В дальних плаваниях и полетах

Вдруг, словно по сигналу, качка прекратилась — «Ермак» вошел в бухту. Здесь тихо, как на пруду в безветренную летнюю ночь, а в четверти мили позади свирепо рычит океан. Над крышами прибрежных хижин стелется дымок, повеяло обжитой землей.

Своеобразен этот уголок северо-западной Европы. На юге Исландии, далеко от бухты, куда Воронин привел ледокол, расположен главный город страны — Рейкьявик: в нем жило тогда более трети всего 140-тысячного населения Исландии. Северо-восточное побережье кажется пустынным, но и здесь, как на затерянном в Гренландском море норвежском островке Ян-Майен, мимо которого мы прошли минувшей ночью, есть рыбаки, зверобои.

В бухту входит «Мурманец». Льды и волны ободрали краску с бортов. Но команда как ни в чем не бывало перекидывается шутками с ермаковцами; встретились старые приятели, участники совместных походов. Наши моряки приглашают друзей.

— А мы вас, товарищи, к себе не зовем, — говорят те. — На нашем судне всемирный потоп.

Капитан Ульянов промок и продрог, щеки и подбородок обросли, усы повисли. Полярники обступили его:

— Спасибо вашей команде! Геройское совершили плавание!

Ульянов даже смутился:

— Слишком вы нас того… Ничего выдающегося… Верно, Владимир Иванович?.. Вот бы ваши механики посмотрели у нас машину…

Суда продолжали путь на юг. Сделали еще одну остановку — в скандинавском фьорде, у норвежского городка Коппервиг. Делегация местных горняков поднесла полярникам искусно сделанный торт, изображающий дрейфующую станцию. Как было не вспомнить хабаровские, читинские, красноярские подарки в поезде челюскинцев!

С быстротою кинокадров промелькнули дни плавания в Балтике. Бункеровка в Таллине. Горячая встреча в Ленинграде. Ночь в экспрессе. Митинг на вокзале в Калинине. Запруженная народом Комсомольская площадь столицы…

Полярники приехали в Кремль. Двери Большого Кремлевского дворца гостеприимно распахнулись, и в ослепительном сверкании люстр полярники увидели множество приветливых, дружески улыбающихся лиц. Из-за стола поднялись Валерий Чкалов, Михаил Громов, Михаил Водопьянов, их соратники по арктическим перелетам. Чкалов шагнул навстречу Папанину, крепко обнял:

— Здорово, Дмитрич, дорогой! Ну и молодцы!

Четверо смелых, самоотверженных людей свершили истинный подвиг и сделали ценнейший вклад в науку о Центральной Арктике. Так было положено начало новым методам исследования Полярного бассейна.

После Отечественной войны изучение высоких широт продолжалось с нарастающим успехом. Уже в 1950 — 1951 годах действовала дрейфующая станция «Северный полюс-2». В 1954 году в Центральной Арктике одновременно работали две плавучие научные станции: «СП-3» и «СП-4», а с весны 1955 года — «СП-5». Годом позже в высоких широтах Арктики возник плавучий научный городок — станция «СП-6», затем — «СП-7»… Одна за другой появлялись в Центральном Полярном бассейне всё новые дрейфующие станции, их уже обозначали двузначным числом: «СП-10», «СП-11», «СП-12»… В 1967 году в Арктике действовала станция «СП-15», дрейф уносил ее к центру Полярного бассейна; 6 декабря она прошла в непосредственной близости от Северного полюса. По своему техническому оснащению и объему научных исследований все эти плавучие экспедиции превосходят первую станцию «Северный полюс», работавшую в 1937 — 1939 годах. Но подвиг четырех исследователей, положивших начало новейшему способу изучения Центральной Арктики, навсегда вошел в историю.

В наше время, в шестидесятых годах, арктические пилоты и летом, и в полярную ночь совершают воздушные рейсы к ученым дрейфующих экспедиций. Карту высоких широт пересекают во всех направлениях пути советских станций на льдинах. Работа наших полярников обогащает представления человечества об огромной области, которая веками была загадкой.

