В «игру» вступает дублер

— Не тот язык, — как бы подводя итог своим сомнениям, сказал он.

Панов задумчиво повертел в руках радиоперехват, и было непонятно, придал ли он значение словам Игнатова. В кабинет вошли подполковник Кондратьев и капитан Рыжов из особого отдела. Как видно, генерал пригласил и их на совет. Передавая им бумагу, Панов предложил поломать над ней голову и вышел. Игнатов догадался: пошёл на специальный пункт связи, чтобы переговорить с кем-то из центра.

Спорить начали сразу же, как только закрылась дверь за Пановым. Особенно горячился Кондратьев. Он напомнил, что не был сторонником акции с бомбёжкой. Как только узнал об этом, сразу же и возразил, а предлагал пристрелить фон Клейста из-за угла. Это мог бы сделать любой из них, чтобы не вовлекать в опасное дело Зигфрида, для которого самое важное — уцелеть и прижиться в немецком тылу.

Кондратьев чекист старый, пришёл в органы госбезопасности ещё во время гражданской войны из партизанского отряда. Игнатов ценит его смелость и опыт, но не всегда может с ним согласиться: сейчас не гражданская война и противник совсем другой, умный, хитрый, расчётливый. «Пристрелить из-за угла» — это та же партизанщина. Поэтому он сказал как можно мягче Кондратьеву:

— Вас бы, Василий Романович, объединить с Колей Черновым и можно под виллу фон Клейста подкладывать… вместо взрывчатки. Тут подумать надо, расшифровать.

— Дошифровались! — не уступал Кондратьев. — Зигфрид в руках у немцев!

— По-моему, не следует спешить с такими категорическими выводами, — возразил Игнатов.

— А это что?! — Кондратьев потряс бумагой перед самым лицом майора.

— А это… Это загадка, которую мы все вместе должны разгадать. Вот потому и не надо горячиться. Давайте лучше порассуждаем.

Его минутная растерянность уже прошла, и он заставил себя сосредоточиться. Взял текст радиоперехвата и начал читать вслух, то и дело ставя вопросы.

— Во-первых, если наши бомбы не достигли цели, тогда зачем немцы шлют шифровку в Берлин?

Кондратьев молча передёрнул плечами, посмотрел на Рыжова.

— Я сам лётчик, — сказал Рыжов, — по опыту знаю, если имеешь конкретное задание бомбить такой-то объект, не бросишь бомбы куда вздумается.

— Вот именно, — согласился Игнатов.

— Но одно дело, когда заранее знаешь цель, и совсем другое ориентироваться на ракету, — озабоченно, словно раздумывая, произнёс Рыжов.

— Ну вот! — опять загорячился Кондратьев. — Может, и не попал куда нужно!

— Во-вторых, — продолжал Игнатов, будто не слыша их разговора, — посылая телеграмму в Берлин о ликвидации «агентов-диверсантов», немцы могли рассчитывать на то, что мы её расшифруем? Могли. Кроме того, они сообщают о нескольких диверсантах, а Зигфрид в данном случае действовал… один!

В это время вошёл Панов и тихо сел на диван, показывая тем самым, что не намерен мешать разговору. Вид у него был уже не такой удручённый — наверное, успел выйти на связь и получить совет из центра.

— Мне кажется, — выкладывал далее свои доводы Игнатов, — противник пытается дезориентировать нас, вынудить на поспешные действия: авось поторопимся, просчитаемся.

— Это вполне возможно, — заговорил Панов, и все повернулись к генералу. — Не будем тратить времени, товарищи. Попробуем перехитрить врага. Как по-немецки «окно»? Дас Фенстер? Так и назовём предстоящую операцию: «Дас Фенстер». Жду вас всех у себя через пятнадцать минут.

Когда вслед за Пановым вышли Кондратьев и Рыжов, Игнатов задумался, пытаясь найти объяснение молчанию Зигфрида и Морозова. Если с ними что-то случилось, почему молчит Анна? Ах. Вот почему: она не знает шифра, шифр у Зигфрида. Значит, он до неё не дошёл! Почему?

