В погоне за «Босфором»

Жаркович разложил на столе бумаги и помог Надин разобраться в предложении, сделанном подрядчиком. Поверенный сказал правду: местная артель брала не дорого, а работы выполнить обещала всего за два месяца.

– Принимаем их предложение, – решила Надин. – Вы сами сможете выделить необходимые деньги и последить за работами?

– Конечно, ваше сиятельство, – подтвердил поверенный, – мне Барусь так и поручил сделать.

– Отлично! Значит, договорились. Я приеду послезавтра в это же время, – пообещала Надин и простилась с Жарковичем.

Поверенный проводил ее до коляски и вернулся в дом. Надин уже поставила ногу на подножку, когда за ее спиной громко, с неприкрытой издевкой прозвучал знакомый голос:

– Надежда Александровна, не торопитесь! Уделите пару минут вашему преданному поклоннику.

Она оглянулась и оторопела: на нее, ехидно улыбаясь, смотрел Иван Печерский.

Глава 17

Печерский наслаждался. Ну, наконец-то и на его улице грянул праздник! Теперь эта кукла нахлебается сполна. Считала себя ловкой особой? Как же, она ведь никогда его открыто не оскорбляла. Зачем? Она его просто не замечала. Вано даже удосужился подсчитать: из четырех заданных им вопросов высокомерная сучка отвечала только на один. Понятное дело – придумала маневр, призванный продемонстрировать помощнику военного министра, что дама в его внимании не нуждается. Да кто она такая? Брат – каторжник, сама сидит без копейки – нет, чтобы знать свое место, так она еще нос дерет!

Вано устроился в своем убежище за кустом так рано, что ему пришлось прождать несколько часов, Надин прибыла уже ближе к полудню. Она прошла в кабинет поверенного, а Печерский навострил уши, и не прогадал – подслушанный разговор оказался чрезвычайно интересным.

«Ну, и аппетиты, – подивился он, услышав, что Надин поручила купить еще и городскую усадьбу, – но тем лучше: пусть скупает дома – а потом все это достанется мне».

Поняв, что собеседники во флигеле обо всем договорились и стали прощаться, Вано вышел за ограду и оказался на пустой улочке, бегущей вдоль монастырской стены вниз к Солянке. Карета ждала у крыльца флигеля, в ее окошке маячила головка хорошенькой румяной девушки в платье служанки. Вано прислонился к решетке и стал ждать.

Поверенный открыл перед Чернышевой дверь.

– Идите, идите, я сама… – сказала Надин бородачу, тот поклонился и вернулся во флигель.

Служанка распахнула дверцу экипажа, ее хозяйка ступила на подножку. Вот он – момент торжества! Печерский громко окликнул Надин. Та обернулась, увидела его – и растерялась. Что это было – изумление или испуг – Вано не понял, но ему было все равно: Он с наслаждением глянул в мятущиеся глаза молодой графини и вбил первый гвоздь в двери ее темницы.

– Вы, сударыня, как я вижу, слишком увлеклись коммерцией. Только вот интересно, знают ли о ваших странных для порядочной дамы делишках близкие люди? Бьюсь об заклад, что ваш дядюшка Александр Иванович упадет в обморок, узнав, чем занимается его молодая родственница. Вы не считаете, что нам нужно обсудить эту ситуацию?

Щеки Надин смертельно побледнели, а глаза забегали. Помощи ищет? Печерский тут же шагнул вперед, закрывая ей путь к отступлению во флигель. Он нагло пялился ей в лицо, упивался ее смятением и растерянностью. Надин молчала. Язык что ли проглотила от страха? Вот и славно… Наконец Надин как будто собралась с силами и спросила:

– Чего вы хотите?

– Встретиться с вами в новом доме, – заявил Вано и назвал адрес. – Кстати, я одобряю ваш вкус, дом и впрямь хорош.

Надин не ответила, пришлось припугнуть нахалку:

– Ну что? Так и будем в молчанку играть?

Его жертва как будто проснулась.

– Когда? – спросила она.

– Сегодня вечером.

– Я не могу, – отказалась Надин, – по вечерам я занята, могу приехать только утром.

– Не возражаю, утром, так утром. Приезжайте завтра. В десять часов вас устроит?

