В открытом море(изд.1965)-сборник

Тут же он открыл банку мясных консервов, подвинул Степе полбуханки хлеба и предложил:

— Заправляйся, малый... Если не хватит, еще добавим.

— Какая же это еда для мальца! — возмутился боцман. — Ему повкуснее требуется... Принеси банку сгущенного молока, компоту сушеного да белых галет пачки две! — распорядился Гвоздов.

Скрыба с Симаковым, загремев по трапу сапогами, побежали выполнять приказания боцмана.

Вскоре на столе появилось столько снеди, что ее вполне бы хватило на небольшой пионерский отряд.

Уговаривать Степу не пришлось. Взяв солидный ломоть хлеба, он усердно принялся уплетать мясные консервы. Ел мальчик с таким завидным аппетитом, что Скрыба не преминул заметить:

— Этот не подведет в качку — нашей, видать, закваски.

— Хороший парнишка! — решили и другие матросы. И тут же сговорились просить у командира оставить его воспитанником на катере.

О желании команды лейтенанту пошел докладывать боцман. Тот выслушал его и замотал головой:

— Не дело придумали! Нельзя мальчишке на катере жить. Мы и под обстрелами, и под бомбежками бываем. Убьют или покалечат его, — кто виноват будет?

— Покалечить и на берегу могут. Где теперь не бомбят? А мальчонка ведь из-за нас страдает. Помог он нам здорово. Не могли мы его в поселке оставить, когда погоня началась... — продолжал твердить свое боцман. — Беспризорничать ему теперь, что ли?

Эти доводы, видимо, подействовали на лейтенанта. Когда на катер явился командир подразделения Пухов, он сам обратился к нему с просьбой команды. Пухов выслушал его и сказал:

— Приведите паренька в кают-компанию.

Матросы подтянули Степе ремень, на голову надели чью-то бескозырку и, показав, как надо представиться командиру, сказали:

— Только не робей: грудь расправь, голову держи выше и не мямли. Чекань каждое слово!

Спустившись вниз, Степа набрал полную грудь воздуху и выкрикнул:

— Разрешите войти?

От его звонкого голоса узкий коридорчик загудел, как гудит глубокий колодец, когда в него крикнешь. Степа испуганно взглянул наверх. Толпившиеся у люка матросы одобрительно кивали головами и жестами подбадривали: «Правильно, продолжай действовать так же».

Услышав ответ «входите», Степа прошел в кают-компанию, щелкнул каблуками, вскинул к бескозырке руку и как можно громче отчеканил:

— Товарищ старший лейтенант, юнга Степан Кузиков явился по вашему приказанию!

— Ну и голос! В ушах даже звенит, — улыбнулся Пухов. — Кто же тебя в юнги произвел?

— Отец, он был бригадиром на сейнере [6] «Кефаль».

— О, да ты, брат, опытный моряк, оказывается! Сколько же тебе лет?

— Тринадцать! Весной четырнадцать исполнится! — не теряясь ответил Степа.

— В какой класс перешел?

— В шестой.

— Пионер?

— Так точно.

6

Сейнер — рыболовное судно.

Расспросив подробно о родителях и бабушке, Пухов, сожалея, сказал:

— Не могу я тебя на катере оставить. Мы воюем, скитаемся из порта в порт, а в твои годы в школе учиться надо. Придется где-нибудь на берегу определить...

— Товарищ старший лейтенант, — взмолился Степа. — Я вас очень прошу... Мне фашистам мстить... я на катере учиться буду. Честное пионерское.

— Как же ты сумеешь без учителя, учебников?..

— Вот увидите... хоть и трудно будет, но я постараюсь.

— Мы ему поможем, товарищ старший лейтенант, — вдруг раздался голос сверху.

— А это кто там еще?

Пухов выглянул из кают-компании и, увидев в квадрате люка головы матросов, возмутился:

— Кто вам разрешил находиться здесь?

— Так что нечаянно, — попробовал оправдаться Панюшкин. — Мальчик громко разговаривал... сочувствующие мы...

— Это не вы ли в разведку ходили?

— Мы.

— Теперь понятно, почему вы тут болеете!

Пухов поднялся на верхнюю палубу.

— За доставку «языка» представлю к награде, — сказал он. — А парнишку вы зря с толку сбиваете. Ему в тыл, в школу нужно.

— Да у нас лучше, чем в тыловой школе, — обступив старшего лейтенанта, начали убеждать катерники. — Мы по очереди с ним заниматься будем и воевать научим. Где он отца найдет?

— У нас радист в техникуме учился, мотористы десятилетку окончили...

Пухов задумался. Бойкий и шустрый парнишка ему нравился. «Может, ему лучше на корабле остаться? Какое теперь учение в школе прифронтовой полосы? — размышлял он. — А на катере строгий порядок, чистота, дисциплина. Пусть с детства привыкает и закаляется. Из таких хорошие моряки вырастают».

— Добро, оставлю его на нашем катере под ответственность боцмана, — наконец согласился старший лейтенант.

С этого дня у Степы началась новая, скитальческая жизнь катерника.

Лейтенант подарил ему старый курсантский бушлат, щуплый и низкорослый Симаков отдал свою фланельку, тельняшку и ботинки. Боцману осталось добыть только рабочий комбинезон и форменные брюки.

«Морской охотник» ни в одном порту больше суток не задерживался. Портновской мастерской не воспользуешься. Гвоздев повздыхал и сам взялся за шитье. Вместе со Скрыбой они распороли запасные брюки, плащпалатку, забытую на катере разведчиками, и принялись орудовать ножницами. С выкройкой они справились довольно быстро, но с шитьем намучились.

До службы на флоте боцман работал в кузнице молотобойцем. Иголка для его сильных рук была слишком легким и непривычным инструментом. Стараясь удержать ее в толстых пальцах и вести ровную линию шва, он затрачивал столько усилий, что через двадцать-тридцать минут делался мокрым от пота.

— Вот же проклятая колючка! — ругался он. — Так и норовит выскочить.

— Не пожелаете ли щетину испробовать? — предложил Скрыба, имевший сапожный инструмент. — Чего зря нервы портить!

Сам он шилом прокалывал плотный брезент и, действуя двумя дратвенными концами, не спеша накладывал стежок на стежок, словно в его длинных руках был не материал комбинезона, а толстая подошва.

Боцман сердито отмахивался:

— Я ведь не седло шью. Понимать надо.

— Зато у меня покрепче будет, — твердил свое Скрыба. — До ста лет не сносит.

И он сшил такой крепости комбинезон, что швы его стояли колом, а пуговицы невозможно было отодрать зубами. Никакой дождь не пробивал Степину «робу», вода с нее скатывалась, как с кожуха мотора. Боцманские брюки, конечно, уступали в крепости, но фасоном своим они покорили самых придирчивых франтов.

В наглаженном клеше и бушлате с сияющими пуговицами, в лихо надвинутой на бровь бескозырке Степа как бы сделался выше ростом и плечистее, из мальчика вдруг превратился в заправского юнгу, которого хоть сейчас выставляй на парад.