ЧКАЛОВСКАЯ ВОЛЯ НЕ УМРЕТ!

Красная площадь. Потоки молодых демонстрантов. Жизнерадостные, веселые, полные веры в будущее юноши и девушки. Счастливая, торжествующая юность!.. На левом крыле Мавзолея Ленина, рядом с членами правительства, — Валерий Павлович Чкалов и Иван Дмитриевич Папанин… Так было летом 1938 года, через несколько месяцев после встречи полярников в Кремле.

Чкалов и Папанин спустились вдоль кремлевской стены к Манежной площади. Москвичи горячо приветствовали героев. Валерий Павлович обменивался с Папаниным впечатлениями, вспоминал о девчурке, поднявшейся на Мавзолей: «А в руках у нее букетик, крохотный-крохотный…» Потом стал уговаривать Ивана Дмитриевича съездить на какую-то невиданную рыбалку. У гостиницы «Москва» Чкалов распростился — он спешил на аэродром.

Поздней осенью я встретил его в Художественном театре, а на другой день заехал к Валерию Павловичу домой. На письменном столе, подле знакомого глобуса, лежали недавно изданная книга Чкалова «Наш трансполярный рейс» и пачка писем. Почти год прошел, как горьковчане избрали Валерия Павловича депутатом в Верховный Совет СССР. К народному избраннику обращались не только земляки: в его корреспонденции я увидел конверт с почтовым штемпелем «Барселона». Далеко распространилась слава летчика!

— Трудновато мне, — указал Чкалов на письма. — Ведь пишут-то наши советские люди, каждый ждет от тебя ответа. Вот Егорова Матрена Фоминишна, из Канавина, просит протолкнуть — так и пишет «протолкнуть» — свою пенсию в собесе. Или это — от молодежи моего Василёва — насчет постройки водной станции. Читаешь письмо, и думается: может, старая Фоминишна с утра в окошко глядит — не несет ли почтальон весточку от депутата? Я взял за правило отвечать каждому, в течение десяти дней. Потому всегда и кажется, будто недоделал чего-то…

— А летать много приходится?

— Сейчас новую машину готовят, вот это ястребок! — пылко проговорил Чкалов.

— Кто же будет испытывать?

— Этой машины никому не уступлю.

— А шарик в отставке? — показал я на глобус.

— Нет, никуда он от нас не денется! Сейчас октябрь, толковать об этом рановато… Хорошо бы первым делом в Австралию слетать и разведать: как оттуда рвануть дальше на юг?

— К Южному полюсу?

— Ага! На нашем АНТе свободно можно перелететь из Австралии в Южную Америку через Антарктиду. Мы с Байдуковым и Беляковым мозгуем это дело… Ну, а тем временем построят новую машину — для шарика.

— Значит, можно создать самолет дальностью в тридцать тысяч километров?

— Ясное дело!

Чкалов крутнул глобус и улыбнулся.

— Правильно говорил в Нью-Йорке старик Стефанссон, что выбрать маршрут для дальнего перелета стало нелегко… Здорово шагает авиация! Годков пятнадцать назад кто бы поверил, что в наше время можно будет слетать за десять — двенадцать тысяч километров без посадки. А пройдет четверть века, и станут за несколько часов летать в пустыню Сахару, куда-нибудь в Южную Америку или в ту же Австралию — очень просто!..

Это было последнее мое свидание с Валерием Чкаловым, великим летчиком, народным героем.

Несчастье стряслось 15 декабря. В три часа дня мне позвонил товарищ — журналист:

— Беда! Говорят, на Центральном аэродроме разбился Чкалов.

— Невероятно! Валерий Павлович в Горьком.

— Нет, он вернулся в Москву и сегодня будто бы испытывал новый истребитель.

«Сейчас новую машину готовят, вот это ястребок!» — ожили в памяти чкаловские слова.

Беляков находился совсем рядом с аэродромом, я позвонил ему.