В погоне за Солнцем (другой перевод)

Габриела объясняла мне, что наполняющее рефреном всю оперу проклятие дневному свету получило собственное имя Tagesgespr"ach – “тема дня”. Вагнер погрузился в эту диалектику света / тьмы благодаря произведениям Артура Шопенгауэра (1788–1860), в особенности “Миру как воле и представлению” (1819) – его воздействие Вагнер описывает в автобиографии как “чрезвычайное и определившее всю мою жизнь” [779] .

Опера “Тристан и Изольда”, сочиненная Вагнером через два года после знакомства с книгами Шопенгауэра, сопоставляет свет и тьму с двумя основными концепциями книги – феноменом и ноуменом, при этом первый является нашим представлением (ложным) о мире, в то время как настоящий мир – это ноумен, в котором все нераздельно и едино. Большинство людей живет в “мире повседневности”, а узкий круг элиты, к которому принадлежит и Тристан, способен разглядеть за этой химерой другой мир, одновременно и более ужасный, более реальный, способный дать более глубокое удовлетворение, поскольку только в этом настоящем мире он может навсегда соединиться с предметом своей любви. Тристан осознает, что полностью погрузиться в царство ночи они с Изольдой смогут лишь после смерти, поэтому его сердце – todgeweihtes Herz – посвящено смерти. Он восторженно поет:

779

См.: Michael Tanner, Wagner. London: HarperCollins, 1996. Р. 101.

Нет, великая Ночь хранит нас!Обманчивый День,Завистник злобный,Мог ты нас разлучить,Но не обманешь нас вновь!

Одно из величайших музыкальных произведений западной культуры оказывается прямой атакой на солнце. Возможно, именно поэтому “Тристан” обвиняли в “антицивилизационной направленности”. А Габриела предложила нам переместиться дальше в глубь времен, к Моцарту (1756–1791), который специально изменил многие элементы сказочной истории, легшей в основу его величайшей оперы “Волшебная флейта”, чтобы превратить ее в гимн солнцу.

Моцарт сочинил “Волшебную флейту” в год своей смерти. Либретто, написанное старинным другом композитора Иоганном Йозефом Шиканедером (1751–1812), основано на сюжете, разыгрывающемся в Египте, где Царица ночи символизирует силы добра, а мавр Моностатос, черный снаружи и внутри, – силы зла. Моцарт и Шиканедер превратили Царицу в символ греха и добавили фигуру Зарастро, мудрого верховного жреца Изиды (Солнца). Зарастро (чье имя происходит от Зороастра / Заратустры) похищает принцессу Памину, чтобы в храме Солнца освободить ее от злого влияния матери, Царицы ночи. Та в свою очередь посылает на поиски и освобождение своей дочери молодого принца Тамино, тем более что ему обещана рука Памины. После многочисленных испытаний, которым Тамино подвергает волшебник Зарастро, принц не только узнает правду о жестокой Царице, но и добивается свободы и любви Памины, в кульминационной сцене молодая пара вступает в храм Солнца.

Джудит Джеймисон (р. 1943) в роли Солнца в новой постановке 1968 года “Икара” Лукаса Ховинга. Несмотря на то что очень немногие балетные постановки делают главным героем саму звезду, Айседора Дункан (1877–1927) написала, что танец есть “ритм всего, что умирает, чтобы ожить снова; это бесконечный восход солнца” (Photo © Jack Mitchell)

Южноафриканский дирижер Уильям Кентридж отмечал, что имеются “разбросанные по всей опере примеры обращения тьмы в свет и солнечного цвета, изгоняющего ночь”, и разумеется, у солнца роль гораздо больше, чем просто “сиять”. Второе действие начинается в пальмовой роще с золотыми листьями, в центре возвышается пирамида, окруженная тронами восемнадцати жрецов Солнца; в финале эта сцена преображается в солнце. Звезда даже имеет собственную тональность, до мажор, которая на протяжении оперы символизирует солнечное сияние. Моцарт и Шиканедер были масонами, и масонские символы появляются в опере постоянно, а центральным в масонской системе было солнце. Историк музыки Уильям Манн утверждает, что Моцарту нужно было “выдумать связь между масонством своего времени и Древним Египтом, [откуда] масонство ведет происхождение” [780] . Эта опера в особенности восхваляет солнце из-за его большой значимости для давно существующего секретного общества. Масонская энциклопедия, вышедшая в 1912 году, объясняет:

780

William Mann, The Operas of Mozart. New York: Oxford University Press, 1977. Р. 597.

Вряд ли какой-то другой символ в масонстве более важен в своем значении либо более широк в своем употреблении, нежели символ солнца. Будучи источником материального света, оно напоминает масону о свете разума, в постоянных поисках которого тот пребывает… В масонстве солнце предстает сначала символом света, а затем, более многозначительно, символом верховной власти [781] .

Эти идеи и наполняют оперу Моцарта. Но можно просто наслаждаться музыкой.

781

A. G. Mackey, An Encyclopedia of Freemasonry and Its Kindred Sciences: Comprising the Whole Range of Arts, Sciences, and Literature as Connected with the Institution. New York: Masonic History Company, 1912. Р. 765.

Хотя многие произведения воздают должное солнцу, мы с Габриелой в основном продолжали придерживаться классической оперы (отчасти это было ее выбором, отчасти мне не хотелось ее слишком перегружать ввиду медленного восстановления ее здоровья): “Вертер” Жюля Массне (1824–1912) по повести Гете, где главная ария второго действия – ария Софи “Кругом веселье дышит, приветно солнце светит”; “Ирис” Пьетро Масканьи (невинность и распутство в Киото на стыке столетий, опера сочинена в 1897 году, за несколько лет до “Мадам Баттерфляй”) с арией Солнца “Я – жизнь!”; опера “Андре Шенье” Умберто Джордано (1898) о блестящем юном поэте, погибшем в годы террора; “Приключения лисички-плутовки” Леоша Яначека с эпизодом солнечного восхода. Памятен момент в бетховенском “Фиделио”, где заключенные выходят из подземелья под слепящий солнечный свет: солнце дарует жизнь, поэтому во втором действии Флорестан поет о том, что без солнца ему вокруг почудился ад.

