В кабинете психоаналитика. Эмоции, истории, трансформации

Третий пример показывает, как пациент — лучший коллега — способен непрерывно сигнализировать о собственных эмоциональных потребностях.

«До свидания» и «щипцы» Джанлуки

Длинный анализ с Джанлукой уже был мною описан (Ferro, 1993b,f). В самом начале пациент был не способен ни спать, ни находиться в состоянии бодрствования из-за того, что ему постоянно мерещились ужасные испражнения, выделения (evacuazioni)¹⁵. После реконструкции психического контейнера нам удается постепенно перейти к трансформациям в галлюцинозе, а затем к онейрическим видениям («фотограммам») наяву (Bezoari, Ferro, 1990b, 1994b). Наконец, пациент рассказывает о друге, перенесшем нейрохирургическую операцию: слишком сильное давление сопровождалось позывами к рвоте, ему вживили трубочку¹⁶, которая должна была выводить избыток давления вовне (интроекция контейнера). После чего Джанлука начинает видеть сны и одновременно восстанавливать собственные эмоции — теперь преходящие — и собственную жизнь.

Сновидения становятся нашим основным инструментом работы. Пациент очень ценит нового механика, синьора Морини: тот любит свою работу и хорошо чинит мопеды для ребят, которые ему симпатичны: «У него хороший сын — у спокойных и серьезных отцов и дети тоже спокойные и серьезные». Джанлука хочет получить автомобильные права... и ездить в Павию без отца... «нажимать предохранительные кнопки запора дверей»... ему «становится все легче и легче говорить “до свидания”» (таким образом, прощания и ритуал окончания сеанса упрощаются).

Меня растрогали планы Джанлуки на будущее: он хочет открыть филиал мебельной фабрики отца не с целью конкуренции, а просто в другом месте... Название, которое он выбрал для своего магазина, звучит так: «Софа»¹⁷.

Он показывает мне свою фотографию в трехлетнем возрасте, потом в восьмилетием и затем — четыре новых фото, сделанных им только что для водительского удостоверения. Он рассказывает мне, что хорошо водит машину даже по улицам с трехполосным движением. Также хорошо он теперь справляется с отношениями в рамках семейного треугольника.

Он купил экспортный вариант машины «маратеа», но не уверен, сдавать ли экзамен на права, хотя ему приснилось, что отец поставил «тормоз» на педаль газа, чтобы он не слишком быстро ездил.

Начинаются мои мучения по поводу окончания анализа. Время пришло? Он готов? Или я должен поставить «тормоз»?

Оставаясь позади него, я говорю себе, что еще рано, и рассказываю ему (как сказал бы Мельцер, занимаясь пропагандой) о «ребенке, которому будет грустно меня покинуть»: он показывает мне запястья, объясняя, что они крепкие и сильные. Мысль о преждевременном окончании анализа тревожит меня, мне не удается сразу переварить эту мысль, и я вновь возвращаюсь к прежним рассуждениям. У него снова, как много лет назад, в начале анализа, возникает визуальный образ (флэшбек): «Вижу щипцы». На этот раз я все понимаю и говорю ему, что теперь он боится, что я сам не могу отпустить его, и хочу удержать, хотя он в этом уже не нуждается.

Я начинаю видеть в нем молодого человека, который хочет принять на себя ответственность за свою психическую жизнь, я чувствую, что должен отказаться от фантазии охранять Джанлуку, думать за него. Я боюсь, что отпускать его еще слишком рискованно, но, возможно, этот риск необходим... Как только я начинаю мыслить в данном ключе, он в первый раз рассказывает о собранной им за эти годы коллекции. Он собрал полную серию Р.А.С.К (купил в охотничьем магазине): Биг Джим, Биг Джек и страшный драчун Торпедо, но храбрый Биг Джим не боится, купить все это ему дорогого стоило...

