Узкие улочки жизни

— Значит, ты уверен, что нельзя одновременно читать мысли и усиливать нужные?

— Совершенно уверен. — Лювиг взял новую кисть с более тонким кончиком.

— Но как тогда получилось, что у человека, мимолетно подумавшего, что для него все кончено, эта мысль усилилась до предела, вызывающего остановку сердца?

— Что именно тебе непонятно?

— Как, не читая сознание, можно узнать, грубо говоря, на что надавить?

Макс вздохнул, снова отложил орудие художественного труда в сторону, спрятал ладони в карманах и посмотрел на меня с глубочайшим сожалением.

— А как ты раньше узнавал, сердится твоя мать на тебя или нет?

— Ну… Я смотрел на ее лицо, ее руки, вслушивался в ее голос и…

— Внешних признаков иногда бывает более, чем достаточно, Джек. Просто ты начал забывать такие простые вещи, и пожалуй, именно за это мне стоит перед тобой извиниться.

— Макс, не надо…

— Надо. Я тоже был молод, увлечен и глуп, когда подписал тебя на эксперимент.

— Но он же удался!

— Вижу. Даже больше, чем удался. Ты начал отдаляться от обычных людей, Джек, а это скальпелем уже не исправить.

Он нагнулся, поднял корзинку и размашисто зашагал прочь, оставив меня наедине с возмущением, негодованием и обидой, а еще — с болезненным пониманием чужой правоты.

Макс шел, все удаляясь и удаляясь, а мне казалось, что вместе с ним от меня уходило человечество. Я ведь действительно стал чужим для многих людей, ранее окружавших меня. Но что еще хуже, я сам стал относиться к ним, как к солдатам если не из вражеского лагеря, то как к плохо знакомым союзникам.

Возврат невозможен? Макс уверяет, что да. Но он никогда не говорил мне всей правды. Догнать и попробовать прочитать? Нет. Потому что это станет его победой и моим полным разгромом. Как мне жилось раньше? Чужие мысли были для меня загадкой, это верно, но почему-то, вспоминая прошлое, кажется: тогда я понимал происходящее гораздо лучше. Тогда мне было достаточно взгляда, жеста, движения губ, чтобы принять приглашение или ответить отказом. Теперь же я могу доподлинно узнать, что таится за каждым словом, но кем для меня стали люди? Объектом исследований, а не живыми существами, радующимися и огорчающимися, любящими и ненавидящими. Лабораторными мышами, копошащимися где-то внизу, у меня под ногами.

Я возомнил себя высшим созданием? Похоже на то. Но мне не удалось заслужить доверие даже того клана, в который попал всеми правдами и неправдами. Хотя, умеют ли медиумы вообще доверять? Да и можно ли говорить о доверии, если кроме нас и обычных людей по земле ходят те, что способны убить тебя твоими же собственными мыслями?

Кто они? Результаты жуткого эксперимента? Плоды эволюции?

«И раздастся глас тихий, и внемлют ему все, даже от рождения лишенные слуха, и бросит он семя в людские головы, и взрастет то семя, и принесет плоды, и плодонося, пожрет почву, в которую брошено…»

Ты знала, монахиня Иоанна. Знала еще тысячелетие назад. Значит, уже тогда существовала эта угроза? Но медиумы вышли из тени, а те, другие? Конечно, они не откроют свой лик свету. Человечество не примет их. Шутка ли сказать, люди едва смирились с тем, что их самые потаенные мысли могут быть узнаны, а теперь получается, что любая мысль, даже не узнанная, способна стать орудием убийства. Есть ли выход из этого тупика? Я не вижу. Потому что не могу себе представить, как можно существовать, не думая вообще.

— Молодой человек! — Прошамкали откуда-то снизу.

Я повернулся и едва не упал, наткнувшись на инвалидную коляску, в которой сидело нечто, закутанное в плед.

— Простите?

— Вы не подскажете, как мне проехать к… — Тут существо надрывно захрипело и поманило пальцем склониться поближе, чтобы, видимо, не напрягая и без того слабый голос, сказать мне что-то на ухо.

— К главному корпусу?

