В конце строки

В полночь мы задули свечи на ее торте. Потом я потерял из виду и Еву, и Даниеля, который появился незадолго до того, как мы решили закругляться с вечеринкой, и, увидев меня, подошел.

– Ты сегодня не работаешь?

– Я уволился.

Мне удалось его удивить. Даниель посмотрел на меня в недоумении и провел рукой по бритой голове. Несколько недель назад он подстриг свои и без того короткие волосы и теперь был похож на солдата.

– Да ладно тебе. Нико, любитель откладывать деньги, ушел с работы? А что с делом твоей жизни? Кто теперь будет зарабатывать деньги на покупку «Офелии»?

Я слегка улыбнулся. Даниель слишком хорошо меня знал и был в курсе моей цели, из-за которой я не бросал работу: помещение в Литературном квартале. Забавно, что мы оба делали вид, что той суммы, которую я откладывал с зарплаты на полставки, хватило бы на покупку этого места.

Когда-нибудь.

– Я нашел другую, где больше платят, – ответил я. – «У Райли».

Даниель хлопнул в ладоши, чем застал меня врасплох, а потом приобнял за плечи.

– Бесплатная выпивка! – заключил он.

Я рассмеялся:

– Не думаю, не хочу, чтобы меня выгнали, и тем более не собираюсь платить за твою выпивку.

Он намеренно меня игнорировал.

– Да-да… там посмотрим.

Я познакомился с Даниелем на первом курсе университета. У нас с ним не было той долгой дружбы, которая объединяла меня с Евой, но мы сразу поладили. Спустя некоторое время после того, как мы стали работать в паре на занятиях, выяснилось, что мы живем в одном доме. Нам очень повезло, потому что хозяин дома заключал контракты с новыми людьми каждый год.

– А знаешь, если я выиграю в лотерею, то куплю тебе «Офелию».

Я удивленно на него посмотрел:

– А ты что, играешь?

Даниель щелкнул языком и махнул рукой, как бы говоря, что, играет он или нет, не имеет особой важности.

– Сыграю, – заверил он меня. – И когда это произойдет, обязательно выиграю. Ради тебя. Ради «Офелии».

Я похлопал его по плечу:

– Прекрасная идея. Спасибо.

Я старался удержаться на ногах до конца вечеринки, а потом увидел, что даже Ева сдалась и упала на один из диванов.

Оттуда мы наблюдали, как последние гости, один за другим, покидают квартиру. Вдруг Ева вскочила на ноги, чтобы попрощаться с Софией и Эленой, с которой я не заговорил ни разу за все эти долгие часы, что длилась вечеринка.

– Посмотрите-ка, кто пришел. Я ее не заметил.

– Софию?

Даниель покачал головой:

– Элену.

Я не удивился, что он ее знает. Даниель знал всех, ну по крайней мере тех, кто представлял хоть какой-то интерес. С ним легко было завести разговор, он адаптировался к любой теме и на все имел свою точку зрения. Он всем нравился, хотя и не поддерживал дружеские отношения с одними и теми же людьми на протяжении долгого времени. Мы с Евой были исключением. Мне нравилось думать, что было в нас что-то, чем мы отличались от других, или, возможно, то, что мы были соседями, безнадежно нас сближало. В любом случае у Даниеля было много знакомых, с которыми он мог отправиться на тусовку, сорваться ни с того ни с сего в отпуск, исчезнуть на несколько дней, а вот друзей было совсем мало.

Естественно, он знал Элену. Как же иначе?

Когда Ева к нам вернулась и до того, как успела лечь между нами на одном из диванов, Даниель обратился к ней:

– Я и не знал, что ты дружишь со скалолазкой.

– С Эленой? – уточнила она. – Она соседка Софии. Они близкие подруги.

– А ты откуда знаешь, что она лазает? – встрял я.

Даниель улыбнулся, но тут же нахмурился, когда понял, что я спрашиваю серьезно.

– А ты не знаешь? – Он повернулся к Еве: – И ты тоже не в курсе?

Она слегка покачала головой. В темных глазах Даниеля зажглась искорка любопытства.

– Ух ты, а я уж было начал думать, что вы наконец-то озаботились тем, чтобы общаться с интересными людьми. – Он достал из кармана джинсов телефон и открыл приложение. Потом приложил к груди телефон экраном вниз, как бы подогревая интерес. – Вы действительно не знаете, что произошло на факультете журналистики прошлым летом?

Я в нетерпении легонько пнул его.

Он рассмеялся и передал нам телефон. Ева подвинула его поближе ко мне, чтобы я смог получше разглядеть, хотя вначале я не понимал, на что смотрел: на экране появилась крошечная фигурка; свесив ноги, она сидела на краю крыши факультета, а снизу за ней наблюдала довольно большая группа студентов.

– Черт. Это Элена? – угадала Ева.

Даниель кивнул.

– Я даже и не знала, что у этого факультета есть выход на крышу.

– Не думаю, что он есть, – ответил Даниель. – Ваша подруга забралась туда по фасаду.

Я заморгал. Наверное, у нас с Евой было одинаковое выражение лица, она слегка приоткрыла рот, не зная, что сказать, и повернулась к Даниелю.

– Но почему? – допытывалась она.

– Говорят, у нее крыша поехала после последнего экзамена. Вышла из аудитории, спустилась в кампус и полезла наверх.

– Свободное лазанье? – спросил я.

– Если ты имеешь в виду без веревки, то да. Она поднялась без веревки, без ремня, вообще без всего. – Даниель забрал телефон и принялся искать что-то в интернете. – Странно, что вы не читали. Это передавали по всем новостям.

Ева снова выхватила телефон и принялась перескакивать с одного заголовка на другой, во всех говорилось о том, как у одной из студенток второго курса факультета журналистики случился нервный срыв.

– Почему я об этом ничего не знала? – в шоке прошептала она.

– Потому что вы живете в полном неведении. А я вас просвещаю.

– А что случилось потом? – спросил я.

– Кажется, ее спустили оттуда и исключили. – Он пожал плечами: – И вроде бы после этого на учебу она не вернулась.

Я еще некоторое время смотрел на экран телефона, читал заголовки и рассматривал фотографии. Никакое из этих фото невозможно было увеличить так, чтобы рассмотреть лицо Элены, но сейчас, когда я знал, что это была она, я не мог перестать представлять ее там, наверху, с безмятежным взглядом, беззаботно сидящую и болтающую ногами.

Почему она это сделала?

4 Элена и Нико

В тот день отец привел на скалодром Лео. С того момента, как я вернулась на два курса назад, на самый старт, я не часто виделась с родителями и братом.

На удивление, эта дистанция пошла на пользу нашим отношениям. Мы были счастливы вновь видеть друг друга, нам хотелось разговаривать и делиться разным. Мы были лучшей версией самих себя.

Прощания же оставляли после себя горько-сладкий осадок. Это послевкусие в горле, которое угнетало и царапало, обычно было маминых рук делом. Она хмурилась, и я видела, что она сомневается, спрашивать ли, как у меня дела: были ли у меня проблемы с координацией и концентрацией, падала ли я в последнее время, возникали ли у меня контрактуры, плохо ли я спала, не случилось ли со мной что-то страшное, чего она опасалась с момента, как мне исполнилось шестнадцать.