Ночной переполох

Хроника. В августе 1942 года танковая армия фон Клейста, участвовавшая в операции «Грюн» против Чехословакии, в операции «Вейс» по захвату Польши, в операции «Гельб» против Франции, заняв Ростов, вошла в предгорную зону Северного Кавказа.

* * *

Генерал фон Клейст допил вечерний чай и поднял чашечку поближе к свету, падавшему на стол из-под круглого зелёного абажура. Да, это была тонкая работа. Почти прозрачный фарфор, расписанный мелкими лилово-фиолетовыми цветочками с изящно нанесённой в некоторых местах позолотой, напоминал изделия майсенских мастеров. Он повернул к глазам донышко и вместо привычного клейма немецкого фарфора увидел две русские буквы.

— Удивительная страна, — сказал он, обращаясь к своему гостю. — Варварские привычки уживаются рядом с изысканным художественным вкусом.

Генерал Маккензен настороженно вытянул длинную шею, не зная, как отнестись к этому замечанию шефа: поддержать его восхищение прекрасным сервизом или акцентировать внимание на грубой натуре народа, который вот уже больше года пытаются втиснуть в рамки образцового порядка на всей завоёванной территории. Здесь, на Северном Кавказе, германские войска находятся уже несколько дней, и попытка установить свой порядок так же безуспешна, как на Украине, в Белоруссии. В самом деле, варвары, не желающие следовать здравому смыслу. Ленинград в блокаде. Немецкая армия вплотную подошла к Сталинграду. Совсем немного усилий — и оба города падут. Тотчас же, как только в руках немецких войск окажутся грозненская и бакинская нефть. Всё будет кончено ещё до наступления холодов: дивизия «Эдельвейс» успешно продвигается в горы.

Генерал Маккензен искал, как бы удачнее выразить одной фразой всё, о чём думал, но пауза явно затянулась. Благодушно настроенный фон Клейст поставил чашечку на блюдце и мягко откинулся на спинку кресла, устраиваясь поудобнее. В его невысокой плотной фигуре, несмотря на внешний облик добродетельного германского бюргера, всё-таки угадывалось аристократическое происхождение, вполне оправдывавшее приставку «фон» к фамилии. В повороте головы, в движениях рук, в какой-то чертовски небрежной раскованности, никогда не выходящей за рамки приличия. Генерал Маккензен слегка завидовал этому, во всяком случае, гораздо больше, чем тому обстоятельству, что не он, а именно фон Клейст был командующим 1-й немецкой танковой армией. Но в то же время он гордился близостью к шефу.

— Прекрасный вечер сегодня, не правда ли? — сказал фон Клейст.

— О да!

Маккензен подался вперёд, выражая готовность поддержать разговор, как бы во искупление за свое долгое молчание, хотя прохладный вечер и не был ему по вкусу.

— Сейчас бы сюда пару хорошеньких девочек… Недурно бы? А?

Маккензен застыл с полувопросительной улыбкой, опять не зная, отнестись ли к этому всерьёз или как к шутке. Клейст добродушно рассмеялся:

— Ценю вашу стойкость, но здесь, право же, есть очень хорошенькие. Например, в театре. Я был у бургомистра, когда к нему явилась депутация из хорошеньких женщин во главе с директором.

В конце июня в город эвакуировался музыкально-драматический театр из Ленинграда. Вернее, в эту труппу были собраны люди из разных коллективов и даже городов, сохранилось лишь название театра. По дороге пытались обосноваться в нескольких местах, но снова уходили от надвигавшегося фронта, пока не добрались до маленького города на Северном Кавказе. Отсюда театр уйти не успел. Директор безуспешно пытался найти машины, чтобы вывезти театральное имущество и людей. Городские власти, обещавшие машины, вдруг отказали, сославшись на то, что еле успевают вывезти раненых из госпиталей. Так и случилось, что театр остался в оккупированном городе.