В душной ночи звезда

– Я всю жизнь помогала людям, и через мои руки пришло в мир множество детей. А скольких я спасала от хворей! Скажи, может, Бог простит мне грехи молодости? Я загубила только троих младенцев, остальное - наветы!

Бод отвёл глаза.

Мокошь поняла. Нет... Сделанного не вернёшь, не исправишь...

Настроение её опять изменилось, как меняется подвижная вода, она закричала:

– Раз так, и говорить больше нечего! Уходи, чародей! Не будет толку с нашего разговора!

– Это твой ответ?
– промолвил бортник, вставая.
– И не хочешь помочь, поддержав и укрепив меня?

Знахарка молча отвернулась.

– Ну, пусть случится то, чему суждено...

И он ушёл, смирившись с уготованным ему неведомым испытанием.

***

Он шёл, творя особые заклинания, которые делали его для посторонних почти безумцем: он плохо видел окружающее, но хорошо чувствовал, куда надо идти. Несколько случайных встречных, с которыми он не поздоровался, вскоре узнали в городе, что у мещанина Бода вчера в пути украли одного сына и покалечили другого.

– Человек умом тронулся от горя!
– посочувствовали они, рассказывая всем, как шёл, не видя земли под ногами, бортник.

А Бод вскоре свернул с гостинца на лесную дорогу, но ещё нескоро свернул с этой дороги на едва заметную звериную тропу, петлявшую в непролазной чаще. Хутор, похожий на тот, в котором остановились когда-то за Горвалем, чернел перед ним гнилыми боками старых, давно заброшенных хат, и сильное заклинание окружало и стерегло это место.

***

...Девушка вышла навстречу, такая прекрасная, что чародей закрыл глаза.

Он не мог перевести дух, испытывая на себе мощное колдовство грубого обольщения. Чёрные глаза девы-пламени, казалось, пожирали его!

Бод забыл, зачем пришёл, думая лишь о том, как отгородиться: её призыв нёс с собой смерть. Это даже не чародейство сирены, - не Эрос, от которого теряли чувство времени, но не умирали. Это - враждебная стихия, выше его собственной, задумавшая уничтожить его во что бы то ни стало, без следа - пеплом развеять по ветру!

"Ветер! Ветер несёт огонь на меня! Кажется, я знаю, кто - ветер!" - с горечью подумал Бод, удивляясь женскому коварству, обращённому против него. Бода корчило. Ему казалось, что он то горит в огне, то пылает страстью, и опять - страдает в огне, и вот, снова - другой пожар, закипает кровь!

Вот мука! И что спасёт его?!

Ничего!

Он один!

Стихия огня выше, чем его собственная...

А Серафима умело показывается в своей немыслимой красоте. От кого узнала, что эти жесты не оставят равнодушным ни одного мужчину?! Серафиме нужно только одно: чтобы подпустил близко, раскрылся чародей ей навстречу.

– Боишься? Зачем?
– заговорило с ним это обольщение, с каждым его вздохом приближаясь всё ближе, ближе.

– Просто покорись мне: я сильнее. В моих жарких объятиях тебе будет сладко! Один миг со мной - не пожалеешь, и никогда не забудешь. Тебе и остался-то только один миг: так будь же со мной!
– ведьма захохотала.
– Это - прекрасный конец для тебя, чародей! Мы достойны друг друга! Ну, смелее!

"Как устоять?! Почему не выждал, не склонил на свою сторону Мокошь? Пропадаю!" - испугался чародей, мимо воли представив, что, продлись колдовство ещё столько же, и он в безумии поползёт на коленях к этой ведьме, умоляя её...

И вдруг: языками пламени бесы заплясали вокруг девы так, что длинные волосы её взметнулись вверх.

– Не-е-ет!
– зарычал чародей, поняв: чтобы заполучить его, Навь не остановится ни перед чем - и прорыв не закрыть тогда никому!

"Ищи, что поможет, действуй, действуй, действуй! Не бойся последствий, не бойся оступиться: лучше сойти с Пути и ответить самому пред лицом Вечности, чем стать вратами для Зла!"

Верное решение пришло: он выхватил флягу, наполенную водой из ручья, что за Тиселем, торопливо открыл, и, не думая, просто размахнувшись, - со звериным рычанием сквозь сжатые зубы, - плеснул водой на ведьму и на огненный хоровод тварей Нижнего мира.

Повернувшись вокруг себя, вылил воду по кругу, замкнув охранное кольцо.

Бесы, заверещав, исчезли.

Серафима отшатнулась с криком боли. Боль - как будто обдали кипятком! Чары развеялись...

И теперь Бод увидел перед собой темноволосую деву, с бледным, без единой кровинки, лицом, с узким прямым носом, начинавшимся высоко - между разлетевшимися, с крутым капризным изломом, чёрными бровями. Лишь пристальные неумолимые глаза остались те же: глаза жадно горели на восковом лице Серафимы. Крупные уши не закрыты неприбранными волосами, откинутыми за спину. Тонкое гнутое тело бледной Серафимы стало жалким, оно больше не годилось для страстного

призыва...

Серафима бросилась в осевшую хату, ища себе убежища. Мотнулись и рассыпались по костлявым плечам тёмные, отливавшие на свету огненно-рыжим, спутанные космы. Бод содрогнулся от отвращения: и эта Мара* раскрывала ему свои объятия, чтобы слиться с ним, и, насытившись, став сильнее, убить?!

Бод теперь был уверен, что тело, в котором встретила его ведьма, было телом Анны.

Его затрясло от страха: где милая? Где сын? Он поворачивался в круге, боясь покинуть его. Трясущимися от волнения руками достал кольцо с алым лалом и впервые примерил его на палец. Кольцо подошло только на мизинец.

– Муж мой, я здесь, - прозвучал голос Анны за его спиной.

Как это?!

Бод обернулся. Его женщина стояла на тропинке, выходившей из чащи, хоть ещё миг назад здесь никого не было. Рядом стояла Мокошь. Впрочем, Мокошь тут же отшатнулась назад, - старуха явно была озадачена, и с удивлением оглядывалась...

– Ты? Это ты?!
– протянул к ней руки сильный чародей, чувствуя, что ведьма чуть не сделала его сумасшедшим, и теперь он нуждался в помощи и опоре, в проверенном и неизменном, что не подведёт, не превратится, не обманет. Он по-прежнему не покидал очерченный водой круг, который спас его, сделав неуязвимым для огненной Серафимы и её Навей.

– Бабушка Мокошиха велела не медля ехать за тобой, - приняла его Анна, подойдя близко-близко и открывая свои объятия, - сосед запряг Навгуна, и мы поехали лесной дорогой, а когда сошли с возка и продирались по тропинке сквозь бурелом, вдруг через несколько шагов оказались здесь.

Жена дрожала и оглядывалась, она тоже ещё

не пришла в себя от такой неожиданности.

– Анна моя, Анна!
– Бод, только взяв её за плечи, начал успокаиваться. Для него всё снова стало возвращаться на свои места.

Старуха лекарка, искоса взглянув на супругов, которые тихо целовали друг другу сплетённые пальцы рук, буркнула:

– Не время!

– Мокошь, помоги же мне! Анна, проси Мокошь стать на мою сторону!
– взмолился Бод.

– Для того и принеслась сюда, как на крыльях ветра, - снова пробурчала суровая старуха, не в силах отделаться от впечатления, что её и Анну, сократив им путь, перенесла сюда какая-то таинственная сила - обе глазом моргнуть не успели!

– Покидай свой зачарованный круг. Я с тобой, - махнула она бортнику рукой.