Уверенность в обмане

Возле двери ее очаровательной квартирки печаль сожаления захлестывает меня. Эта квартира явно старше той, что осталась в Сарасоте. Отсутствует великолепный вид на залив и деревенский стиль, но почему-то я предполагаю, что это все, что она может позволить себе на ее нынешнюю зарплату.

Я слегка стучу костяшками пальцев по двери, практически затаив дыхание в ожидании.

— Клянусь Богом, — рявкает Маккензи с другой стороны двери. — Если это ты, я так сильно врежу тебе по яйцам, что у тебя не будет детей.

Две мысли одновременно посещают мою голову: кому, черт возьми, она сейчас это сказала и одна ли она была.

Я опираюсь обеими руками о дверной косяк, прислонив голову к двери.

— Микки? — ворчу я.

— О, Боже! — следующее, что я слышу это приглушенное ругательство и поиски в комнате. Раздается громкий хлопок, затем более громкое ругательство.

— Ты там, в порядке? — зову я от двери.

— Секундочку! — хрипит она. Ее слова прерываются другим громким стуком. Я толкаю очки на нос, смеясь над кутерьмой происходящего в ее квартире. Тут раздается лай собаки и на мгновение мне кажется, что она лает позади меня. Двери под углом одна от другой делают лай животного гораздо ближе, чем есть на самом деле. Я оглядываюсь на дверь справа и успокаиваю собаку, представляя, насколько большой она может быть.

— Впусти меня! — прошу я. Меня немного нервирует лай собаки.

— Подожди!

Я опускаю голову на дверь. Металл приятно холодит кожу. Мои глаза расширяются при мысли, что, возможно, она там не одета.

— Эй, Мик, ты голая? Потому что, знаешь, я не прочь увидеть тебя без одежды. По сути...

— Нет, я не голая! — она визжит, как будто ее режут. — Щас! Буду я! — ее измотанный голос предполагает, что я застал ее за чем-то неприличным, что только разжигает мое любопытство.

— Хмм. Не голая. Очень плохо для меня, — дразню я. — Может быть, ты сейчас с вибратором. Ты знаешь, ты не должна стесняться. Я даже мог бы помочь тебе рукой, или двумя, — усмехаюсь я. Мысль сама скользит мне в голову. Микки, обнаженная передо мной. Я проглатываю стон, родившийся в моей груди из-за полета моей фантазии, вызывающие столь прекрасные образы. — Просто открой дверь!

— Иисусе, Дрю! Не мог бы ты сбавить тон, — ее голос затихает в тишине, когда она рывком распахивает дверь. Я наблюдаю, как она пытается отдышаться. Маленькие капли пота покрывают ее лоб, что кажется странным, ведь кондиционер дует в полную силу. Она собирает волосы в хвост, который сбивается на макушку. Очки в черной оправе сидят на переносице. Ее твердые соски просвечивают сквозь белую майку, а те короткие шортики, что одеты на ней, привлекают мое внимание прямо к ее промежности. Я тру шею сзади, заставляя себя отвести взгляд от этой благословенной земли обетованной. Прочистив горло, мы встречаемся взглядами друг с другом.

— Ну, ты собираешься впустить меня внутрь? — ворчу я.

Маккензи прищурившись, окидывает меня взглядом с ног до головы. Ее язык мелькает меж нежных губ. Мой пульс мчится, как болид, а желание поцеловать ее жжет меня изнутри. Подобие улыбки появляется в уголках ее рта. Она прислоняется к двери, скрестив лодыжки. Но даже чертов пес, лай которого еще изредка доносится от соседней двери, не может испортить мне желание целовать ее. Искра, которая всегда зажигается во мне в ее присутствии, превращается в неутоленное бушующее пламя.

— Смотря зачем, — намекает она. Девушка делает шаг назад, отойдя от дверной рамы, пропуская меня в ее квартиру. — Ну, ты, блин, нетерпеливый янки. Не заставляй меня ждать.

