В поисках Дильмуна
Шрифт:
Остров Бахрейн к югу сужается, заканчиваясь мысом, так что расстояния в этом районе невелики. После двадцати минут плавной качки на рессорах по ухабистому бездорожью (на нашем фургоне мы здесь набили бы себе шишек, и пассажирам грузовиков наверно пришлось несладко) машина спустилась в ложбину к колодцу с торчащими рядом двумя-тремя пальмами. Руин жилищ мы не обнаружили, но земля метров на двести вокруг колодца была усеяна черепками. Я поднял осколок типичной бело-голубой глазурованной посуды эпохи Мин вроде тех, что некогда собирал у португальской крепости на северном берегу острова, и важно произнес:
— Португальский период.
Шейх Сульман не подозревал, что датировать селения можно не только по письменным источникам. Он повертел осколок, ища глазами дату, потом спросил:
— А где это написано?
Я кое-как объяснил, что надписи нет, но осколок — от посуды, какую изготовляли четыреста лет назад в Китае, а она могла быть доставлена
Мне доводилось встречать шейха Сульмана и позже, вплоть до его кончины в 1962 г., то на официальных мероприятиях, то на наших раскопках, но память ярче всего сохранила воспоминание о том, как в тот день, в развевающемся на ветру длинном красно-синем халате, он чуть ли не с мальчишеской улыбкой на своем бородатом лице предъявлял нам для осмотра очередную пригоршню черепков. В ряду известных археологов можно увидеть имя не одного монарха, и я не сомневаюсь, что при надлежащей подготовке шейх Сульман по праву занял бы место среди них.
Всю вторую половину дня мы переезжали с одного участка на другой, собирали черепки и, возвращаясь к машине, всякий раз видели разостланный на песке ковер и повара, который наливал нам свежий кофе из латунного кофейника. Отдохнем минут десять, чтобы выпить положенные три чашечки с печеньем и липкой халвой, потом снова садимся в машину. Охранники и соколыничьи забирались в свой грузовик, повар и слуги, свернув ковер и собрав посуду, — в свой, и вся группа снова трогалась в путь. На закате, в час вечерней молитвы, мы вернулись к охотничьему домику. Попрощались с шейхом, забрали мешочки с черепками, погрузились в свой довольно убогий с виду фургон и включили стартер. Безрезультатно. Правитель, повернувшийся лицом к Мекке, чтобы приступить к молитве, оглянулся Через плечо и щелкнул пальцами. Тотчас охранники, сокольничьи и повар устремились к нам. Они дружно подтолкнули машину, через десять метров мотор ожил, и мы покатили восвояси через гребень. Шейх Сульман уже погрузился в молитву.
Из каждой вылазки мы привозили черепки. Постепенно наша карта запестрела пронумерованными объектами, а комната в удобном домике нефтяной компании наполнилась мешочками с соответствующими номерами.
Черепки называют азбукой археолога. И не случайно: очень часто они говорят исследователю, с чем он столкнулся. На непосвященного это производит сильнейшее впечатление. На кургане в Англии, на холме, скрывающем руины домов, в Греции или Месопотамии археолог поднимает с земли невзрачный черепок и говорит: «Вот захоронение типа Б Бикер», или «поздний микенский период», или «раннединастический период III Б». Да еще нередко добавляет вполне конкретную датировку и свои соображения о происхождении и образе жизни захороненных в данном месте людей. Конечно, дело тут не в ясновидении, а в особенностях керамики. По последним данным, люди изготовляли сосуды, и обожженной глины начиная примерно с 6000 г. до н. э. И с тех самых пор не было в мире общины, которая в точности повторяла бы посуду другой. Различиям в форме, текстуре, орнаментах и способах изготовления нет конца; стили и фасоны менялись непрестанно. В данный отрезок времени в данной общине все горшки были схожи между собой, но как бы ни прочны были традиции, за сто лет тип горшка заметно менялся. Добавим к этому, что керамическая посуда широко употреблялась, в большинстве случаев была достаточно дешевой и постоянно билась. Даже в наши дни очень редко найдешь фарфоровую чашку, которой было бы сто лет. И однако, как ни странно, керамика практически «бессмертна». Если дерево и ткани, кожа и пергамент, железо и медь, даже серебро в почве разлагаются одни за несколько лет, другие — несколько столетий, то черепки, подобно камню и золоту, сохраняются тысячелетиями.
