В львиной шкуре 2

— Ишь ты! — усмехнулся князь.

— Ага, — угодливо растянул улыбку дьяк.

— Что ещё? — спросил Иван Васильевич, делая дьяку жест рукой убрать портрет.

— Дружит с Бахманидским шахом Мухаммадом III, что правит в индийских землях. Войско ему в помощь посылал, а вот породниться с ним не захотел.

— Отчего же? — вскинул бровь Иван III.

— Так в Индии одни бесермены (мусульмане) да идолопоклонники живут.

— Чего же тогда дружит с ними?

— Торговля очень выгодная, поэтому и дружит.

— Понятно, — хмыкнул Иван III, обнажая кривую улыбку. — А мне что предлагает?

— Много чего, Государь. Но главное — это помощь против Литвы и Орды.

— Даже так! — удивился князь. — И какой ему с этого интерес?

— Посол сетовал на то, что латиняне и бесермены силу слишком большую набирать начали, земли обширные под себя подгребают. Коли на Руси не будет единого правителя, то сомнут её, как былинку малую копыта басурманских орд. И ещё присказку чудную сказал: "Кто не хочет кормить своё войско, будет кормить чужое".

— Хорошая присказка, — сжав губы, покачал головой Великий князь. — А что за земли упоминал посол?

— Мне не сказывал. Но говорил про карту, которую покажет только тебе. А уж ты, Государь, сам всё увидишь. Дескать, так велел ему император.

— А про дары узнал? — решил сменить тему разговора Иван III.

— Вот список, — раскрыл Курицын папку, которую презентовал ему Башлыков.

— И чего там?

Дьяк, водя пальцем по бумаге, принялся перечислять всё, что было написано, бросая время от времени внимательный взгляд на Великого князя, стараясь отследить его реакцию.

— Половина названий мне совершенно неизвестна, — нахмурил брови Иван III, когда Курицын всё озвучил.

— Государь, я тебе потом всё обскажу. Поверь, дары очень ценные.

— Увидим, — махнул князь рукой. — Что ещё хотел посол?

— Говорил, что если договоримся о торговле, то помогут крепость и порт построить.

— Какую крепость? Какой порт? — недоумённо поглядел князь.

Дьяк подробно передал слова Константина о торговле морским путём, о Студёном море, о землях в Заволочье (север Руси) и о флоте Швеции, Норвегии, Дании, а так же других стран.

— В Европе, Государь, флот очень силён, — вещал Курицын, — на корабли устанавливают грозные пищали, которые могут ядра за версту кидать. Многие державы в основном с морского разбоя кормятся…

— Слышал, слышал, — кивнул Иван Васильевич.

Намедни случилась у него долгая беседа с княгиней, которая сама неоднократно встречалась с послом. Отзывалась о нём хорошо, а так же ратовала за дружбу с Южной Империей, ибо держава сильная, богатая и многие знания имеет.

— Опять же, нам выгода, — продолжал Курицын, — если русичи научат суда делать, как у них, со всем миром торговать сможем. Земли египетские очень богаты, за наш лес золотом платить будут…

— И что посол просит взамен? — прищурился князь.

— Просит в Москве место под своё подворье, а на реке Емца земли для строительства завода…

— Какого завода? — тут же спросил князь, услышав новое слово.

— Завод — это мастерские такие, только очень большие.

— И для чего ему э-э… завод на Емце?

— Чтобы цемент делать.

— Что за птица такая? — снова удивился Иван III.

— Цемент — это вещество, из которого камень крепкий получается, как раз для строительства крепости очень нужный.

— А в Москве такой завод неужто нельзя поставить? — сразу же задал князь вопрос, услышав о прочном камне.

— Тогда с Емцы горную породу придётся сюда возить… Не выгодно, Государь.

— Да, — согласился Иван III, — далековато. А как он об этой породе узнал?

— Так Емца же аккурат в Двину впадает… А посольство в том месте на ночёвку вставало. Случайно увидели камни, из которых в их державе цемент делают. Разведали всё более внимательно и убедились, что место на такую породу действительно богато. Вот посол и рассказал мне про него…

— Ясно… А чего ещё он хотел?

— Использовать лес в двинских землях для строительства своих кораблей.

— Ну, с этим понятно. А что там с купцом из Твери? Как его?

— Афанасий Никитин. Служит теперь императору Южной Империи, и если торговлю завяжем, то будет вести дела от его имени. Имеет родню в Твери, но близких родственников не осталось, а подворье за долги перешло в городскую казну — слишком много времени путешествовал. Может до сих пор долг имеется… У воеводы Бориса Захарьевича Бороздина в должниках ходил.

— Так его сыновья ко мне на службу недавно напросились! — вспомнил князь. — Василий, Иван и Пётр… Поспрошай-ка у них по это дело. Может, знают чего или обида, какая есть…

— Хорошо, Государь. Только Никитин сам просился съездить в Тверь, якобы родню навестить.

— Что же, — задумался Иван III, — пусть съездит. Препятствий ему не чини. Чую, через него выгоды немалые можем получить.

— Слушаюсь, — поклонился дьяк.

На другой день Великий Московский князь принимал в больших палатах посольство из Южной Империи. Восседал он на высоком кресле. Одет был в длинный пурпурный опашень, украшенный золотым шитьём и подбитый горностаем, на голове полукруглая шапка, отороченная куньим мехом, поверх которой поблёскивал Великокняжий венец. По правую руку от Ивана III в не менее высоком кресле сидел его сын — Иван Молодой. В отличие от отца его наряд состоял из парчовой ферязи синего цвета и шапки из чернобурки. Ещё правее по лавкам вдоль стены расположились бояре. Крытые разноцветным бархатом соболиные шубы и горлатные шапки высотой с локоть говорили о высокородности этих бородатых мужей.

Константин стоял перед ними в парадном адмиральском костюме. Перечислив все титулы Великого князя, он передал ему от имени своего императора сердечный привет и пожелание крепкого здоровья. После чего озвучил цель посольства — заключить с Государем всея Руси договор о вечной дружбе и взаимовыгодном сотрудничестве. Потом пришёл черёд подарков. Матросы, тоже одетые в парадные мундиры, демонстрировали озвученные дары и складывали всё по левую руку от Великого князя.

— Как говорит мой император, — вещал адмирал, — лучший подарок — это подарок, сделанный своими руками.

После этих слов один из матросов вышел вперёд с длинной шкатулкой, выполненной из чёрного дерева и обитой изнутри красным бархатом. Открыв её, он продемонстрировал копию наградной сабли генерал-фельдмаршала Александра Ивановича Барятинского. Только вместо бриллиантовой надписи "В память покорения Кавказа", на гарде сверкало "Назло врагам, на радость другу". Так же были заменены не относящиеся к этому веку знаки и рисунки. Рядом с клинком покоились не менее дорогие ножны.

— Ты хочешь сказать, что твой император сделал это сам? — недоверчиво спросил Иван Молодой, глядя на шикарную саблю.