Узы крови

Регулус странно улыбнулся и переспросил:

– Сюрприз?

– Ага, – тяжело вздохнула она. – Страшно даже представить, что они выдумали.

– Мне тоже, – ехидно протянул Регулус.

Гермиона заподозрила его в соучастии.

– А куда мы, собственно, идем? – она осмотрелась.

Эта часть замка выглядела заброшенной и явно предназначалась для хозяйственных целей.

– В оранжерею, – последовал совершенно неожиданный ответ.

– Зачем? – удивилась Гермиона.

Регулус ничего не ответил – они как раз подошли к двустворчатым стеклянным дверям, за которыми в полутьме угадывались очертания растений. Блэк распахнул створки и подал Гермионе руку – три каменные ступеньки оказались крутыми и неудобными. Оранжерея представляла собой помещение размером почти с Большой зал Хогвартса, с прозрачными стенами и потолком, по которому барабанил ноябрьский дождь. Растения самых разнообразных размеров, цветов и происхождения создавали лабиринт, в котором наверняка было легко заблудиться, и, судя по их виду, домовики еще не до конца привели их в порядок после длительного отсутствия хозяев в замке.

Регулус, не отпуская руки Гермионы, уверенно направился в глубины этого лабиринта, даже не засветив волшебную палочку. Ей стало как-то не по себе – казалось, сотни невидимых глаз наблюдают за ними из-за листвы. Она крепко прижалась плечом к плечу Блэка.

– Оранжерея – одна из самых поздних пристроек к замку, – сказал он. – Если вдруг нам придется держать осаду, то коридор, по которому мы шли, просто напросто закрывается, а с теплицей враги могут делать, что хотят.

– Ага, – озадаченно кивнула Гермиона. – Но зачем мы здесь? Будем собирать ингредиенты для зелий, что ли?

– Нет, я хочу показать тебе гордость нашего зимнего сада, – объявил Регулус.

– Странное время ты выбрал, – проворчала она.

Он наклонился к самому ее уху и заговорщически прошептал:

– Наоборот, самое подходящее.

– Интересно, – невольно улыбнулась Гермиона: теплое дыхание защекотало ей ухо. – Что бы все это значило?

– Подлизываюсь, – заявил Блэк, по-кошачьи улыбнувшись и хитро прищурившись.

Они повернули за угол, оказавшись у дальней стены теплицы. В полутьме Гермиона разглядела какие-то кусты. Регулус взмахнул волшебной палочкой, под потолком вспыхнул большой световой шар, и перед ними распростерлись ряды, нет, целое море роз-перезвон, и все сплошь алые, как кровь. Они потревожено зазвенели, распахивая уже полузакрытые бутоны.

– Простите, что разбудили, – обратился к цветам Регулус. – Срочное дело.

– Красотища, – выдохнула Гермиона, прохаживаясь по одной из узких вьющихся тропинок между кустами. – Вы дарили мне такие цветы в честь моего воссоединения с семьей.

Воздух наполнился благоуханием и тихим звоном, напоминающим ей рождественские бубенцы.

– Была еще красивая открытка с забавными подписями, – улыбка исчезла с лица при воспоминании. – Все сгорело вместе с башней Гриффиндора.

– Башню непременно отстроят, а мы, если повезет, подпишем тебе еще не одну открытку, – Регулус принялся рыться в старом рассохшемся столе и очень скоро извлек оттуда каменный сосуд, на вид очень тяжелый. Он смахнул с него пыль и подошел к Гермионе.

– Я решил показать тебе одно зрелище, которое можно увидеть у нас в саду летом или весной, когда розы цветут там, – он поставил тяжелый сосуд на землю. – Но до лета еще далеко, да и всякое может случиться, поэтому я прибегну к запасному варианту.

– Всякое может случиться? – переспросила Гермиона. – Ты имеешь в виду, если мы не доживем до лета?

Регулус несколько мгновений молчал, внимательно глядя на нее.

– Пока я и Снейп живы, мы не позволим тебе погибнуть, – тихо произнес он.

Гермионе стало жутко от его слов.

– И сами не вздумайте погибать, – испуганно и почти умоляюще прошептала она.

Регулус некоторое время молчал, криво улыбаясь, затем вздохнул и присел рядом с сосудом.

