В душной ночи звезда
Шрифт:
Марья заговорила первой. Осторожно спросила, не знает ли он, человек бывалый и путешествующий, как помочь больным деткам Агатки?
– А что Мокошиха?
– отозвался Бод. Мокошиха лечила баб и детей округи, и до сих пор справлялась.
– Не помогло, - пожаловалась Агата, - старшенький нездоров, а младенец мой совсем помирает!
– и женщина всхлипнула, вглядываясь в маленькое сморщенное личико своего дитяти.
– Что делала?
– спросил Бод.
– Запекала в печи...
– У кого научилась?
– Люди сказали, так делала Мокошиха, вот и я сделала. Завернула ребёночка в рогожку, засунула в печь, пересчитала пальцы, и достала.
– Слова какие
– Не.... Не знаю, что говорить надобно?
– Молитву читать надо, а не пальцы считать. Слова нужные запомнить. И ты, Марья, затверди, что скажу, - пойдёшь помогать. Для лечения две женщины нужны. Сможете сделать всё правильно - поправятся детки.
Женщины кивнули.
– Ты, мать, больше не смей богданку в горячую печь садить. В плохую минуту запечёшь не сущи*, а родное дитя.
– Ох!
– испугалась Агата.
– Бабка же делала...
– Мокошиха лекарка хорошая, а тебе своей головой думать надо, ты не Мокошиха: та умеет, а ты - нет. Пожалела заплатить знахарке и чуть не спалила своего младенеца, глупая женщина.
Агата устыдилась. Бортник сказал правду.
– Слушай же: ребёнка своего посадишь на хлебную лопату, а этого, - Бод кивнул на крохотное слабое дитя на руках у Агаты, - положишь на лопату. Но сначала омой младенца тёплой хлебной водой. Поднимешь на припечек, - не в печь, слышишь? А с Марьей заранее сговоритесь, чтобы Марья стояла у тебя за дверью, ждала, пока ты ребёнка к печи поднесёшь. Ты, Марья, распахнёшь дверь в хату, всплеснёшь руками и закричишь: 'Ой, что это ты, Агата, делаешь?!' Отвечай ей: 'Как что? Не видишь - сущи пеку!' Тогда Марье нужно снять дитя с лопаты и сказать: 'Ну, пеки, пеки сущи!'. А тебе после этого - сунуть в печь пустую лопату, и опрокинуть, будто ты в печи хлеб оставляешь.
– Ох!
– спохватилась кожушникова жена, - так не надо было мне мальчика в горячую печь засовывать?
– Тебе - не надо. А Мокошихе - можно. Ей дано такое умение: лечить людей и старых, и малых. Не обижайте, бабы, старуху-знахарку, она у вас одна такая на весь город.
Бод заставил женщин несколько раз повторить слова древнего обряда очищения огнём, и был суров с ними, чтобы не напутали. Сам тем временем успел несколько раз провести рукой над головой младенца, выдохнул незаметно пару нужных слов. У несчастного ребёнка личико разгладилось и порозовело, и он спокойно уснул на руках матери.
Чародей остался доволен собой: дитя будет жить.
Агате сказал:
– За совет передашь мне, хозяйка, что-нибудь круглое. Хочешь - грош, хочешь - капусту, сыра круг, - что сама придумаешь. Но только круглое, так киевские святые старцы велели.
Бод давно обнаружил, что для речицких мещанок нет никого важнее киевских святых старцев. Каких? Они и сами не ведали. Но слушались охотно, верили в чудодейственные советы, преданные якобы вездесущими святыми старцами. И Боду это было на руку: ему совсем не хотелось иметь дело с радцами* и лавниками* по обвинению в колдовстве.
День подходил к концу.
Как только солнце опустилось за заповедную дубраву в заходней стороне, Бод почувствовал тихую печаль. С каждым угасающим солнечным лучом в сердце словно начинала звенеть тонкая струна...