Конечно, в опере проще отследить связи с солнцем, в отличие от музыкальных форм без слов: солнце сложно воплотить в одних нотах. Но многие сочинения намекают на солнце в своих названиях. Природа пропитывает музыку Фредерика Делиуса (1862–1934), будь это океан в “Морском дрейфе” или горы и луга в “Мессе жизни”. Делиус был язычником-солнцепоклонником, он писал музыку о тлене природы (“К нарциссам”), сложных отношениях (“Песни заката”), смерти (“Песни прощания”, “Погибший жаворонок”) и был одержим весной и летом: ощущение солнца присутствует даже в его произведениях без названия. Делиус сочинял в те времена, когда считалось вульгарным добиваться чувственных эффектов программной музыкой, но это нисколько не отпугнуло его современника Яна Сибелиуса (1865–1957). В финале его Пятой симфонии появляется могучее воплощение солнца. Алекс Росс в развернутой рецензиии на страницах New Yorker описывает кульминацию “лебединого гимна”, проходящего через всю симфонию:

Лебединый гимн [в последней части], который теперь ведут трубы, переживает конвульсивные изменения и пугающе перерождается. Интервалы раздвигаются, разрушаются и формируются заново. Симфония заканчивается шестью широкими аккордами, в которых с новой энергией пульсирует главная тема. Лебедь становится солнцем. [782]

Солнце было источником вдохновения и других произведений Сибелиуса, включая песню к “Восходу”.

Солнечные элементы возникают и во многих других классических произведениях, в том числе в музыке Мориса Равеля (1875–1937), Клода Дебюсси (1862–1918) и Игоря Стравинского (1882–1971). Одним прекрасным днем мы с Габриелой составили список: туда вошли “Так говорил Заратустра” (короткий вступительный пролог “Восход”) Рихарда Штрауса (1896), “Восход вечности” Джона Тавенера (1999), основанный на стихах Уильяма Блейка, и мои любимые – вступление к Девятой симфонии Дворжака (1893), “Утренняя песнь” Элгара (1899) и увертюра к “Гелиосу” Карла Нильсена (1903), сочиненные в одном десятилетнем интервале.

782

Alex Ross, Apparition in the Woods, The New Yorker. 2007. 9 и 16 июля. Р. 55. (Цит. по: Росс А. Дальше – шум. М.: Астрель, 2012. Пер. М. Калужского и А. Гиндиной. – Прим. перев.)

Большинство этих произведений черпали вдохновение именно в восходах, а не в закатах или в каких-то промежуточных солнечных проявлениях. А простое упоминание солнца в заглавии вовсе не подразумевает какого-то действительного участия солнца в произведении. Например, Гайдн (1732–1809) назвал один из своих струнных квартетов, Op. 20 (1772), “Солнечным квартетом”, хотя ничего специфически солнечного в нем нет. Густав Холст (1874–1934) исключил солнце из своей знаменитой симфонической сюиты “Планеты” (1914–1916). Музыка была отчасти построена на гороскопе самого Холста, где речь шла о “семи влияниях судьбы и элементах духа”, но композитор заменил Солнце и Луну на Уран и Нептун. В более ранних “Хоровых гимнах из Ригведы” (1908–1912), впрочем, у него присутствует “Гимн Вене (Солнце, всходящее сквозь туман)”.

Декорации финальной сцены второго акта “Волшебной флейты”, приблизительно 1730 год (Bildarchiv Preussischer Kulturbesitz / Art Resource, N. Y.)

После очередного моего визита к Габриеле прошло несколько недель, но за это время я наткнулся на то, что ее бы точно заинтересовало, – вещицу Сергея Прокофьева (1891–1953), хотя и не музыкального толка. В 1916 году, уже сочинив свой первый концерт для двух фортепиано, он завел блокнот, куда просил людей писать ответы на один-единственный вопрос: “Что вы думаете о Солнце?” – и продолжал опрос до 1921 года, когда его уже прославили “Игрок” (1916) и “Любовь к трем апельсинам”. Всего там насчитывается сорок восемь страниц (сейчас блокнот находится в московском музее), исписанных ответами не только друзей и знакомых, но и людей, случайно встреченных в путешествиях, а также знаменитостей типа Артура Рубинштейна, Федора Шаляпина, Владимира Маяковского и Игоря Стравинского. Многие ответы прекрасны, например ответ Маяковского: “От вас, / Которые влюбленностью мокли, / От которых / В столетия слеза лилась, / Уйду я, / Солнце моноклем / Вставлю в широко растопыренный глаз”. Или Стравинского: “Это очень глупо, что в немецком языке солнце женского рода, а не мужского”.

Предвкушая обсуждения с Габриелой некоторых записей из блокнота, я спросил у портье в фойе первого этажа, могу ли подняться к ней. Он посмотрел на меня удивленно: “Мисс Репке нет. Она недели три назад упаковала все вещи и отбыла в Чили. Она не вернется”.

Я повернулся и направился к выходу. Я знал, зачем она вернулась домой.

Благодаря Google мы знаем, что две тысячи четыреста шестьдесят две песни имеют слово “солнце” в своем заглавии – сейчас уже больше, эта цифра относится к маю 2009 года. Список композиторов ранжируется от Бетховена до Ирвинга Берлина, а девяносто девять песен из списка включают фразу “восходящее солнце”.