника. Дети входят и подбегают к Ад еле.

Фалин. Сейчас зажгут первый костер!

Дорина. Они украшают лодку, чтобы плыть на тот берег!

Андрес. А девушки в венках собираются петь!

Дорина. Уже начинаются танцы! Пошли!

Адела , пряча слезы, быстро поднимается по лестниц е . Дети, удивленные, поворачива­ются к Страннице.

Почему плачет Адела?

Странница. Потому что ей двадцать лет... и ночь так красива!..

Андрес. А ты, наоборот, очень довольна. Как у тебя блестят глаза!

Странница. Просто я не понимала, зачем я в этом доме, а теперь вдруг все стало ясно!

Фалин. Что тебе ясно? Странница. Одна правдивая история, которая кажется сказкой. Когда-нибудь, когда

состаритесь, вы расскажете ее своим внукам.

Хотите услышать?

Дети. Расскажи!.. Расскажи!..

Садятся на пол рядом с ней.

Странница. Однажды жила-была одна

маленькая деревня с коровами цвета меда и

цветущими яблоневыми садами среди полей кукурузы. Деревня тихая, как стадо на берегу реки.

Фалин. Как эта?

Странница. Как эта. А в реке было одно глубокое место, куда и близко не подпускали детей. И говорили, что на дне его есть другая деревня, со своей зеленой церковью и чудес­ными колоколами, звон которых часто слы­шался в ночь святого Иоанна.

Андрес. Как омут?

Странница. Как омут. И в той деревне жила девушка, столь прекрасная, что она казалась неземной. Старики снимали перед ней шляпы, а женщины несли к ней больных детей, чтобы она дотронулась до них своими руками.

Дорина. Как Анжелика?

Странница. Как Анжелика. И однажды девушка исчезла в омуте. Она пошла жить в те далекие дома, в чьи окна, словно холод­ные птицы, бились рыбы, и напрасно вся деревня наверху звала ее. Она жила в чудном безоблачном сне, лаская водоросли своими плывущими волосами и бледными руками. Так шли дни, годы... Все уже начали забы­вать о ней. Только мать все еще ждала ее, надеясь на чудо. И чудо свершилось. В одну ночь, полную песен и костров, речная спящая красавица появилась, еще более прекрасная. Нетронутые водой и рыбами нежные руки, вьющиеся волосы и спокойная улыбка на губах... словно годы на дне пролетели в один миг.