Ужин

Вооружившись лупой, я еще раз подробно изучил предмет. При ближайшем рассмотрении цвет выше кроссовки слегка отличался от фона: чернота улицы в этом месте словно светлела. Скорее всего, это был фрагмент ноги, штанина обладателя кроссовки, попавшей в кадр.

Они вернулись. Это было первым смыслом. Второй смысл заключался в том, что полиция, с согласия редакции программы «Внимание: розыск!» или без него, решила не выпускать в эфир последние кадры.

Конечно, все возможно. Конечно, кроссовка могла принадлежать кому-то еще, а не Мишелу или Рику, случайному прохожему, оказавшемуся у банкомата спустя полминуты после того, как молодые люди сделали ноги. Однако это представлялось маловероятным, учитывая поздний час и район на городской окраине. К тому же этот прохожий стал бы свидетелем происшествия. Одним из важных свидетелей, которых телеведущая и призывала обратиться в полицию.

Взвесив все «за» и «против», я понял, что критику выдерживает одно-единственное объяснение, которое я уже нашел (возня с лупой и окончательный вывод заняли в реальности не больше пары секунд). Они вернулись. Мишел и Рик вернулись, чтобы собственными глазами полюбоваться на содеянное.

Что меня действительно встревожило, так это факт сокрытия дальнейших кадров от телевизионной аудитории. Я пытался понять зачем. Может, на них Мишела или Рика (или обоих) можно опознать? Но тогда эти кадры тем более следовало выпустить в эфир!

«А что, если они не представляют никакой ценности?» — подумал я с надеждой. Нет, решил я. Они не могут быть несущественными. Возвращение преступников на место преступления само по себе уже веское основание, чтобы не вырезать эти кадры из программы.

Значит, там действительно было зафиксировано нечто такое, о чем не следовало сообщать зрителям, о чем знали только полиция и сами виновники преступления.

Где-то я читал, что полиция сознательно не публикует некоторые факты расследования, как, например, тип орудия убийства или улики на теле жертвы. Иначе какие-нибудь психи возьмут на себя ответственность за преступление или попробуют его повторить.

Впервые за прошедшие несколько недель я усомнился: а видели ли сами Мишел и Рик материал с камеры видеонаблюдения? В тот вечер, после телепрограммы «Внимание: розыск!», я рассказал о ней Мишелу, о том, что их действия отслеживала камера, но что на кадрах они практически неузнаваемы. Добавив, что пока рано пороть горячку. В последующие дни мы вообще не возвращались к этой теме. Я считал, что так будет лучше: молчать и не растравлять рану.

Я надеялся, что проблема рассосется сама собой, что по прошествии времени внимание к тому трагическому случаю ослабнет, людей захватит какая-то другая новость и взрыв канистры сотрется из их коллективной памяти. Где-то случится вооруженный конфликт, а еще лучше террористический акт, с большим количеством жертв среди гражданского населения, и люди примутся сокрушенно качать головами. Нескончаемая вереница карет «скорой помощи», искореженные вагоны поездов или метро, снесенный взрывной волной фасад десятиэтажного здания — только таким образом бездомная из банкомата сможет отойти на второй план как пустячный инцидент на фоне крупной катастрофы.

Вот какие надежды питали меня в первые недели. Что новость вскоре устареет — может, даже через месяц, в любом случае через полгода, а уж через год — почти наверняка. Со временем полицию поглотят всякие-разные неотложные дела. Следствие уже не будет вестись столь тщательно, следователей загрузят другой работой, что же до того въедливого следователя-одиночки, который годами корпит над нераскрытыми преступлениями, то на его счет я не питал иллюзий: он существует только как герой телесериалов.

Через полгода-год мы снова заживем счастливой семьей. Конечно, небольшой шрам останется, но он не помешает нашему счастью. Просто надо немного подождать. Соблюдать обычный жизненный распорядок. Время от времени ходить в ресторан, в кино, на футбольный матч с Мишелом. Вечерами, за ужином, я внимательно наблюдал за своей женой. Я искал мельчайшие отклонения в ее поведении, указывающие на то, что она тоже увязывает телесюжет с нашим семейным счастьем.

