Уязвимость

— Ты что не понимаешь, зачем просят отключать мобильники?

— Понимаю. Но на том этапе взлета, на котором был самолёт это непринципиально.

— Откуда такая тяга к ломанию системы?

— Это скорее тяга к свободе, Саша. Не выношу возведенных заборов, запретов, штампов, необоснованных правил, ошейников.

— Но они же обязаны…

— У меня к ним никаких претензий нет. Обязаны — пусть прессуют. Это их работа. Но я буду делать так, как нужно мне. Если по существу никому это не мешает. А то, что я делал не мешало никому. Но было важно для меня.

— Это анархия…

— А в мире царит анархия. А вот это все, — обводит он руками салон, — это игра в порядок. Но если система немного качнется. Эта игра мгновенно закончится. И я не люблю играть в эту игру. Когда она внезапно прекращается, ты оказываешься слабым и беспомощным. Лучше быть вне этой игры и не имитировать, чтобы не расслабляться. Но ты… — замолкает он вдруг. — Тебе не надо это все знать и париться об этом. Иначе, тогда какой смысл в том, что я рядом с тобой? — сжимает он мои пальцы.

Хмурясь, недовольно вздыхаю. Не то, чтобы я люблю правила, или стремлюсь в ущерб себе выполнять их, но его публичные игноры и демонстрации немного смущают.

Закрываю глаза, пытаясь расслабиться. Взлет — не самый приятный момент полета. А на фоне плохого самочувствия — тем более.

Кирилл поглаживает мои пальцы. Его руки горячие и немного шершавые.

— Тебе плохо?

— Уже лучше, — вру я.

Не хочу, чтобы волновался.

После того как взлет заканчивается, на уши перестает давить, и я действительно начинаю чувствовать себя получше. Кирилл ищет, что-то во внутреннем кармане и с раздражением выкладывает наши паспорта на стол.

— А где ты воевал?… — из любопытства тяну его российский паспорт по столу к себе.

Кладет ладонь сверху, не позволяя мне. Лицо вздрагивает. Убирает все обратно в нагрудный карман.

Меня отчего-то накрывает.

— Дай мне свой паспорт, пожалуйста.

— Нет.

— Кирилл. Я хочу посмотреть твой паспорт.

— А я не хочу тебе его показывать, пока мы в самолёте, Саша.

— Почему?

— Кофе хочешь?

— Нет. Паспорт.

— Как ты себя чувствуешь?

Возмущенно отворачиваюсь к иллюминатору.

Почему?…

Топит обидой. Почему я не могу посмотреть его паспорт?

Моя тревожность начинает разгоняться на этом странном его жесте.

Ощущаю, как он нервно гладит и сжимает мои пальцы.

— Мне больно, — выдергиваю я руку, не оборачиваюсь.

Я перебираю в голове варианты почему он не хочет дать мне его и не могу найти подходящего. Мой мозг погружается в какую-то тревожную агонию. Взгляд застревает на темном иллюминаторе. Накатывает какими-то обрывками информации. Почему-то мелькают образы то Арины, то Анны. Словно я не могу собрать какой-то паззл.

Кирилл молчит, и я ухожу глубже в свою паранойю.

Что в этом такого принципиального?…

— Саш, — оживает он через полчаса. — Давай посмотрим что-нибудь вместе?

Бросаю на него взгляд. Включает планшет, ставит на подставку.

— Давай.

— Что бы ты хотела? — листает закачанные фильмы.

— Паспорт. Я хочу посмотреть вместе твой паспорт.

Встречаемся взглядами.

— Хорошо. Дома.

— А что там? — начинает дрожать мой голос.

— Доверься мне. Так будет лучше.

— Что там? Я хочу знать сейчас.

— Мы уже ходили этим путём, Саша. И ты обещала…

— Всё! — взмахиваю я руками. — Сейчас!

Как я должна долететь в таком состоянии?!

— Я, Кирилл, могу предположить только одну причину, по которой мужчина не хочет показывать женщине паспорт. Скажи мне для начала, что я заблуждаюсь.

— Не могу, — сглатывает он, не глядя на меня.

Взгляд расфокусирован.

— Что?…

Тревога из моей груди тяжелым камнем обрушивается куда-то вниз живота. И меня начинает тошнить. В ушах шумит.

— Но… — облизывает он губы.

— Замолчи теперь.

— Саша, послушай!

— За-мол-чи. Лжец.

— Окей! — взрывается он. — Как скажешь.

Кулак сжимается, и мне кажется, что он зарядит им сейчас куда-нибудь. Его мышцы дрожат. Но он сдерживается. Опускает спинку кресла чуть ниже и закрывает глаза. Расслабляется. На лице болезненная ухмылка.

— Ну, давай, Саш…

В моей голове ураган, который не рушит все, а складывает в единую очень гадкую картинку. И вдруг всплывают последние слова того шведа: “Фрекен Александра” и… “Фру Арина”…

— Арина тебе не сестра… — выдыхаю я с ужасом. — Жена.

Молчит. Не отрицает.

В моей голове несется всё. И момент нашего знакомства с Ариной и её действия после… И то, что делал и говорил Кирилл. Зачем потащил меня в этот эро-клуб. Познакомил с этой семьей шведов. Все наконец-то начинает обретать ясную логику. Страшную для меня, но очень ясную.

— Ты… — нарастает внутри меня гнев, как цунами. — Ты… ты — чудовище, — с шипением выдаю я сломанным голосом. — Моральный урод. Вы. Вы оба.

Его лицо вздрагивает, но он не открывает глаз.

Вытягиваю у него из кармана свой паспорт. Тихо, судорожно рыдая стаскиваю с пальца кольцо. Оно выскальзывает, несколько раз подпрыгивая по столику. Прижимаю его ладонью и передвигаю на его половину.

— Я твое предложение не принимаю. Этого не будет никогда. И ход с этой Анной не сработал. Жить так, как эта девочка я не буду.

— Ты бредишь, Саша. Какой ход?

— Замолчи. Знать тебя больше не хочу.

— И почему же?

— Я ненавижу тебя… — шепчу я задыхаясь. — Ты ужасный человек. Ты ждал, пока я сильнее привяжусь к тебе. Ты делал для этого все возможное и нет. Ждал пока я утону в тебе. Чтобы я не смогла… — задыхаюсь я. — Чтобы я пошла на все твои условия… ты вёл меня к этому намеренно! Ты выжидал пока…

— …Узнаешь меня достаточно, чтобы верить мне, — низко и хрипло. — Доверять!

— Ненавижу твой голос!

Судорожно дышу, пытаясь контролировать истерику. Но не получается.

— Вам плохо? — хмурится проходящая мимо стюардесса.

— Стакан воды принесите, — Кирилл ставит локти на столик, словно отгораживая меня от всех.

— Но…

— Воды!

Отдает ей мой пустой стакан.

— Я уже могу говорить? — негромко.

— Нет.

Ложусь лицом на руки, в ужасе проживая, что завтра его не должно быть в моей жизни больше. Что я этого не хочу продолжать, зная теперь всёе. На самом деле, я до смерти нуждаюсь в нем. Мне хочется выть от этого чувства потери внутри меня. Но не могу допустить, чтобы он больше прикасался ко мне. Противно.