В плену у сказки

* * *

А вечером приехала Роксана, точнее леди Тремейн — но в своих мыслях так ее называть совсем не получалось. Она зашла в мои покои без стука, я только успела натянуть сорочку. На женщине было надето, как обычно, глухое черно-фиолетовое платье, а на голове красовалась прическа-башня.

Мы с Люцифером, лежавшим в кресле, переглянулись.

— Кажется, я вас не приглашала, матушка.

— Я услышала о трагедии и не могла не приехать, — она прошла и села на кровать рядом со мной. — Дризелла тоже рвалась тебя поддержать, но я ее остановила.

— Мне не нужна поддержка.

Она ласково улыбнулась и погладила меня по спине. Этот жест был каким-то материнским, поэтому мне стало еще тоскливее.

— Всем нужна поддержка, — сказала Роксана, — и особенно тем, кто отказывается от нее. Ты беспокоишься за любимого, я же знаю.

Мне и правда хотелось, чтобы меня пожалели, обняли и сказали, что все образуется.

— Когда Питер бросил меня и улетел Нетландию, я думала, что моя душа исчезла вместе с ним. Так что я понимаю твои чувства, как никто другой.

— Мои чувства понимаете, а как насчет Золушки?

— Что? — растерялась она.

— Вы пришли поддержать меня, но не ее. Хотя и она тоже переживает. И у нее тоже есть чувства.

— Но моя дочь — ты.

— Вы ведь никогда не думали о том, каково Элле?

— Не знаю. Какое это имеет значение сейчас?

Только в этот момент я четко осознала, что Роксана из моего мира и из этого сильно отличались друг от друга. Тетя Жени никогда бы не ответила «не знаю», она и слова-то такого не знала. У нее все было расставлено по полочкам, разъяснено и разложено. Она тоже казалась бездушной, но многое делала ради племянницы.

Наверное, и я сама не очень-то и была похожа на сказочную Анастасию — у той хватило духу бросить вызов навязанной судьбе, а я только и делала, что, как мышка, старалась не навредить сюжету.

— Влияние написанной истории ослабло достаточно, чтобы вы могли осознать свою ошибку, но вы ведь этого не сделали, — я вздохнула. — А ведь ваша дочь даже не…

«Принц нашелся! Принц! Жив!»

Я развернулась к двери, за которой раздавались радостные крики, и, позабыв о Роксане, бросилась прочь из комнаты.

Даже не осознавала, в насколько же сильном напряжении была все это время. А сейчас словно неподъемный груз исчез, и я почувствовала себя легкой, как перышко, и счастливой.

Я слетела со ступеней и вбежала в главный зал в одной сорочке. Ворота были настежь открыты, и оттуда веяло холодным дыханием бури, которая закончилась не столь давно. Здесь уже толпились перепуганные слуги и сам король, потерявший где-то корону. Он плакал и обнимал сына.

Эрик стоял, опираясь на солдат, бледный, босой, в рваной рубашке. Только сейчас я поняла, как же сильно переживала, и даже не потому, что от его свадьбы с Эллой зависела моя судьба. Я искренне боялась за него.

В столпотворении людей он отыскал меня взглядом и устало улыбнулся. Я нерешительно протиснулась к нему, а потом крепко обняла, отодвинув в сторону даже короля. Эрик прижался ко мне, немного навалившись, и заставил покачнуться от тяжести. От принца пахло морем и ночью.

— Ты нас так напугал, — прошептала я, — где ты был?

— Шторм, — выдохнул он, — корабль разбился, меня выбросило на пляж. Я долго шел до ближайшего поселения.

— Сын мой, тебе срочно нужен лекарь, — беспокоился король, — и покой. А ну нечего здесь толпиться! Счастье какое, что ты вернулся. Завтра устроим бал! Нет, послезавтра, чтобы ты успел прийти в себя.

— Да, мне нужен покой. Анастасия меня проводит, — сказал Эрик, подталкивая меня к дверям.

— Конечно, зачем тебе с отцом время проводить? Сразу… — он махнул рукой и схватился за голову, — а корона моя, корона моя где?

Сначала мы шли в молчании, преследуемые парочкой слуг, но едва остались одни, Эрик оперся руками о стену и всхлипнул. Я положила ладонь на его дрожащую спину.

Таким разбитым я не видела его даже тогда, когда его мучило проклятие.

— Ты в порядке?

— Нет. Вся команда погибла, и это моя вина, — он вздрогнул, и его боль волной передалась мне, перехватывая дыхание. — Но никто о них не говорит, радуясь моему возвращению, будто они ничего не значили. И если бы я только послушал Эллу и никуда не отправлялся. Если бы…

— Это не твоя вина.

На самом деле я не знала, чья это была вина. Сюжета? Вряд ли, это ведь история Золушки. Может, конечно, в кораблекрушении был замешан Румпельштильцхен, и так он мстил и мне, и Эрику, но я сомневалась, что он способен на подобное.

— Самое отвратительное, что я сам почти не думаю о команде, хотя каждую секунду должен оплакивать и просить прощения. Вместо этого я вспоминаю о ней, — он затих.

Взглянув на его лицо, я увидела слабую улыбку, которая появилась без его ведома.

— Я почти утонул, чувствовал уже ледяную воду в легких, а потом девушка…

— Девушка?

— Да, девушка, она спасла меня. Я помню только, как она пела… И этот голос, он не выходит у меня из головы, — он опять улыбнулся. Так могли улыбаться влюбленные безумцы, но никак не люди, которые пережили кораблекрушение.

— Ты влюбился в девушку, которая якобы вытащила тебя из воды?

— Я знаю, что это звучит глупо, что я не должен сейчас даже думать о другой девушке, но…

Эрик как будто сопротивлялся сказочным сюжетам, пытался вырваться из роли «прекрасного принца», чувствуя неизвестно кем возложенные обязанности, только вот сказка была сильнее него.

У Эрика не оставалось никакого другого выбора, кроме как влюбиться в русалочку, которая его спасла. Я с ужасом узнала эту историю, которая взялась непонятно откуда и не вписывалась ни в сказку о Золушке, ни в мой план.

Или же для Эрика это было уже не сказкой, написанной Феей-крестной, а судьбой — оригинальной историей.

Но я знала одно: отношения Эллы и Эрика и так трещали по швам, и появление морской жительницы с хвостом могло все совершенно испортить.

Ну почему все должно быть так сложно?

— Я постоянно вспоминаю… Не могу не вспоминать.

— Ты вспоминаешь о девушке?

— О ее голосе, — он кивнул, — мне кажется, я по-настоящему влюбился в нее.

— Ты даже не помнишь, как она выглядит.

— Но голос…

— Ты влюбился в голос?

Эрик мученически застонал и, схватившись за голову, опустился на пол. Мне стало его жаль. Принцы явно не были приспособлены, чтобы терпеть столько неприятностей.

— Ты презираешь меня? — спросил он шепотом, когда я села рядом с ним, плечом к плечу.