— В чем дело? — спросила она однажды вечером; наверное, я слишком уж откровенно за ней следил. — Почему ты на меня так смотришь?

— Ни в чем, — ответил я. — Разве я на тебя смотрел?

Клэр рассмеялась, она накрыла мою руку своей и легонько сжала мои пальцы.

В такие моменты я всегда избегал своего сына. Я не желал никаких понимающих взглядов или подмигиваний, никаких проявлений нашей общей с ним тайны. Я хотел, чтобы все шло своим чередом. Общая тайна давала бы нам преимущество над Клэр, его матерью, моей женой. Но в каком-то смысле мы бы тогда от нее отдалились, что представляло более серьезную опасность для счастья нашей семьи, нежели вся эта история с банкоматом.

Без понимающих взглядов, без подмигиваний нет и самой тайны, рассуждал я. Все случившееся мы, вероятно, не сможем полностью выкинуть из головы, но со временем нам удастся от него абстрагироваться. А вот тайну следует забыть. Чем скорее, тем лучше.

25

Таков был мой план. Перед тем как я повторно просмотрел передачу «Внимание: розыск!» и обнаружил белую кроссовку.

Потом я действовал по наитию. Я подумал, что, может, найду еще какой-нибудь материал. А что, если вырезанные кадры, по ошибке или нет, отыщутся на каком-нибудь другом сайте?

Я зашел на YouTube. Шанс был невелик, но попробовать стоило, рассуждал я. Я напечатал название банка, которому принадлежал банкомат, а за ним слова, «death» [8] и «homeless». [9]

Появилось тридцать четыре ссылки. Я пробежался по заставкам. Первый кадр почти везде был одним и тем же: хохочущие лица двух юнцов в шапочках. Отличались только названия и краткий сопроводительный текст. От незатейливого «Dutch Boys (название банка) Murder» [10] до напыщенного «Don’t try this at home — Fire Bomb Kills Homeless Woman». [11] Все фильмы пользовались безумной популярностью — посещения исчислялись тысячами.

8

Смерть (англ.).

9

Бездомная (англ.).

10

«Голландские парни убивают» (англ.).

11

«Не пытайтесь повторить дома — огненная бомба убивает бездомную» (англ.).

Я кликнул на один из роликов, представляющий собой ускоренный монтаж — полет настольной лампы, мусорных мешков и канистры. Потом просмотрел еще парочку. В фильме «(название города) Hottest New Tourist Attraction: Put Your Money on Fire!» [12] слышался закадровый смех. Всякий раз, когда в бездомную женщину летел очередной предмет, раздавался взрыв хохота. Во время финальной вспышки хохот превращался в истерику, сопровождающуюся бурными овациями.

Большинство видео заканчивались этой вспышкой и беглецами.

12

«Самый горячий аттракцион (название города): поджарь свои денежки!» (англ.)

Теперь уже не припомню, почему я кликнул на следующий ролик. Казалось, он ничем не отличался от предыдущих тридцати трех. Первый кадр был примерно таким же: двое смеющихся юнцов в шапочках, только здесь они поднимали стул для броска.

Возможно, меня привлекло название — «Люди в черном 3». Не столь развеселое по сравнению с другими. К тому же первое и, как впоследствии оказалось, единственное название, которое указывало не на происшествие, а (пусть и косвенно) на его участников.

«Люди в черном 3» начинались с брошенного стула, за которым летели мусорные мешки, лампа и канистра. Но отличие от предыдущих фильмов было налицо. Каждый раз, когда молодые люди (или один из них) довольно четко появлялись в кадре, ролик замедлялся. В этот момент звучала зловещая музыка, словно бы гудок или скорее низкий и протяжный звук, как в фильмах о кораблекрушениях и затонувших подводных лодках. В итоге внимание зрителей целиком приковывалось к фигурантам происшествия, Мишелу и Рику, а не к их действиям.