Узы крови

Гермиона хихикнула, представив, какое было бы лицо у Снейпа, услышь он это.

– Кстати, пользуясь его отсутствием, я выдам тебе страшный секрет, – Эйлин подалась вперед и заговорщическим тоном поведала: – Ту чудесную мантию он тебе по своей инициативе подарил, я тут ни причем.

– А он утверждал обратное, – тем же тоном ответила Гермиона.

Эйлин лукаво подмигнула ей.

– Сам выбирал, – сказала она. – Ворчал страшно. Что-то насчет того, что мода – худшее проклятие мира, и он никогда даже в кошмарном сне представить не мог, что ему придется выбирать одежду для шестнадцатилетней девчушки.

Гермиона засмеялась. Она не знала, правда ли это, но Снейп, с ворчанием выбирающий девчачьи мантии – зрелище довольно комичное, даже если существующее только в ее воображении.

– А я тут на днях пыталась выведать у него, как он познакомился с моей матерью, – невинно заметила она, рассчитывая получить интересующую ее информацию.

– О, наблюдать за развитием их с Гиневрой отношений было забавно, – улыбнулась леди Снейп. – Северус изо всех сил старался быть неприступным и холодным, но, впервые увидев их рядом, я поняла, что все его старания бесполезны, что бы он сам ни думал на этот счет. Однако подробности я узнала от Гиневры – мистер Снейп никогда бы не стал говорить о таких сентиментальных вещах. Ни в коем случае!

Они опять дружно засмеялись.

Поздно вечером Гермиона возвращалась в Хогвартс в прекрасном расположении духа: Эйлин безжалостно выдала ей немыслимое количество забавных случаев из детских и отроческих лет Снейпа. Относительно своих однокурсников она могла не волноваться: отбой уже был, и ей предстояло увидеться только с соседками по комнате.

Когда они с Эйлин аппарировали перед воротами школы, Снейп с дежурным аврором уже ждали их. Удобно быть дочерью одного из профессоров: можно и в школу вернуться в такое время, когда никого другого уже не впустили бы.

– Наконец-то, – процедил Снейп.

– Мы прекрасно отдохнули, – бодро сообщила Эйлин. – Спасибо, что поинтересовался. Заботливо с твоей стороны.

– Я взял на себя смелость предположить, что отдых прошел хорошо, раз вы вернулись не утопшими русалками, – невозмутимо ответил он.

– Действительно смело, – с укоризной сказала Эйлин. – Между прочим, я тут подумала, что наедине Гермиона вполне могла бы называть тебя Северусом.

Снейп перевел взгляд на Гермиону, и ей тут же захотелось отказаться от такой благодати.

– Вижу, ты согласен, – Эйлин смахнула несуществующую пушинку с плеча сына. – На другое я и не рассчитывала, – она повернулась к Гермионе. – Слышала, дорогая?

Гермиона с опаской покосилась на зельевара.

– Слышала, – пробормотала она.

– Господа хорошие! – рыкнул аврор. – Будьте-ка любезны поторопиться! Мне еще заново ворота запирать, а моя смена заканчивается через пять минут!

– Извините за неудобства, – улыбнулась Эйлин, пока Северус не успел огрызнуться. – Уже ухожу. Всего хорошего, мои любимые, не забывайте писать старой развалине.

– Ты не развалина, – одновременно возразили Гермиона и Снейп.

Это было неожиданно. Краем глаза Гермиона заметила, как Снейп растеряно покосился на нее. Эйлин коротко засмеялась и исчезла. Небось, нарочно это сказала.

– Я могу не называть вас Северусом, – по дороге к замку пробормотала Гермиона.

Снейп соизволил ответить только когда они остановились у мраморной лестницы.

– Называйте уж Северусом, – сварливо сказал он.

– Хорошо, – покладисто кивнула Гермиона.

– Но на уроках вы должны называть меня «профессор Снейп», – уточнил он.

– Конечно, это понятно, сэр, – с готовностью ответила Гермиона.

Он продолжал пронизывать ее взглядом.

– Северус? – предположила она.

– Медленно соображаете, – подытожил он и протянул ей клочок пергамента. – На случай, если вас остановят авроры. Отбой уже был.

– Спасибо, – слабо улыбнулась Гермиона.

– Пропуск на одну ночь, – сузил глаза Снейп. – А не для вечного пользования гриффиндорцев.

– Я это понимаю, – хмыкнула Гермиона.

– Отрадно, – бросил Снейп и отправился в подземелья.

– Спокойной ночи! – крикнула ему вслед Гермиона.

По дороге в Башню никто ей не встретился, и она уже решила, что неожиданности на сегодня закончились, но, войдя в свою комнату, остолбенела.

– Сюрприз! – воскликнула Стелла, раскинув руки в стороны.

Комната утопала в дорогих букетах цветов. Цветы были повсюду: на тумбочках, на столике, на полу, заполонив почти все свободное пространство. Оставались только узкие проходы к кроватям.

– Что это? – выдохнула Гермиона.

От цветочного нашествия дух захватывало: она словно находилась в роскошном саду.

– Это все тебе! – недовольным тоном уведомила Лаванда. – Я, конечно, очень за тебя рада, но мы тебе не прислуга, чтобы совам каждые пять минут окно открывать!

– Ну хватит уже ворчать, – закатила глаза Стелла.

– От… от кого это? – запинаясь, пробормотала Гермиона, медленно передвигаясь по цветочному царству.

– От многих и многих благородных семейств нашей страны, – Стелла вытянула карточку из букета огромных белоснежных лилий. – Это, например, от Аполлона нашей школы и остального дома Мальсиберов.

Она протянула Гермионе карточку с тисненным фамильным гербом: белая лилия с каплей росы на лепестке. Чьим-то аккуратным почерком было написано «Искренние поздравления».

– Красные розы от Забини, – провозгласила Блэк, выуживая из букета следующую карточку.

– Камелии от Паркинсонов, – Парвати помахала карточкой и девушки дружно скривились в приступе неприязни к Панси.

– Белые розы от Ноттов, – Стелла развернула карточку. – Вам шлют поздравления, мисс Снейп, и выражают свою радость по поводу чудесного воссоединения с семьей.

– Я тронута, – Гермиона развернула карточку, прикрепленную к декоративным подсолнухам – их прислали из дома Лонгботтом.

– Так ты правда дочка подземного чудища? – шутливо спросила Парвати, скорчив рожицу, изображающую то самое чудище.

– Я дочка Снейпа, – все же поправила ее Гермиона. – Это правда.

– О, ну… – Парвати, очевидно, не ожидала, что Гермионе не понравится подтрунивание над Снейпом, и немного смутилась. – Ну, тогда и мои поздравления.

Гермиона кивнула. Ей, наконец, удалось подобраться к стоящему на ее тумбочке огромному букету волшебных неувядающих роз-перезвон, которые тихо позвякивали, соприкасаясь друг с другом – словно браслеты, нанизанные на руку цыганки. Каждый цветок был размером с ее ладонь, алые лепестки необычной остроконечной формы казались колючими на вид, однако были такими же шелковисто нежными, как и у других роз.