Я говорю ему, что, возможно, это именно то, что он приобрел за годы анализа и труда... Я ничего больше не добавляю... мне кажется необходимым проявить сдержанность, и я за это вознагражден. Он показал игрушки своему другу Давиде. Сначала Давиде все посмотрел, а потом поиграл с ним, но очень аккуратно, ничего не сломав, как Джанлука и надеялся... Таким образом, он просит установить дату окончания анализа, и мы расстаемся, как было намечено, под «грустный звон меланхоличных колоколов» — из его сна, рассказанного на последнем сеансе.

Глава 2

Упражнения в стиле

Название этой главы заимствовано, конечно, из одноименной прекрасной книги Кено (Queneau).

Тема возникла из многолетнего исследования, основанного на групповом обсуждении аналитических сеансов, дословно или очень подробно запротоколированных. Для такой цели подходят случаи Фрейда, в особенности случай Человека-Крысы (1909). Подходит и необыкновенный случай Ричарда, тщательно и детально описанный Мелани Кляйн (1961). Можно было бы использовать «Пиглю» и «Фрагмент одного анализа» Винникотта (1977, 1978), а также «Руки живого бога» Милнера (1969). Однако найти непосредственно записанные сеансы (кроме сеансов молодых коллег) не очень легко, обычно клинические отчеты пишутся в косвенной форме, в виде пересказа, материал оказывается слишком отфильтрованным.

На мой взгляд, магнитофонные записи не очень полезны, хотя их ведут многие исследовательские группы. Прежде всего нужно упомянуть работы Томэ и Кэхеле (1996, 2000), в которых материал, по-моему, отфильтрован слишком мало (там приводится дословная запись диалога так, как он звучал, поэтому материал выглядит обедненным, кроме того, вносимые коррективы не представляются мне уместными), достаточно обратиться к размышлениям Биона в работе «Научение через опыт переживания» о «научности психоанализа». Поэтому я по-прежнему предпочитаю классические отчеты, написанные после сеанса.

Однако мне казалось неправильным комментировать сеансы коллег, даже опубликованные в печати, так как это было бы похоже на упражнения, которые могут прозвучать как критика, причем коллеги были бы лишены возможности защититься или ответить.

И тогда я нашел выход: взять свои собственные записи сеансов различных периодов моего психоаналитического образования и развития (кое-что изменив, чтобы сделать пациентов неузнаваемыми) и прокомментировать их с точки зрения терапевтической модели и того, как я их рассматриваю сейчас, по истечении многих лет. Разумеется, эти рабочие модели не претендуют на то, что бы соответствовать моделям и подходам различных психоаналитических школ, они лишь выявляют то, как я понимал и применял те или иные принципы техники и теории. Не то, что мне «преподавали» супервизоры или рабочие группы, но то, как я это воспринимал.

Думаю, что такой отчет о моем собственном продвижении в профессии будет полезен потому, что после того, как время супервизий для кандидатов и молодых коллег проходит, остается поистине тайной, чем же все-таки занимается аналитик в своем кабинете, если не принимать во внимание специфического жаргона, такого обобщенного и сжатого, что он мало о чем говорит.

В этом отношении выделяется последний номер Международного психоаналитического журнала (International Journal of Psychoanalysis, 1991), в котором приводится 15 клинических отчетов, часто записанных в виде прямой речи, с описанием аналитической модели, которую приписывает себе автор. Нужно добавить, что на международных психоаналитических конгрессах все меньше обсуждается клинических работ, описанных в прямой форме, и все большее место занимают работы о том, как презентовать клинический материал (Tuckett, 1993). Кроме того, в Международном журнале обычно есть раздел, отведенный клиническим случаям.

От бессознательных фантазий к нарративным трансформациям в аналитическом поле

В поисках бессознательной фантазии

Попытаюсь охарактеризовать один из первых периодов моей работы, когда я был убежден, что необходимо обнаружить точку возникновения тревоги пациента посредством декодирования соответствующей бессознательной фантазии — той бессознательной фантазии, которую я всегда имел в виду, слушая пациента и на которую было направлено мое интерпретативное внимание.