Ужин
Шрифт:
— Черт! — выругался я.
Мишел развернулся и зашагал к велосипеду.
— Ты куда? Мы еще не договорили.
Но Мишел не остановился, он вынул из кармана ключ и вставил в велосипедный замок. Я взглянул на курящего мужчину у входа в ресторан.
— Мишел, — сказал я тихо, но настойчиво, — ты не можешь вот так просто уехать. Как мы поступим? Есть ли еще какие-то фильмы, которые я не видел? Мне нужно просмотреть весь YouTube или ты все-таки мне расскажешь?..
— Папа! — Мишел резко обернулся и схватил меня за руку. — Ты когда-нибудь заткнешься?
Я ошалело уставился на своего сына.
Я ухмыльнулся — несомненно, то была глупая ухмылка.
— Уже затыкаюсь, — сказал я.
Мишел отпустил мою руку; закусив губу, он покачал головой.
— Господи! Ты вообще умеешь общаться по-человечески?!
Я ощутил колющую боль в груди. Любой другой отец тут же возмутился бы: «Это кто здесь, интересно, ведет себя не по-человечески? А? Кто?» Но я был не таким отцом, как все. Я знал, к чему клонит мой сын. Как бы я сейчас хотел обнять его и прижать к себе. Но, скорее всего, он с отвращением меня бы оттолкнул. Я знал, что подобное физическое отречение подействовало бы на меня слишком сильно, я бы расплакался и не смог остановиться.
— Дорогой мой мальчик, — сказал я.
Только без нервов, уговаривал я сам себя. Мне следует его выслушать. Я вспомнил слова Мишела о том, что я его не слушаю.
— Я весь внимание, — сказал я.
Он снова покачал головой и решительно вывел свой велосипед с парковки.
— Подожди! — сказал я, пытаясь сдержаться. Я даже отступил на шаг, словно не желая его задерживать. Но непроизвольно дотронулся до его руки.
Мишел посмотрел на мою руку как на экзотическое насекомое, а потом перевел взгляд на меня.
Мы близки к чему-то, отметил я про себя. К чему-то, что потом уже не вернешь. Я убрал руку.
— Мишел, есть кое-что еще, — сказал я.
— Папа, пожалуйста.
— Тебе звонили.
Он вытаращил на меня глаза. Меня бы не удивило, если бы в следующую секунду я почувствовал его кулак у себя на лице: костяшки его пальцев на моей скуле, из носа потекла бы кровь, зато некоторые вещи бы прояснились.
Но ничего не случилось.
— Когда? — хладнокровно поинтересовался он.
— Мишел, прости меня. Я не должен был этого делать… все из-за этих фильмов… я хотел тебе… я пытался…
— Когда? — Мой сын снял ногу с педали и снова поставил на гравийную дорожку.
— Недавно, это было сообщение. Я его прослушал.
— От кого?
— От Б… от Фасо. — Я пожал плечами и усмехнулся. — Вы ведь так его называете? Фасо?
Я отчетливо видел, как лицо моего сына окаменело. Было слишком темно, но я бы дал голову на отсечение, что оно побелело.
— Что ему было нужно? — спросил он спокойно. Нет, не спокойно. Он старался говорить бесстрастно, почти равнодушно: подумаешь, звонил сводный кузен.
Но он выдал себя. Для него важно было другое: то, что отец прослушивает оставленные ему сообщения. Что я переступил черту. Любой другой отец трижды подумал бы, прежде чем прослушать голосовую почту своего сына. Я тоже трижды подумал. Я предполагал, что Мишел придет в ярость и разорется. Это было бы в порядке вещей.
— Ничего, — сказал я. — Он попросил тебя перезвонить.
«Своим
бодрым голосочком», — хотел добавить я.— О’кей, — кивнул Мишел. — О’кей.
И тут я вдруг кое о чем вспомнил. Когда Мишел, позвонив на собственный мобильник, наткнулся на меня, он сказал, что ищет какой-то номер. Именно за этим он и приехал в ресторан — ему понадобился конкретный номер. Теперь-то я догадывался, чей именно.
— Ты сказал, что я тебя не слушаю, — начал я. — Но я слушал. Когда мы говорили о видео на YouTube.
— Ну и?
— Ты сказал, что это не вы разместили фильмы на YouTube.
— Нет.
— Тогда кто это сделал? Кто?
Иногда ответ содержится в самом вопросе.
Я посмотрел на своего сына. Наши взгляды встретились.
— Фасо? — спросил я.
— Да, — ответил он.
27
В повисшем безмолвии были слышны лишь звуки, доносившиеся из парка и с улицы на противоположной стороне пруда: глухие хлопки птичьих крыльев, набирающий скорость автомобиль, одиночный удар церковного колокола. Мы молча смотрели друг на друга.
Не осмелюсь уверенно утверждать, но мне показалось, что глаза Мишела наполнились слезами. Его взгляд стал недвусмысленным. «Понял наконец?» — вопрошал взгляд.
В тот же момент у меня в кармане зазвенел телефон. Зазвенел и завибрировал. В последние годы у меня ухудшился слух, поэтому я установил в своем мобильнике звонок старомодного черного бакелитового телефона, который слышно за версту.
Я вытащил сотовый из кармана, намереваясь его отключить, но, увидев на дисплее имя абонента, все-таки ответил:
— Да?
Жестом я попросил Мишела не уезжать, но тот, облокотившись на руль велосипеда, похоже, больше не спешил.
— Ты где? — спросила Клэр. На фоне ресторанного шума ее голос звучал тихо, но настойчиво. — Где ты так долго пропадаешь?
— Я на улице.
— Что ты там делаешь? Мы уже почти закончили с горячим. Я думала, ты сразу к нам присоединишься.
— Я тут с Мишелом.
Вообще-то я хотел сказать «с нашим сыном», но передумал.
— Я сейчас приду, — сказала Клэр.
— Нет, подожди! Мишелу уже пора…
Но связь прервалась.
«Папа ничего не знает и, надеюсь, не узнает». Я представил себе, как сейчас моя жена выйдет из ресторана и мы заглянем друг другу в глаза. Смогу ли я выдержать ее взгляд, как несколько часов назад в кафе для простых людей, когда она завела разговор о странном поведении Мишела?
Одним словом, я хотел знать, были ли мы еще счастливой семьей.
Мои мысли вернулись к видеоролику о подожженной бездомной женщине. О том, как он попал на YouTube.
— Мама придет? — спросил Мишел.
— Да.
Возможно, то была игра воображения, но в его голосе послышалось облегчение, когда он спросил о маме. Будто ему надоело торчать тут с отцом. С отцом, который все равно не в состоянии ему помочь. Мама придет? Да. Мне следовало поторопиться. Мне нужно было взять его под свою защиту на той единственной территории, где это было еще реально.
— Мишел! — начал я, снова положив руку ему на плечо. — Что знает Бо… Фасо?.. Откуда ему известно про этот фильм? Он же тогда уехал домой? То есть…