В октябре

Ключ в двери повернулся со звоном два раза. Дверь приоткрылась. Оттуда пахнуло карболкой и махоркой. Анна Петровна вошла.

– Здравия желаю, сестрица! В самый раз пришли! В аккурат! приветствовал Анну Петровну Варкин.
– Полюбопытствуйте, какие у нас дела...

Анна Петровна, превозмогая отвращение, вошла в палату. Все лампы на столиках около коек, по стенам и люстра под потолком были зажжены, что придавало комнате праздничный вид. Анна Петровна, ослепленная светом, зажмурилась и, открыв глаза, окинула взглядом палату. Увядшие цветы стояли на каждом столике у коек. Одни из раненых были в забытьи, они стонали и бредили. Другие, лежа навзничь, смотрели прямо в лицо Анны Петровны блестящими глазами. На крайней койке сидел солдат. Это был Аника-воин.

– Где Костина винтовка? Отдайте ее мне!
– строго приказала Анна Петровна Варкину.

Он показал рукой:

– Возьмите сами, сестрица.

Анна Петровна взглянула, куда указывал Варкин. На одной из коек лежал навзничь раненый, вытянув ноги, закрытый с головой одеялом; из-под одеяла на подушке торчала винтовка.

Анна Петровна подошла к койке и потянула винтовку - ружье не поддавалось. Солдат лежал не дыша и, казалось, крепко держал ружье. Анне Петровне сделалось жутко; решительным движением она откинула одеяло с лица солдата: он был мертв.

– Попробуй возьми! Возьми!
– грозно крикнул Аника-воин.

Анна Петровна накинула одеяло на лицо мертвого и опрометью выбежала из палаты...

В высоте разорвалась шрапнель с грустным звуком, как будто выговорив: "Па! Дун!"

Шрапнельные пули градом ударили в крышу.

* * *

Юнкера у входа на чердак судаковского дома под утро сменили, и с этой поры смена шла правильно, хотя новые часовые даже не знали точно, зачем именно их ставят: быть может, защищать управляющего и его семью от дворни?

Когда новый часовой устраивался в кресле, из дому выходила Аганька с подносом и, кланяясь, просила откушать; юнкер выпивал стакан вина и закусывал бутербродами.

Четвертого по счету часового Аганька спросила:

– Господин юнкер, а для чего вы у нас сторожите?

– Не приказано говорить. А ты думаешь, зачем?

– Чтобы вина выпить да закусить!

Юнкер рассмеялся:

– Вострая девчонка!

На улице гуркнул автомобиль. Ферапонт отворил ворота и впустил во двор открытую машину со знаком Красного Креста.

Аганька с криком: "Доктор приехал!" - бросилась в дом. Автомобиль остановился у флигеля, перед входом в лазарет. Врач был в военной форме, он направился в лазарет, но распахнулась дверь главного входа, и Аганька закричала:

– Господин доктор! Барыня вас просят к ним сначала зайти. Очень нужно...

Доктор последовал за Аганькой. Она помогла ему раздеться и повела в комнату Анны Петровны. Темные шторы на окнах спущены. Горит один голубой электрический ночник. Анна Петровна поднялась из кресла навстречу врачу и протянула руку для поцелуя.

– Какое счастье, что вы приехали!

– Ну, а как в лазарете?..

– Ах, в лазарете ужас! Там один умер и один выздоровел... А этот Варкин, вы его хорошо знаете, всех на дворе перемутил...

– Вы говорите: Варкин? Не помню. Один, вы говорите, умер и один выздоровел? А сколько всего?

– Там висит список... Кажется, тринадцать или пятнадцать. У меня все перепуталось в голове.

Доктор достал из кармана записную книжку и справился:

– Числится не тринадцать и не пятнадцать, а только одиннадцать. Если один умер, то десять. И вы говорите, еще один выздоровел. Это Варкин?

– Да нет же. Варкин был давно уже на ногах. У него рука в гипсе.

– Те-те-те! Помню. Веселый малый!

– Что в городе, доктор? Когда это кончится? Я совсем потеряла голову...

– Напрасно. Конечно, стрельба действует на нервы. Но у вас почти безопасно. Вот в переулках от Тверской к Никитской - там жарко. Дома прострелены, как решето! Я не мог к вам прорваться. Что я вам советовал: давно надо было закрыть лазарет. Все кругом закрыли, только флаги у ворот висят.

– Все равно стреляют, хотя и у нас флаг Красного Креста... .

В вестибюле доктора ждала Лизавета Ивановна, в белом халате и белой повязке на голове.

– А, здравствуйте, здравствуйте, красавица!

Они вышли во двор и направились в лазарет.

Выздоровление

В передней лазарета доктора встретил Варкин.

– Это ты, Варкин?
– спросил доктор, взглянув на руку солдата.

– Точно так!

– Здравствуй, Варкин!

– Здравия желаю, товарищ доктор! Честь имею доложить, что в лазарете все обстоит благополучно. Раненых состоит прежнее число - одиннадцать человек. Свободных коек - одна.

Доктор разделся, покурил, вымыл руки и спросил тихонько Лизавету Ивановну:

– Умер кто? Какое было ранение? Почему Варкин говорит - одиннадцать? Ведь один умер?

– Никто не умер, - своим ровным ледяным голосом ответила Лизавета Ивановна.

– Но я слышал своими ушами от Анны Петровны сейчас!

– У вас есть свои глаза.

– Дайте халат.

Войдя в палату, доктор остановился, окинул взглядом койки и сосчитал: верно, двенадцать коек.

Все раненые, кроме одного, лежали на спине, а этот, с забинтованной головой, лежал на боку; он не то спал, не то прикинулся спящим. Доктор пробормотал:

– Однако у барыни-то невроз.

– Что вы сказали?
– спросила Лизавета Ивановна.

– Ничего, это я про себя. Осмотрим ваши перевязки... Начнем отсюда.

Лизавета Ивановна откидывала одеяла. Взглянув на табличку в ногах с фамилией и описанием ранения, доктор делал перевязку и переходил к следующей койке.

– Молодцом, молодцом! Поправляйся!
– говорил он каждому.

Не тревожа спящих, доктор подошел к солдату с забинтованной головой. Сквозь старый бинт слегка просочилась кровь.

"Общая контузия газами. Рана в голову. Ефрейтор Чириков Степан. No989. Воинский билет No2759".

Раненый открыл глаза.

– Здорово, Чириков! Как дела? Как самочувствие? Болит? На что жалуешься?

– Здравия желаю, ваше высокородие, товарищ доктор! Благодаря вашим заботам как будто лучше...
– твердо ответил Чириков.
– Вроде бы мне можно и вставать...

– А ну попробуй, голубчик, сядь. Так, так! Чудесно, чудесно! Поддержите его, Лизавета Ивановна. Спусти ноги, братец... Обопрись на сестру... Ну, попробуй встать... Молодцом! Через недельку я тебя выпишу.