Едва я вхожу в ее дом, как в лицо мне ударяет облако воздуха лавандового освежителя. Даже мои очки не могут уберечь меня от дымки цветочного смога, который висит в воздухе. Мои глаза горят, слезы бегут по щекам. Я быстро моргаю, пытаясь остановить слезы, но мне приходится вытереть их. Очки соскакивают с носа. Вкус воздуха оседает на моем языке. Когда я пытаюсь дышать через удушающий запах, я учуял другой запах, который был мне знаком со времен колледжа. Хихиканье застревает у меня в горле от осознания того, что я застукал ее. Она не была голой и не играла с вибратором, как я надеялся, но улики все на лицо в буквальном смысле.

Горение не собирается спадать в ближайшее время, так что я поправляю очки и оглядываюсь вокруг в восьмиугольной комнате. Гостиная зона соединена с мини-кухней, разделявшиеся лишь небольшим баром-зоной. Стены грязно-желтого цвета, и по всей поверхности расползаются трещины. Вся мебель, что раньше была в ее сарасотской квартире, находится здесь, в этой маленькой обители. Здесь чисто, но очень тесно. В квартирке этой хорошо проживать одному человеку, для двоих будет тесновато.

Маккензи закрывает дверь и запирает ее. Она громко сглатывает. Я слышу ее, поворачиваюсь к ней лицом, уставившись в ее прекрасные пронзительные глаза.

— Мне нравятся очки, — говорит она. Она скрещивает руки за спиной и ее грудь приподнимается под майкой навстречу мне. Мною делается все возможное, чтобы смотреть на нее, а не на ее грудь.

Я толкаю очки на нос и улыбаюсь.

— Спасибо. Хорошенькое местечко у тебя здесь.

Ух, ты. Какая содержательная беседа. Ненавижу вести с ней светские беседы.

— Не слишком большая. Зато это дом.

Я шагаю в сторону Маккензи. Мне нужно быть ближе к ней. Направляясь к ней, я слышу из ниоткуда шипенье кошки и брызганье слюной. Прежде, чем я понимаю, что происходит, я чувствую своей спиной уколы маленьких когтей.

— Иисусе, бл*ть! — ору я, поворачиваясь на одном месте, пытаясь скинуть нападавшего. Но так и не могу зацепиться за него. Кошка намертво вцепилась в мою спину. Ее когти только глубже погружаются в мою спину с каждым движением, что я совершаю. Меня раньше, конечно, царапали кошки, но эти царапины отличаются от всех других, которые я когда-либо получал. Это чистое мучение.

— Да сними ты ее!

— Держись! — распоряжается Маккензи. Она хватает меня за руки. Жгучая боль пронзает меня. Маленькие коготки ощущаются как бритвы, которые впиваются в мою кожу. Маккензи просовывает пальцы между моей рубашкой и преступником, пытаясь отцепить его.

— Отпусти его, Макки! — уговаривает она успокаивающим тоном. Животное отцепляется от спины, но жжение остается. — Плохая киса! — ругает она котенка, не очень-то и сердясь.

Я поворачиваюсь, чтобы обнаружить Маккензи, держащую маленького черного котенка с белыми пятнами вокруг глаз. Животное настолько крошечное, что легко может поместиться в ладони. Оно яростно размахивает хвостом, уставившись на меня своими потрясающими зелеными глазищами. Чувство гордости охватывает за поведение котенка. Если бы я не знал Маккензи лучше, то мог бы подумать, что они действовали хорошо слаженной командой.

— Макки? — переспрашиваю я, потирая рукой оцарапанное место на спине.

Блин, как жжет спину!

— Макгонагал! — отвечает она, почесывая котенка за ушками. Он такой милый. Немудрено, что Маккензи назвала его в честь кошки из «Гарри Поттера», когда все другие называют своих питомцев персонажами из «Звездных войн». Мы действительно с ней две горошины в стручке. Если бы мне не было так больно и, если бы расцарапанное место не кровоточило, я бы, вероятно, попытался погладить котенка, но в данном случае решаю все же сохранить дистанцию. С моей удачей при попытке прикоснуться к нему я бы мог быть расцарапан на куски.