– Хорошо, – кивнула она, взобралась в экипаж и крикнула кучеру: – Трогай.

Карета покатила под горку, а потом свернула на Солянку. Вано на радостях шутовски помахал ей вслед: дело-то выгорело. Теперь бы ему еще одну маленькую радость… Если шефа нет дома, можно сбежать на Хитровку. Посвистывая, он направился в свою комнату, но вестибюле его окликнул лакей:

– Ваше сиятельство, вас с черного хода какой-то человек спрашивал. Я ему сказал, что вас нет, а он заявил, что подождет.

Давая понять, что услышал, Вано кивнул слуге, и направился к заднему крыльцу. Он распахнул дверь, но яркий свет ударил в глаза, и он различил лишь темный силуэт сидящего на старой бочке человека. Тот поднялся и двинулся к Вано. Родившийся внутри страх просто взвыл, предупреждая об опасности, и Печерский замер. По залитому ярким сентябрьским солнцем московскому дворику, демонстративно помахивая темными деревянными четками, шел Алан Гедоев.

Алану даже не верилось, что он нашел своего врага. Все получилось на удивление просто: извозчик без вопросов привез его к Ивановскому женскому монастырю, а уж дом, где квартировал военный министр, ему показали сразу. Гедоев подошел к черному ходу и, подкараулив слугу, сообщил, что ищет помощника военного министра. Он был готов к тому, что Вано здесь не окажется или у министра вообще не будет никакого помощника, но лакей просто сказал, что графа Печерского пока нет дома.

Услышав знакомую фамилию, Алан повеселел. Он сообщил слуге, что подождет графа во дворе у черного хода, лакей равнодушно кивнул и пообещал доложить его сиятельству, как только тот вернется. Гедоев уселся на старую бочку, забытую нерадивой прислугой у стены каретного сарая, и закрыл глаза. Все стало ясно и просто: их роли поменялись, теперь Алан будет приказывать, а Печерский выполнять. Избалованный сынок мерзкой старой скряги, сидящей на сундуках, набитых золотом, станет таскать денежки своему новому хозяину, потому что другого выхода у него уже не будет.

Даже с закрытыми глазами Гедоев почувствовал, что его враг появился в дверях черного хода. Он поднялся. Глаза у Печерского округлились от изумления – тот узнал Алана, однако, страха на лице графа не было.

«Ну, это уже ненадолго, – пообещал себе Гедоев, – он просто еще не знает, что его ждет».

Алан вынул из кармана деревянный четки и двинулся навстречу Печерскому. Не дойдя нескольких шагов, он остановился и выкрикнул заранее заготовленную фразу:

– Что-то вы, ваше сиятельство, не спешили со мной встретиться. Не хотите ли рассчитаться за работу?

– Я нахожусь на государственной службе, – процедил Печерский, – ты мог бы подождать в столице, незачем было сюда ездить. Ну, раз приехал, то давай, что привез.

Он протянул руку, и Алан вложил в его раскрытую ладонь четки. Вано погладил пальцами бусины, ощупал шелковую кисть и вопросительно глянул на Гедоева.

– Где остальное?

– Не пойму, о чем вы толковать изволите? – издевательски осведомился Алан. – Если о деньгах, так это – мне за работу вознаграждение и ваша плата за то, что вы моей жене ублюдка сделали, а моей семье его теперь кормить. Только этой чести мне не надобно, вы уж сами ему на молоко деньжат подкидывать будете. Каждый месяц, первого числа, станете приносить мне ровно тысячу, чтобы я вашего щенка и его мать случайно не удавил.

– Ты ополоумел? – взревел Печерский, нависая над ним, – да я тебя сейчас же прибью. Какое мне дело до твоей жены? Она содержит бордель и сама в нем работает. Откуда мне знать, от кого она понесла? Ты можешь ее задушить вместе с ребенком, если захочешь, только уже не успеешь этого сделать!

Он выхватил из-за голенища сапога длинный и тонкий кинжал и прижал его к шее Алана, но тот ждал чего-то подобного. Не моргнув глазом, он заявил:

– Зря вы это: если меня вдруг найдут мертвым, один мой друг отнесет в полицию письмо, переданное для вас в Одессе вместе с деньгами. Я его вскрыл, что там внутри – вы знаете лучше меня, так что давайте-ка договариваться.