"Сирена, сирена - это ты поёшь мне? Сирена, ты - правда или сказка, в которую я поверил? Наверное, ты живёшь в каждой женщине, ты поёшь таинственную беззвучную песнь, которая предназначена одному мужчине. И если суждено песне донестись до его ушей и услышит мужчина твой зов, то уже не властен он над собой. Ох, Анна! Песнь твоя, видно, искала меня и нашла, зацепила, - и не
отпустишь ты моё сердце".Завтра ждёт его неблизкий путь: ещё до ярмарки Бод приготовился посетить свой тайник в чаще дикого леса. Он не был там с тех пор, как сошёл снег. Кое-что необходимо отвезти туда, припрятать; кое-что, наоборот, сейчас могло понадобиться. Слишком много таинственных вещей и необычных предметов окружало чародея. Нельзя всё это хранить в одном месте.
Бод оставил хозяйство на одиноких соседей. Дед и бабка присмотрят за птицей. Собаку не взял с собой, приказал караулить двор, отпугивать лис по ночам. У дверей на пороге поставил веник - пусть знают люди, что хозяина нет дома, и не ломятся в веснички. Запер ворота, повернув в двух антабах* крепкий брус. Закрепил веснички лозовым жгутом, чтобы не распахнул их ветер. Поклонился дому, прошептал несколько слов и, только начало светать, Бод, тяжело навьючив своего серого Навгуна,* вывел коня за околицу.
Примечания:
*Намитка - высокий женский головной убор из обмотанного вокруг головы и шеи длинного узкого куска полотна. Вряд ли кто-нибудь, кроме Анны, носил в Речице намитку - это часть костюма женщин центральных районов Великого Княжества
*Сницер - резчик по дереву
*Бельчик - деревянная посуда ёмкостью примерно 4 литра, с крышкой, с двумя ушками сверху, как у ведра, сквозь которые продевалась палочка. За палочку, как за ручку, несли бельчик.
*Сирена - легендарная чародейка-обольстительница; идеальная возлюбленная.
*Греческий закон - православие. В те времена нередко принимали обряд крещения во взрослом возрасте, сознательно.
*Дерюга - очень плотная льняная домотканая ткань, долговечная и достаточно тёплая
*Плац-участок под застройку. Размеры городского плаца в XVI в. равны прим. 3,3 сотки.
*Жилые дома в Речице не строили на подклетах. Разве что это были дома знати. Но вот кладовые, стоявшие отдельно от дома, как правило, все имели нижний этаж: подклет. В подклетах в бочках хранился запас зерна и проч. А наверху в этих кладовых-клунях, держали сало, ветчину, ценные вещи и сезонную одежду.
*Сущи - болезни, немощи.
*Радцы - граждане, выбранные горожанами в магистрат. Лавники выбирались войтом для рассмотрения криминальных дел. В XVI веке радцы и лавники вместе разбирали судебные дела, в том числе и обвинения в чародействе.
*Антабы - железные кольца на воротах, дверях.
* Навгун, или Навнагун - первая часть имени Бода, данного ему в раннем детстве при посвящении в храме Оанна. Полное имя мальчика - Навнагусор.
Лес
Дикий край, в котором редко были разбросаны селения и небольшие местечки, жил своей особенной жизнью.
Здесь, в междуречье, среди лесов и болот, широкие спины могучих полесских рек Днепра и Припяти извивались неторопливыми змеиными изгибами. Блестела под солнцем и отсвечивала сталью их волна-чешуя, вздыбленная свежими ветрами. В глубоких ложах-руслах, проложенных в незапамятные времена среди сырых травянистых берегов, - великие змеи-реки перекатывали свои воды. Кое-где реки огибали высокие кручи, подмывали оголённые пласты глин и песков, отрывали от берега пласты, поросшие вековечными деревами, строптиво доказывая своё исконное право течь вольно и свободно. Иногда им наскучивало привычно дремать в старом ложе, и они, словно поворачивая с боку на бок гигантское жидкое тело, промывали себе новую дорогу, оставляя на прежнем месте заводи, старицы и обширные болотистые низины.