В Бога веруем

Евгений думает.

— Значит, сильнее, — говорит он.

— По определению, — говорит Негодяев. — У тебя шнурок развязался.

“Ну так завяжи”, — сказали бы мы на месте Евгения. Вот еще фокусы; что он о себе возомнил, этот maitre de plaisir, прихлебатель, гондон, недостойный человек. За чей счет ты такой крутой и чью супругу тру-ру? А ситуативно он прав: добро, зло — открой только рот, сгоришь потом от стыда.

Может быть, Евгений еще не разобрался, что к чему. Откуда ему было знать, и не у супруги же спрашивать. Кроме того, помыкать людьми так сразу не научишься, и сверх навыка здесь необходимы присутствие духа и знание психологии. Это бичом отвлеченной сатиры легко размахивать, а в глаза кого назови гондоном: а ну как тот крикнет: “нет, я не льстец?” — и кулаком тебе в ухо. Поэтому те, кто в психологии разбирается, ходят с охраной. Решив загадку мироздания подручными средствами.

Да? знаете, нам кажется — как бы это сказать, — что у вашего героя проблемы сексуального характера. Это вы почему так решили? Ну смотрите: женился рано, вынужденно и на стерве. (Угу; три слагаемых успеха в семейной жизни.) Раз он до сих пор от нее не ушел, значит, просто некуда. Будь с ним все в порядке — обязательно бы нашлось, куда. С психологией у всех плохо, но это неважно, если нет проблем в постели. Да? так, может, он потому и не уходит, что с этим у них все в порядке. А почему она тогда — ну, вот так? А, ну это от избыточности темперамента. Вот сучка, Эй, полегче! Что вас так завело? Наверное, сами с рогами.

о двух вистах на восьмерной

Негодяев, между прочим, сказал умную вещь. Чуть только добро осознает мощь своих кулаков — все, прощай. Когда это происходит, где точка кипения — зафиксировать невозможно. Предугадать невозможно. Предотвратить тоже. А что можно сделать? Ничего. Принять к сведению, как и все остальное. Как смену сезонов, восход солнца, состояние сингулярности, народную мудрость и всю абсурдность существования, которое соединило в себе тело и душу.

— Горе той плоти, которая зависит от души, — сказал Аристид Иванович, — и горе той душе, которая зависит от плоти.

— Нельзя требовать от людей слишком многого, — заметил на это Негодяев. — И чему может помешать такая душа, как у них?

Аристид Иванович улыбнулся.

— Не знаю, — сказал он, — поверите ли вы мне, но я от людей не требую вообще ничего. Я просто мечтаю.

— О чем?

— Ни о чем. В этом весь смысл мечты. Когда речь идет “о чем”, не мечтают, а добиваются.

“Однако”, должен был подумать Негодяев. Вслух он сказал:

— Восемь без козырей.

— Однако, — сказал Аристид Иванович. — Вист.

— Вист, — сказал и Евгений. Нашел тоже случай продемонстрировать силу характера.

Ах, как мило: пишут пулю и базарят о том о сем. Два виста на восьмерной — это всегда похвально, но вечер, свет, тепло, благородные напитки на маленьком столике смягчают сердца и язык. Аристид Иванович не комментирует. Аристид Иванович прихлебывает густой красный портвейн. Здорово. Великолепно.

— Иному человеку его собственная душа становится столь чужой, что он падает замертво, когда приходит срок увидеть ее, — говорит Аристид Иванович. — Женя, зачем же вы червей снесли?

— Зачем Женя вообще вистовал, — говорит Негодяев. — Реально замертво?

— Когда как. Забирайте, все ваше. Порою человек не может взять в толк, что с ним произошло. В этот момент кажется, что изменения произошли внешние, не в человеке, а в мире вокруг. Как после обморока. Или комы.

— Утратил адекватность. Прошу.

— Спасибо. Говоря, что кто-то утратил адекватность, вы подразумеваете наличие таковой в прошлом. Вопрос: кому, чему он был адекватен?

— Сам себе.

— Тогда придется говорить о самоидентификации, а она доступна только высокоорганизованному сознанию. Скажу “раз”. А высокоорганизованное сознание — большая редкость. Люди живут эмоциями, на простейших реакциях. Как и животным, им мало доступен… скажем, отвлеченный субъективизм. Чтобы выявиться, их “я” должно вступить в какие-то отношения с миром объектов; без этого мира — без “ты”, “они”, “нечто” — его просто не существует.

— Пас, — говорит Евгений. — А в чем тогда сложность само… — он ловко, с глотком вина, проглатывает трудную часть слова, — если есть, на фоне чего?

— Не так просто отличить верность себе от онанизма, — говорит Негодяев. — Играйте, многоуважаемый.

Аристид Иванович с интересом изучает прикуп, берет, сносит и задумчиво смотрит на Евгения.

— Семь червей, — говорит он. — Это позиционирование, а не самоидентификация. Корректировать спекулятивное мышление реальностью, какой смысл? Если у вас на руках мизер, и в нем две зияющие дыры, можете быть уверены в том, что с прикупом придут еще две дыры, ничего больше.

— Пас, — говорит Евгений.

— Вист, — говорит Негодяев. — А фактор расклада?

— Про расклад все сейчас узнаем, — говорит Аристид Иванович, забирая первую взятку. — Ага. Семь как семь. А на мизере было бы четыре дыры.

— Согласен. А скажите, Аристид Иванович, есть у вас личные враги?

— Думаю, что нет. Но также думаю, я сам — личный враг очень многих.

— Это следствие позиционирования или самоидентификации?

— Не знаю, — говорит старикашка, пожав плечами. — Вы шутите, я стараюсь рассуждать; это пример чего?

— Времяпрепровождения. Манихеи как развлекались?

— Как все, наверное. Как мы сейчас. Правда, у них существовал запрет на спиртное.

— И это вы называете развлекаться?

— Еще они пели псалмы.

— Тоже весело.

— Не ветхозаветные, конечно, — уточняет Аристид Иванович. — У них были свои псалмы. Раньше люди были проще и могли получать удовольствие от вещей более сложных, чем они сами. Теперь они только почувствуют себя униженными. Когда карлики захотят быть вровень с великаном, великану отрубят ноги.

— Значит, я манихей, — сказал Евгений. — Пас.

Аристид Иванович посмотрел на него с сомнением.

— Всякое бывает, — сказал он вежливо.

— Два паса, — сказал Негодяев. — Милосердные карлики могут стать на ходули.

— Они милосердны, пока их мало, — сказал Аристид Иванович, переворачивая первую карту прикупа. И они углубились в распасы, где мы их и оставим.

о Первочеловеке

Поначалу Свет и Мрак существовали не соприкасаясь и не смешиваясь: между ними пролегала непреодолимая граница. Но наступил момент, когда Материя посмотрела на Свет, позавидовала его красоте и пожелала его. Сперва она выращивала свои деревья, то-се, демоны и цари коротали время в междуусобных разборках. (Тогда Дым и победил всех прочих.) Но нежной страсти эта бурная деятельность не заглушила — и Свет, ради спасения своей целомудренной твердыни, вынужден был подсуетиться и тоже кое-что создать. И создал он Первочеловека. Но к человеку этот первочеловек никакого отношения не имеет (тупиковая ветвь развития, как парантропы и неандертальцы). Он был похож неведомо на что и одет в пять хороших стихий. Задачу перед ним поставили примерно такую же, как перед вторым Терминатором. И события стали развиваться примерно так же.