Ужин с шампанским

А н г е л - с е к р е т а р ь. Не подведешь?

Т р е т и й а н г е л. Крыльями отвечаю. Ишь, умники нашлись. Ты, кстати, тоже не забудь о моей просьбе. Ну, насчет отдела смены климата и режимов. А то надоело здесь. Пылища, скука…

А н г е л - с е к р е т а р ь. Я про друзей не забываю. (Уходит.)

Х в о с т а т ы й. Что-то любопытное затевается. По моей части…

Появляется п е р в ы й а н г е л.

П е р в ы й а н г е л. Как жизнь?

Т р е т и й а н г е л (нехотя отрывается от бумаг). Что конкретно тебя интересует?

П е р в ы й а н г е л. Что там у нас внизу с творческими кадрами?

Т р е т и й а н г е л. Полный порядок. Увеличиваем количество на душу населения.

П е р в ы й а н г е л. Указ, что ли, такой был?

Т р е т и й а н г е л. Во исполнение инструкции о дальнейшем росте культуры.

П е р в ы й а н г е л. А что в театрах хорошего?

Т р е т и й а н г е л. Развлечься захотелось? Сейчас скажу. Это у нас по линии газетных вырезок. (Берет альбом, листает.) Значит, так. Во Франции сильная порнопьеска «Миллион постелей». В Штатах неслабый боевичок «Три миллиона пуль»…

П е р в ы й а н г е л. Мне бы что-нибудь глобальное. Для души. И чтоб драматург был на уровне…

Т р е т и й а н г е л. Сейчас по картотеке… (Выдвигает ящик.) Номер один у нас английский драматург Пепи Клобс. Создал шедевр «Собака и снег». Тридцать две рецензии положительные, пятьдесят две разгромные.

П е р в ы й а н г е л. Мне бы единодушное, без противоречий…

Т р е т и й а н г е л. Единодушное… Сейчас, айн момент. Вот немец Ганс… Фамилия… неразборчиво. Пьеска «Торопись не опоздать». Тут девяносто положительных и десять разносных.

П е р в ы й а н г е л. А чтобы совсем без ложки дегтя…

Т р е т и й а н г е л. Ага, пьеса Антона Скучалого «Заводская проходная». Единодушный восторг. Сто семь рецензий.

П е р в ы й а н г е л. А о чем?

Т р е т и й а н г е л. Отмечают широту охвата событий, яркость и масштабность героев, философскую глубину разработки темы… И дар провидеть будущее в приметах сегодняшнего дня.

П е р в ы й а н г е л (тихо). Вот везение. (Насторожившись.) А сведения у тебя какой давности? Пыли-то на карточке!..

Т р е т и й а н г е л. Не хочешь — не ходи. А вместо того чтобы по театрам шастать, поступай ко мне в замы по чистоте. А то мой совсем обленился.

П е р в ы й а н г е л. Пыли тут много. Мне бы адресок театра и драматурга.

Т р е т и й а н г е л. Пиши: Театр имени Отдыха… А вот и телефон…

П е р в ы й а н г е л. Спасибо. Пойду.

Т р е т и й а н г е л. Счастливо отдохнуть.

П е р в ы й а н г е л уходит.

Я тебе покажу «Заводскую проходную»… Ишь, критикует: пыльно ему…

Х в о с т а т ы й (выходит из-за стеллажей). Кажется, начинаю догадываться…

Т р е т и й а н г е л (возмущенно). Вам чего?

Х в о с т а т ы й. Давно наблюдаю за вашей нелегкой, но такой нужной всем подвижнической работой. Позвольте выразить восхищение.

Т р е т и й а н г е л. Вы как сюда попали?

Х в о с т а т ы й. Просто зашел. Если бы мне такой архив…

Т р е т и й а н г е л. Или вы сейчас же уйдете, или я позову ответственных за порядок…

Х в о с т а т ы й. Так ведь они все на Юпитер завалились, в горный поход. Я же знаю. Стакан воды — вот все, что я прошу. Вы не сможете отказать жаждущему. Это против вашей морали.

Т р е т и й а н г е л. А вы знаете и пользуетесь. Неблагородно. Копейки, что ли, на газировку жалко? (Уходит.)

Х в о с т а т ы й. Болван! И как старик с такими помощниками ухитряется тянуть эту резину! (Выдвигает ящик.) Так, Скучалый Антон Терентьевич. Ого, месяц я здесь не появлялся, а он аж на второе место скакнул. Прозаик, драматург, эссеист…

Возвращается т р е т и й а н г е л со стаканом воды. Хвостатый поспешно задвигает ящик.

Т р е т и й а н г е л. Это в последний раз. Больше сюда не приходите.

Х в о с т а т ы й. Обещаю. Но обещаю также, что никогда не забуду вашей доброты, очаровательный крылатый друг.

Т р е т и й а н г е л. Я вам не друг.

Х в о с т а т ы й. Спаситель. Когда-нибудь и я вас выручу.

Т р е т и й а н г е л. Надеюсь, не понадобится. Идите. А то копытами стучите, работать мешаете.

Х в о с т а т ы й и т р е т и й а н г е л расходятся в разные стороны. Голубикин поднимает голову, прислушивается. Голос Аделаиды: «Вы там что, совсем уж?.. Как лошади подкованные, честное слово!»

Г о л у б и к и н (выходит из-за стола). Как тяжело одному! (Достает из стола фотографию, долго на нее смотрит.) Как мне не хватает тебя. Как давно это было! А я все не могу забыть…

Затемнение.

За письменным столом сидят С к у ч а л ы й, К у н и ц ы н, М и х а й л о в. Вокруг на стульях — ж е н щ и н а в ч е р н о м, ч и т а т е л и.

П е р в ы й и в т о р о й а н г е л ы в костюмах.

К у н и ц ы н (встает). Дорогие друзья, позвольте открыть читательскую конференцию, посвященную творчеству известного писателя Антона Скучалого.

Аплодисменты всех собравшихся.

Долгие годы я являюсь исследователем творчества этого изумительного мастера художественного слова. Поэтому, чтобы не тратить времени, отошлю вас к своим книгам о нем и в коротком вступлении лишь бегло охарактеризую вехи биографии виновника нашей сегодняшней встречи. (Улыбается.) Родился он в семье, где книг, по его собственным воспоминаниям, не читали. И Антон не читал. Затем поступил на завод, где началась его трудовая биография. Здесь молодой паренек с лихвой компенсирует все, чего не добрал в детстве. Именно на заводе Скучалый обретает трудовой и духовный опыт, который позволит ему создать замечательные произведения: романы, рассказы, пьесы… Хочу сразу предоставить слово человеку, с которым писатель когда-то вместе стоял у станка и который был свидетелем его первых шагов в литературе. Товарищ Михайлов, пожалуйста.