В движении вечном
Шрифт:
– - Не боись, тебе на похмел еще хватит.
Сама торжественная церемония регистрации происходила в поселковом совете, небольшом тогда каменном здании с высоким деревянным крыльцом. Родня и приглашенные гости поздравляли молодых под традиционный бокал шампанского, а в это время въездные ворота у дома, перегородив длинным широким столом, уже старательно украшали отборными цветами, яркими воздушными шариками, разноцветными лентами; обвивали еловым лапняком. На самом видном месте крепили большой лист бумаги с выразительно вычерченной, круглой цифрой.
– - Смех один, десять литров! -- не мог порой
В ответ на это ему замечали резонно:
– - Намалевать нам и тут целую бочку запросто, а коли по реальности глядеть... Что тут что там, добро коли с полведерка отломится.
Терешкина хата была в поселке по соседству с витькиной.
– - Зайдем, глянем? -- предложил в тот день Витька под вечер. -- Все хлопцы давно там. А потом вместе в клуб.
– - Давай.
В надвигающихся вечерних сумерках народу у разукрашенных въездных ворот становилось все больше. Разбившись на небольшие кружки, взбалмошно-шумные и не очень в зависимости от возрастного ядра, окрыленные враз, многочисленные любители холявной сотки нетерпеливо взирали в суетливые сполохи занавешенных оконных стекол, где уже вовсю кипела и буйствовала свадьба. Время от времени у одного из таких кружков семенящим мелким подбегом выныривала из густых сумерек приземистая шустрая бабенка с объемной полотняной сумкой в руках.
– - Давайте, хлопчики... За молодых.
– - Са-авсем ты нас забыла, Максимовна! -- разочарованным эхом доносилось из других кружков.
– - Ага, забудешь! -- лишь отмахивалась она в ответ. -- Еще и после той не просохли.
И уже спешила назад в хату.
– - Ну и как, родимая? -- слышалось вскоре ей вслед. -- Пошла, что надо?
– - Ай, ище тая муть, сахарница.
– - А ты уже раскатал губу! На холяву так ему еще и хлебную... Держи котлету.
Прибывших к свадебным воротам друзей заприметили сразу:
– - Давайте сюда, мальцы. Тут толечко и на вашу долю.
Закрасневшийся масляно, расплывшийся в блажной усмешке Генка-Артист держал торжественно в одной руке маленький круглый графинчик с мутноватой жидкостью, а в другой глубокую алюминиевую миску с закуской.
– - Ну, кто сперва?.. Давай ты, Витек, по-старшинству.
Слегка растерянный от неожиданности и сразу необычайно посерьезневший Витька принял тремя согнутыми пальцами дополна налитый стограммовик. Не моргая, так и взирал на него неотрывно, словно еще не решив окончательно.
– - Э-э, браток, кота за хвост не тяни! -- командовал рядом кто-то из бывалых. -- Тут раз-два надо... О!.. о-о! Молодец, хлебушка дайте, на-ка, на-ка нюхни!
Как пригнутый неведомой силой, Витька лишь вертел головой машинально, никак не мог вдохнуть сунутый грубо под нос, пропахший холодной котлетой, спасительный хлебный мякиш.
– - И-ишь, как она его закрутила. Ну-ка, ну-ка, теперь другу, держи.
Мерзко хлестнула, пронзая до самого донца, белесая сивушная муть. Приняв в руку влажный граненый стаканчик, Игнат содрогнулся невидимо всем телом; как перед внезапным скачком со скалистого обрыва примкнул отчаянно веки. Но сегодня это уже ничего не значило, сегодня пришла пора познать, и он чувствовал это.
Махнуть залпом, как Витька, не вышло. Первого глотка хватило,
пожалуй, лишь на половину огненно жгучей удушающей порции -- какие-то мгновения казалось, что вот-вот хлынет неудержимо назад отвратительное теплое пойло, но как противную горькую микстуру во время тяжелой болезни знакомым волевым усилием Игнат, все-таки, одолел судорожно, довершил решительно двумя коротенькими глотками.– - Раз-два-три! -- хохотнул похвально рядом Генка-Артист. -- Молоток, талантлёвый хлопец.
И уже совал торопливо под самый нос свою почти пустую, осклизлую миску.
...Она подступила откуда-то изнутри, сплошной массивной наволочью. И, обождав лишь секунды еще в апатичной уверенной вялости, придавила мгновенно и враз с разбитной феерической силой -- легкая беззаботная эйфория! Как это чудесно, как упоительно, гармония внутри, гармония вокруг, гармония всюду, ликующий от земли до зорь, всепоглощающий океан гармонии в блажных шелковистых сумерках, и нет, казалось, сейчас наилучшего приюта во всей Вселенной.
Неодолимой тяжестью хмельное марево придавило куда-то на самое донце и былую рассудительность. Теперь Игнат уже не думал: хотелось орать -- орал, хотелось смеяться -- хохотал во все горло, хотелось задирать -- лупил размашисто приятелей в плечи. А слова и звуки, словно сами по себе неудержимо сплетались в горластые, хлесткие фразы.
И все же.
Снова откуда-то изнутри проступила щемящей украдкой тревога. Нарастало все явственнее пугающее ощущение того, что эта дивная, неведомая прежде, всеохватная эйфория, достигнув своей пиковой точки, пошла постепенно на спад. Тревога эта дыбилась в гору, перерастала потихонечку в подлинный страх, наполняла собою всецело, пробуждая в итоге только одно желание, одну-единственную цель -- вернуть! Вернуть обратно тот сладостный пик, вернуть, продолжить, сохранить навсегда. И это единственное желание, эта единая цель наполняли с очевидностью теперь и у всех тех, кто был рядом.
– - Ну и где она? Где она, эта Максимовна? -- слышно было сквозь шутки, смех и буйные пьяные выкрики.
– - Ты стой здесь, а я у ворот ближе. Не воронь, зови, если что! -- командовал в азарте Витька.
Ни сивушный дух, ни мерзкая теплая горечь уже не пугали. Решительными скорыми глотками Игнат прогонял до конца очередную жгучую порцию. Витьке фартило в тот вечер, он не забывал о друге, но о самом себе в первую очередь, и это было заметнее с каждым часом.
– - Там дружок твой, глянь: фигурное катание! --- сообщили вскоре Игнату, смеясь и показывая пальцем в сторону забора. -- О, гляди-гляди, снова пошел на круг... Стоять, стоять!
Выписав мелковатой дробью на непослушных ногах сразу две заплетастые фигуры, Витька хватанул неуклюже обеими руками за дощатый заборчик и резким обвалом ринулся вниз.
– - Готов клиент!
– - Оп-па, с копытов! -- заливался рядом явно тоже добавивший Генка-Артист. -- Абзац, мальцы, пора тралевать до хаты.
Витька уже тогда тянул кг на семьдесят с гаком, но предстоящая задача его доставки домой показалась Игнату поначалу не сложной. После очередной "допинговой" порции вновь бодрящей волной наплыла, завластвовала эйфория, но теперь это была не та невесомая, сладостная эйфория, как в начале, а какая-то смешливо-дурашливая.