В открытом море(изд.1965)-сборник

— Олю хирург не отпускает, — виновато сказала она. — Новых раненых с батареи принесли.

— Вот и верь вам после этого, — укорил ее Степа. — Сманили, а сами прячетесь.

— Я пойду с тобой к раненому.

— А ты умеешь перевязывать?

— Спрашиваешь!.. Мы с Ольгой в Инкерманских штольнях работали. Знаешь, какой там госпиталь? Я даже гипс умею накладывать.

— Тогда пошли, — согласился Степа.

Они опять перебежками пробрались к роднику, наполнили водой анкерок и вместе спустились к морю.

Панюшкин лежал у шлюпки с закрытыми глазами. Рот его запекся, лицо потемнело.

Сима смочила вату водой, провела ею по губам матроса. Тот вздрогнул и открыл помутневшие глаза.

— Кто это?

— Я сестру привел, — ответил Степа.

— Чего ты так долго? Попадет нам от лейтенанта.

— Не шевелитесь! — приказала ему Сима.

Она сняла жгут и размотала заскорузлую от крови тряпку. Нога у Панюшкина опухла и посинела.

— Не было бы заражения крови. К хирургу надо.

— Ничего не сделается, рана в воде просолилась,— уверил ее комендор. — Вы мне только бинт потуже сделайте. У моряков быстро заживает.

— Ну смотрите, жалеть будете!

Сима наложила свежие бинты, приладила обмотанную марлей шину. В ее проворных руках нога через несколько минут стала похожей на аккуратно запеленатую куклу.

Степа подтащил шлюпку и спустил ее на воду. Сима помогла ему усадить раненого, уложила забинтованную ногу на анкерок и посоветовала меньше шевелиться.

Прощаясь с ней, юнга смущенно предложил:

— Хотите вот это на память?

Он протянул ей свой нож с костяной ручкой, на которой были выжжены его имя и фамилия.

— Зачем же?.. У меня есть свой, — смутясь, отказывалась девушка. — Разве только обменяться, но мой простой, школьный...

— Ничего, подойдет.

Степа спрятал в карман полученный от нее крошечный перочинный ножик, еще раз неловко стиснул мягкую руку девушки и, столкнув шлюпку на глубокое место, погнал вдоль берега.

За поворотом шлюпку встретил ветер открытого моря. Он кренил ее и сносил на уступы скал, о которые в брызги разбивались волны. Идти мористее юнга не решался, боясь самолетов. Напрягая все силы, он старался удержать легкое суденышко под обрывом.

Панюшкин, видя, что одному юнге не справиться с ветром, взял в руки доску и, чертыхаясь от боли, стал помогать ему. И все же двигались они очень медленно.

Ветер усиливался. Откатная волна создавала пенистые водовороты. Вихлявшую шлюпку бросало с волны на волну и обдавало брызгами.

Наконец показались своды пещеры. Друзья облегченно перевели дух. Теперь осталось немного. Еще несколько гребков — и их подхватят заботливые руки.

Но катера в пещере не оказалось. На плоском выступе влажной стены белел лишь прилепленный тетрадочный лист.

Здесь волны раскачивали шлюпку еще яростнее, норовя подбросить ее и разбить о камни. Ветер завывал в глубоких трещинах, гудел под сводами. Вода плескалась, взлетала брызгами, шипела и крутилась.

Упираясь в скользкую стену, юнга веслом содрал записку. В ней было несколько слов: «Уходим в Камышовую бухту. Добирайтесь своим ходом». Внизу стояла боцманская подпись с крупной закорючкой.

— Что же нам теперь делать? — растерянно спросил Степа.

— Здесь не переждешь, о камни разобьет. Надо в какую-нибудь тихую бухту пробираться, — озабоченно хмурясь, сказал комендор. — Давай, брат, выбираться, отстоимся где-нибудь.

— Тебя же в госпиталь надо.

— Ладно, потерплю.

Панюшкин помог Степе преодолеть накатную волну, и шлюпка вновь закачалась на зыби открытого моря, взлетая с гребня на гребень.

Укромных мест по пути не попадалось. Раненый матрос первое время греб доской, потом устал и отвалился на корму. Он лежал с запрокинутой головой и дышал открытым ртом. Лицо его пожелтело, осунулось, нос заострился.

Юнге хотелось пить и есть. Руки ломило от усталости. С каким бы наслаждением он выкупался и полежал бы в тени на прибрежной гальке! Но разве позволишь себе это, когда в шлюпке стонет и бредит товарищ!

От палящего солнца, блеска воды, кружения пены у Степы разболелась голова. В глазах мелькали то темные, то огненные полосы, в висках стучало, уши наполнял монотонный шум, вызывавший тошноту.

Степа не заметил, как приблизился к сторожевому катеру, укрывавшемуся в тени обрыва. Он вздрогнул, услышав оклик:

— На шлюпке!.. Подойдите ко мне!

Юнга обернулся и, разглядев на мостике «морского охотника» хорошо знакомого ему лейтенанта Шиманюка, в радости так затабанил, что брызгами осыпал Панюшкина.

Подойдя на несколько метров к сторожевику, он поднялся и по всем правилам доложил:

— Юнга двадцать первого катера Кузиков! Возвращаюсь с мыса Фиолент в базу. Имею на борту раненого. Прошу оказать помощь.

Ему разрешили подойти с подветренного борта. Матросы в несколько рук подхватили раненого и помогли вскарабкаться на палубу Степе.

Командир, приказав отнести Панюшкина в кают-компанию, строго обратился к юнге:

— Где вы болтались столько времени? Ваш катер прошел в седьмом часу.

Рассказав о происшедшем, Степа набрался храбрости и спросил:

— Товарищ лейтенант, нельзя ли подкинуть хоть к Херсонесскому маяку? У наших воды нет. Там я один дойду.

— Подкинем. А водой придется поделиться. Много ли у вас?

— Один анкерок.

— Не жирно. Все же литров пять возьму. Люди у меня с вечера ничего не пили... Наполнить чайник пресной! — приказал Шиманюк катерному коку Сапурову. — И накормить раненого с юнгой.

Сапуров, осторожно отливая из анкерка воду, сказал Степе:

— Не бойся, нагоняя не будет. Ваш лейтенант велел подобрать шлюпку, если заметим.

— А почему они ушли из пещеры?

— Ветер выгнал, с моря задувает... О камни бить начало. Там можно стоять только в тихую погоду.

Пока катер на малом ходу продвигался вдоль высоких берегов, Степа успел поесть консервов с галетами и выпить полкружки воды, подкисленной клюквенным экстрактом.

Обрывистые скалы кончались, переходили в пологие берега. Лейтенант застопорил ход и сказал:

— Дальше нам нельзя. Сумеешь один добраться?