Отчаянное мотание головой.

— К оранжерее?

Аналогичный эффект и движения пальца, ставшие совсем судорожными.

— Вам плохо? — Я все-таки решился наклониться над коляской. — Я могу чем-нибудь помочь?

— Может быть, — ответил неожиданно чистый молодой голос, рука, точным змеиным броском вырвавшаяся из-под пледа, ткнула щепотью пальцев или тем, что они сжимали, в мою шею, и секунду спустя я с ужасом понял, что падаю.

***

Чувствительность никуда не пропала: кисти рук, безвольно лежащие на коленях, ощущают тепло неподвижных ног, передающееся через ткань. Но пошевелиться… Об этом больно даже думать. Полная блокировка передающих периферийных цепей, как сказал бы Макс. Никогда не думал, что такое возможно. Казалось бы, обязательно должно присутствовать и ощутимое онемение конечностей, но они ничуть не изменились в своих характеристиках. Я просто потерял управление.

Если взять за основу теорию доктора Лювига и пойти дальше, сложившуюся ситуацию легко объяснить. Принимающие контуры нервной системы медиума намного сильнее передающих, поэтому блокировать их без блокировки собственно сознания невозможно: я все равно буду чувствовать почти все происходящее. А вот для исключения владения телом достаточно и небольшой дозы релаксанта, который в меня, похоже, и вкололи.

Вернее, вколол. Невысокий, ширококостный молодой мужчина, сейчас внимательно изучающий содержимое моего бумажника. Коротко постриженные завитки черных волос, неброская одежда темных тонов и странные ботинки, похожие на форменные. В магазине такие точно не продают.

— Сьюп? — В коротких пальцах мелькнула знакомая пластиковая карточка. — Кто бы мог подумать… Ты должен был умереть. Никто не выживал. До сих пор.

Он повернулся ко мне, хмуро сдвинул густые черные брови. Похож на южанина. Италия или Испания, наверняка, уж больно певуче звучит голос. К тому же, кожа желтовато-смуглая, но это не загар, а особенности происхождения. Пронзительные темные глаза, выражение которых невозможно понять. И полное отсутствие мыслей, не совпадающих с произносимыми словами.

— Почему же ты не умер?

Он подошел ближе, сел на корточки рядом с инвалидным креслом, вгляделся в мое лицо.

— Почему?

На гладком, но не слишком высоком лбу отчетливо видны крохотные капельки пота, и кажется, их становится все больше.

— Или я совсем выдохся? Сколько всего было за сутки? Пять, десять человек? Да еще в лечебнице пришлось потрудиться… Нет, нужно сделать перерыв. Особенно перед тем, как займусь тобой.

Его слова дрожью всколыхнули мою кожу. Заняться? Что он под этим подразумевает? Убьет? Вряд ли, ведь один раз он уже попробовал это сделать, и теперь больше заинтересован в выяснении причин неудачи. Будет пытать? Больше похоже на правду. Я не люблю боль, но боюсь, в моем теперешнем положении выбора у меня нет. Как нет возможности узнать, что творится в сознании моего похитителя. Но может быть, это и к лучшему?

— Пытаешься прочитать вот это? — Он постучал согнутым пальцем по своему лбу и ухмыльнулся. — Нет, не получится, как ни старайся. А знаешь, почему? Потому что мне нечего скрывать. Я и так расскажу все. Ведь ты хочешь узнать свое будущее? Наверняка хочешь!

А вот тут ты ошибаешься, парень. Я его и так знаю, а что не знаю, нафантазирую. По большому счету сейчас для меня есть всего два варианта развития событий: или странный незнакомец осуществит нечто, им задуманное, или случится чудо, и меня спасут из лап маньяка. Одно из двух. Но вовсе не пятьдесят на пятьдесят, потому что вряд ли кто-то заметил мою пропажу. Так стоит ли волноваться и переживать, когда ближайшие события предопределены и неотвратимы? Да и это местечко, насколько могу понять, не из часто посещаемых людьми. Хотя, сено на каменном полу подвала чистое и довольно свежее. Но это лишнее доказательство того, что его придут менять очень и очень нескоро.