Ужасно катастрофический поход в зоопарк

Потом ученики стали поочередно выходить на сцену, по классам. Директор занимался тем, что нажимал на кнопку, которая поднимает и опускает занавес. После каждой сценки родители вяло хлопали, Директор опускал занавес, а когда выходил следующий ребенок, опять поднимал. Там были стихи, песенки, много музыкальных номеров, кто-то жонглировал, кто-то решил показать, как он считает в уме, и провалился, а акробатический номер кончился слезами.

А вот Балтазар нас очень насмешил. Он притворился, что микрофон не работает. Поднялся на сцену, взял микрофон, как будто собрался что-то прочитать, и стал молча шевелить губами. Все подумали, что микрофон сломался, и родители стали кричать: «Микрофон! Микрофон!» Директор вышел на сцену, постучал по микрофону, и микрофон заработал. Директор ушел со сцены, и Балтазар опять притворился, будто говорит. Директор решил, что микрофон не работает, и бегом прибежал обратно. Балтазар повторил свой трюк несколько раз. Директор весь вспотел. Папа Балтазара завопил из зала:

– Все дети имеют право на нормальный микрофон, а мой сын, конечно, нет!

– У него тот же микрофон, что у всех! – возразил Директор в микрофон, показав всем, что тот прекрасно работает.

Тут все поняли, что Балтазар просто пошутил. По-моему, сценка у Балтазара была самая забавная и самая интерактивная из всех, но его папа явно держался другого мнения.

– Балтазар, грязная скотина, вот я тебе дома надаю по шее! – заорал он.

Директор, по-прежнему стоявший с микрофоном в руках, так рассердился, что даже покраснел:

– Никто никому не надает по шее! Скоро Рождество, и я требую, чтобы все было тихо и мирно! Иначе я полицию вызову!

Это охладило горячие умы. Видно было, что бедный Директор на пределе. Хорошо, что скоро каникулы. Отдохнет немножко.

А потом очередь дошла до нас. Начинала я. Я поднялась на сцену, и Директор нажал на кнопку занавеса.

У меня живот сводило от страха, но о том, чтобы слинять, не могло быть и речи.

Глава 19. Новогодний спектакль (2/2)

Занавес открылся.

Я была вся в белом. Я стала ходить по сцене и произнесла:

– Я – Демократия. Благодаря мне все люди свободны.

На сцену вышел Отто. Он налепил на одежду страницы пьесы подставного Деда Мороза, а в руках держал сумку.

– Я – Пьеса! – выкрикнул Отто.

– Идем со мной, подруга Пьеса, – сказала я. – Я тебя защищаю. Благодаря мне ты свободна! Что у тебя в сумке, подруга Пьеса?

– У меня в сумке одно слово, – ответил Отто-Пьеса.

– И твое слово я тоже защищаю.

Потом на сцене появились Джованни, Арти и Йоши в седых париках на голове и с палками в руках. Они закричали (все, кроме Йоши):

– Мы – родители, и нам не нравится демократия!

Они притворились, будто меня убили. У меня была в кармане бутылка кетчупа, и я полила им везде свою белую одежду, чтобы зрители как следует поняли, что я умерла. По-моему, это было гениально. Но настоящие родители сидели с какими-то странными лицами.

Потом подставные родители (Джованни, Арти и Йоши) притворились, что только сейчас заметили Отто-Пьесу.

– Нападем на эту пьесу! – закричали они.

Отто-Пьеса громко завопил:

– На помощь! На помощь! Они убили Демократию! Теперь некому меня защитить!

Тут подставные родители напали на Отто-Пьесу со своими палками и сделали вид, будто срезали сумку, которую он держал, а потом показали ее публике, словно добычу.

Отто-Пьеса простонал:

– Они срезали мою драгоценную сумку для слов!

Я сделала вид, что не совсем умерла, и, приподняв голову, спросила страдальческим голосом:

– Какие слова были у тебя в сумке, подруга Пьеса?

– Гениталии! – закричал Отто-Пьеса. – Я пьеса, но не целая, потому что мне отрезали гениталии!

Потом Отто-Пьеса встал на колени перед подставными родителями и взмолился:

– Отдайте их мне, пожалуйста! Отдайте мне мои гениталии!

– Нет, – сухо ответили подставные родители. – Потому что гениталии – это запрещенное слово!

И подставные родители стали водить хоровод вокруг Отто-Пьесы и затянули надоедливую песню: «Запрещенное слово! Запрещенное слово! У нас нет демократии!»

А потом мы все выстроились в ряд перед публикой и закричали:

– Что нельзя сказать, то можно показать!

И разделись догола.

А Отто-Пьеса потряс своей пипкой и обратился к зрителям:

– Смотрите на мои гениталии! Во имя демократии, смотрите хорошенько!

И добавил на публику:

– Друзья, идемте все голосовать, чтобы спасти демократию!

Тут появился Томас в костюме каратиста и с огромными накладными усами под носом, как у его отца. И сказал:

– Ну нет! Я не хочу голосовать! Лучше я буду ворчать в своей студии карате!

Вот. Наш спектакль был окончен.

В зале стояла гробовая тишина.

Ни единого хлопка.

По-моему, родители были огорошены. Мы все-таки поклонились, потому что все актеры так делают после представления. Потом Директор опустил занавес. Кажется, он был в полном ужасе.

Наши родители выходили из зала со странными лицами. Отто здорово отругала мать за то, что он заляпал клеем одежду, а мне мама тоже устроила выговор, потому что мое красивое белое платье было все в кетчупе, а пятна от кетчупа не отстирываются. Я решила, что это не так уж важно: каждый раз, надевая это платье, я буду вспоминать, какая у нас была классная пьеса.

– Не так уж важно? – перебила меня мама на кухне. – Думаешь, я тебе позволю надеть платье, когда оно все в пятнах?

Я между делом отъела еще немножко морковного пирога.

– Новогодний спектакль был на прошлой неделе, – сказал папа. – Хотелось бы знать, что могло произойти всего за неделю, чтобы сегодняшний поход в зоопарк обернулся такой катастрофой?

– Это из-за того, что я увидела, когда после спектакля выходила из зала, – объяснила я.

– А можно узнать, что такое ты увидела? – нетерпеливо спросил папа.

Неделю назад, когда мы с родителями выходили из зала, я вдруг заметила ее в толпе зрителей – ее, злую даму из зоомагазина! Она была здесь, среди публики! Я думала, у меня сердце остановится. Поскольку направлялись мы к парковке одновременно с ней, я легко продолжила за ней слежку и увидела, как она садится в свою красную машину с разбитой правой задней фарой и наклейкой на бампере.