– Готова увидеть одно из самых сказочных чудес природы? – с немного наигранным весельем спросил он.

Гермиона машинально кивнула, сама думая о том, что хотела бы в ответ услышать обещание, что он не умрет. Блэк закусил нижнюю губу, будто самому не терпелось увидеть это – впрочем, так оно и было. Он не без труда откупорил сосуд и…

В первый миг Гермиона зажмурилась от резко ударившего в глаза яркого света. В то же мгновение розы взорвались неистовым звоном, словно вдруг забили малые церковные колокола. Гермиона открыла глаза и изумленно выдохнула. Прямо из сосуда к потолку протянулась ослепительно яркая радуга, сияние, исходящее от нее, рассеивалось бесчисленными цветными бликами, и казалось, будто они с Регулусом стоят в центре северного сияния. Стеклянный потолок и стены окрасились во все цвета спектра, пляшущие по ним блики были похожи на осколки, причудливо сочетающиеся в калейдоскопе. А розы, розы звенели, творя восторженную тонкую мелодию, приветствуя, казалось, саму жизнь, знаменуя приход весны, как ее торжественная свита. Бутоны широко раскрылись, розы повернулись к радуге, как подсолнухи поворачиваются к солнцу, и взволнованно подрагивали, будто подпрыгивая на ножке, чтобы получше рассмотреть предмет своего обожания. И от этого создавалось впечатление, будто в оранжерее плещется море, усеянное розами, и они колышутся на волнах, полностью скрытых от глаз их лепестками. Ничего более прекрасного Гермиона не видела никогда в жизни. Она засмеялась, кружась на месте, стараясь рассмотреть и запомнить каждую деталь. Даже в самом лучшем из снов ей не грезилось подобное.

– Это… это неимоверно! – восхищенно воскликнула она, повернувшись к Блэку.

Цветные блики скользили по лицу Регулуса, огоньками отражаясь в темных глазах. Он стоял, сунув руки в карманы брюк – небрежный, красивый, как говорится, «блестящий молодой человек» и, при этом, такой… родной. Хотелось прижаться к нему и не отпускать. Гермиона шагнула к нему ближе.

– Знаешь, я еще никогда до того букета не видела роз-перезвон, если не считать фотографий, – сказала она. – А так много и подавно, – она еще раз восхищенно осмотрелась. – Я словно в сказке, – а про себя добавила: «И ты – неотъемлемая ее часть».

– Эти крикливые розы вывел один из наших предков, – произнес Регулус, глядя на звенящие цветы. – Правда, он хотел создать «дозорные» розы, которые бы били на сполох, но обставить природу ему не удалось – цветы ведь созданы для красоты. Получилось нечто очень далекое от его замысла.

Цветы, казалось, даже листья протягивают к радуге.

– То, что вышло, нравится мне намного больше, – заметила Гермиона.

Регулус усмехнулся уголками губ.

– Да, в нашей семье есть одна поговорка насчет этого, – задумчиво протянул он. – Временами правдивая, кстати.

– Какая? – заинтересовалась она.

– «Перезвон цветет там, где сердце Блэка».

Гермиона посмотрела на него.

– А что значит «временами правдивая»?

Регулус улыбнулся.

– Ты, должно быть, так и не побывала в саду Стивенсонов. Там перезвонов не меньше, чем здесь, причем расти они начали, когда Талия встречалась с Сириусом. В поместье Розье их тоже когда-то было много, сейчас, правда, не знаю.

– У Розье? – округлила глаза Гермиона.

– Ну да, Друэлла Блэк, мать моих кузин, в девичестве была Розье, – объяснил Регулус. – А у Лестрейнджей, например, перезвоны были посажены еще где-то в девятнадцатом веке, но, когда Белла к ним переехала, все усохли.

Гермиона изумленно подняла брови.

– Да уж, очень в духе Беллатрисы, – пробормотала она.

Регулус задумчиво помолчал, потом глубоко вздохнул и произнес:

– Розы-перезвон считаются чем-то вроде нашего второго герба.

– Почему? – опять удивилась Гермиона.

Блэк по-кошачьи прищурил глаза, и, казалось, предвкушал ее реакцию на свои следующие слова.

– Просто матерая псина не совсем подходит для вещичек вроде этой, – он вдруг поднял руку, в которой неведомым образом оказалась обтянутая алым бархатом коробочка.