В движении вечном

И, наконец, представители третьей группы взрослого населения поселка выбирали бездумно бездонные реки. Слащаво заманчивые, безнадежно заплывчатые...

2

Железный занавес

Критерии "взрослой" иерархии были также отнюдь не виртуальными, а самыми конкретными. Должность, чин, денежный мешок, триумвират тот же "квартира-машина-дача" со штатовскими джинсами в придачу. Был еще один важнейший критерий, почти недосягаемый для простого народа, и потому особо весомый -- побывать "там".

Планета была разделена на два враждебных, противоборствующих лагеря: социалистический Восток и капиталистический Запад. Что, что было "там", за таинственным пограничным барьером?

В реальности виртуальной, газетной и телевизионной там была горстка буржуев-капиталистов, и были армады рабочей нищеты. Там были забастовки и голод, безработица, демонстрации, митинги, была непобедимая мафия, наркоманы, проститутки на выбор за витринами центральных авеню. В реальности же настоящей было советское, "нашенское", что значит третьесортное, "колхозное", часто смешное и уродливое -- и было "ихнее", импортное, дефицитное и желанное, неизменный атрибут высших иерархических кругов, или т.н. большого начальства. Были и отголоски из тех же кругов, от тех, кто бывал там не раз и запросто:

– - Азнаете, сколько у них зарабатывает квалифицированный рабочий?.. какое у них пособие по безработице?.. почем сегодня доллар на черном рынке?

– - Видели бы вы их дороги!

– - Там в твоем пальтишке хваленом последний нищий в сортир ходит.

– - У нас дефицит во всем, а у них кризис перепроизводства.

В реальности виртуальной "там" был загнивающий капитализм, экономический коллапс, тупик цивилизации. А у нас был Юрий Гагарин, космические корабли, орбитальные станции, военная мощь. У нас были олимпийские победы, всеобщая занятость и копеечное хлеб-молоко-масло "изобилие" на продуктовых полках... Все это было, и этого было не отнять.

Так где же был экономический тупик, а где авангард цивилизации?

3

Неожиданное открытие

И вот как раз с экономической географией, этой "сухой и черствой" наукой было связано одно из величайших разочарований Игната в те далекие годы.

На уроках в борьбе со скукой он часто просматривал школьные учебники вперед. Обязательно находил там что-нибудь интересное, это не только помогало скоротать тягучее время, но было и весьма полезно впоследствии. Знакомое всегда легче запомнить.

Но что интересного можно отыскать, например, в учебнике по экономической географии? Без "картинок" и иллюстраций, среди ее сухих цифр, таблиц и показателей? Каждый раз, переворачивая наугад черно-белые страницы, Игнат снова и снова убеждался в этом. И лишь однажды в самом конце... Там, в конце учебника он обнаружил то, что тогда так поразило внезапно.

Там, в конце учебника были таблицы с различными экономическими показателями многих стран. Из них действительно следовало, что в большинстве важнейших отраслей экономики его великая страна занимала второе место в мире, а в некоторых даже выходила на первое. Это было и действительно так, но... только по "валу"!

В укромном уголке каждой таблицы была малозаметная узенькая графа. Именно в ней было как раз то, что тогда так поразило внутренне Игната. А именно: по показателю количества продукции на душу населения Советский Союз несравнимо уступал не только США, но и Японии, и странам западной Европы, и даже друзьям своим социалистическим странам. По этому показателю его великий и могучий Советский Союз был недалеко от стран так называемого "третьего мира".

Но ведь количество продукции на душу населения -- показатель, по сути, наиважнейший в оценке эффективности экономики!

Его великая страна с "передовой плановой социалистической экономикой" была по ее эффективности где-то на самых задворках планеты.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ОТГОЛОСКИ БИРЮЗОВОГО ЛЕТА

1

Тогда и теперь

А у нас с тобою

Все осталось прежним,

Разве может осень

Помешать любви?

Строки эти тоже привез в поселок Антон бирюзовым летом.

Весна, лето любви... И зима, осень.

Еще неделю назад казалось, что бесконечное свидание и впрямь никогда не закончится. Бархатистой порой, в хороводе чудесном неповторимых мгновений -- разве можно было тогда даже думать об этом?

Но...

Порывистым ветром, дыша остужено сырыми рассветами, разорвал отчаянно августовский домашний уют серый промозглый сентябрь. А вместе с ним явился и дружок неразлучный на пару, тревожный, поворотный десятый выпускной.

* * *

Снова был вечер сырой, зябкий, ветреный -- обычный для этой осени. Частый обложистый дождик моросил два дня и две ночи подряд, и лишь сегодня после обеда слегка распогодилось.

"Ну вот, надо же и ему хоть чуток отдохнуть! -- тотчас понадеялся Игнат. -- Может хоть к ночи чуток успокоится".

В прошлую субботу дождь был весь день и весь вечер. Они погуляли немножко по безлюдным улицам, и, прощаясь, снова приютились привычно возле своего старого приятеля колодца, пусть хоть и под ненадежно широким брезентовым куполом игнатового зонтика. Но дождь секанул внезапно колючей россыпью, студеный сивер подхватил отчаянно, словно оживший в руках, неудержимо взлетающий зонтик, остервенело мял и комкал его без конца в осклизлую мокрую онучу.

Сегодня к вечеру дождь как бы и стих, но мглистый рассеянный воздух был насквозь пропитан мельчайшей водной пылью, которая внезапно накатывала пронизывающими волнами промозглой расплывчатой непогоди. Под призрачным светом столбовых уличных фонарей сизовато мерцала крупчатая плоская кукуруза дорожной брусчатки; забияка-сивер потрясал разъяренно костлявыми пальцами оголевших придорожных каштанов. Так и сидел бы, казалось, в домашнем уюте весь вечер, сонливо взирая в голубые эфирные дали или витая где-то далёко средь заковыристых изгибов невероятных сюжетов... Но сегодня была суббота, и это был единственно возможный на неделе их вечер свиданий.

Нежная июльская ночь... и хмурый, растерзанный ветром, промозглый октябрьский вечер. Теперь все вокруг, словно на перегонки поспешало вмешаться, не дать прикоснуться, обнять и хоть немножко вобрать такого желанного и трепетного тепла. Пронизать насквозь зябкой сыростью и покинуть одну лишь постылую безнадежность, мучительную ностальгию по былым "бирюзовым" денькам.

Дружка-ветра застенчивый шепот, ароматы цветущих лугов, и прощальные отсветы зорь... Тогда он и думать не мог, он знал, что услышит в ответ, и он слышал это. И вот теперь, как чужак непрошенный, буйный сквозистый октябрь прямо с порога плеснул в лицо почти позабытое, жгучее, что так щемило занозисто в их самые первые дни.