Вот почему во всех концах света черепки относятся к числу наиболее обычных находок всюду, где в последние пять-шесть тысяч лет жил человек, и являются самым простым средством определить, к какой общине и какому времени этот человек принадлежал. Вот только есть одно препятствие: сама по себе керамика ничего не скажет. Чтобы определить черепок как относящийся к позднему микенскому периоду, кто-то сперва должен раскопать Микены и выяснить, какой керамикой пользовались древнейшие жители этих мест, какой последующие и какой самые последние. Лишь после этого можно вводить термин «ранний», «средний» и «поздний» микенский периоды и затем применять Эти термины к керамике того же типа, найденной в других местах. А для точной датировки позднемикенской керамики необходимо вместе с ней найти предмет,
поддающийся датировке другими способами. Скажем, скарабей[13] известного науке фараона или древесный уголь, чей возраст определяют по остаточной радиоактивности.По мере того как росли горы мешочков с собранными в разных точках Бахрейна черепками, мы все больше ощущали действие упомянутого выше препятствия. Нам не встретилась ни позднемикенская, ни раннединастическая месопотамская керамика. В наших находках были представлены изделия многих различных стилей, однако параллелей с посудой, известной по другим районам мира, почти не встречалось. А когда встречались, речь шла, увы, отнюдь не о древней керамике. Из поддающихся опознанию черепков старше всех был бело-голубой китайский фарфор династии Мин, датируемый XVI–XVII вв. н. э.
В общем-то, ничего неожиданного в этом не было. В принципе мы вполне могли встретить на Бахрейне черепки от посуды известных месопотамских типов, но от самых южных раскопанных месопотамских городов — Ура и Эриду — нас отделяло как-никак около 650 километров, и вряд ли бахрейнцы времен Вавилонии и Ассирии пользовались той же посудой, что вавилоняне, или ввозили ее в таком количестве, что черепки могли быть рассыпаны на поверхности. Мы рассчитывали найти такую же керамику, какую обнаружили в могильниках Придо и Маккей. Мы привезли с собой их отчеты, и я сам видел в Британском музее немногочисленные образцы, добытые Маккеем. Выяснилось, однако, что упомянутые отчеты и музейные экспонаты всего не покрывают. Отчеты о раскопках всегда насыщены рисунками и фотографиями целых глиняных сосудов и черепков. Но как бы хорошо ни были выполнены иллюстрации, они неточны. В последовавшие годы нас раз за разом вводило в заблуждение видимое сходство наших находок с керамикой, иллюстрированной другими; в свою очередь, наши описания и зарисовки обманывали других исследователей. Нам постоянно показывают найденные в разных районах Аравии черепки, которые, по мнению нашедшего их, похожи на описанные нами. И чуть ли не в каждом случае одного взгляда довольно, чтобы убедиться в мнимости сходства. Ведь форма сосуда — только одна из его характеристик. Цвет, состав теста, толщина черепка, примесь служащих цементирующим материалом гравия, песка или соломы, степень обжига, оттенок или состав ангоба — все это различается от общины к общине, от века к веку, и даже самые хорошие цветные иллюстрации не передают всех деталей, не дают полного впечатления о данном типе керамики. Отчеты предшественников позволяли заключить, что большинство наших образцов несомненно отличается от найденного ими в курганах, но в целом ряде случаев мы колебались. Для сравнения надо было самим заполучить черепки из курганов. Кстати, это было совсем несложно.
Сразу после Нового года мы решили раскопать два погребальных холма, рассчитывая найти типичную керамику. Выбрали группу курганов в северо-западной части острова, подальше от селений, но не слишком далеко от проезжих дорог. Нами руководила надежда (как выяснилось, тщетная) найти нетронутые захоронения. Избранный участок к тому же находился далеко от района, где трудились Дюран, Придо, а позже и Маккей; таким образом, мы заодно могли проверить, однотипны ли погребальные камеры и лежащие в них изделия. Один холм был побольше, высотой около трех с половиной метров, другой — менее двух метров. Оставалось организовать работы.
Мы обратились к одному иракскому подрядчику в Манаме, и он взял это дело на себя. Нанял двадцать рабочих во главе с бригадиром, обеспечил ежедневную доставку их на грузовике к месту работ, нанял сторожа, снабдил его большой черной палаткой, раздобыл круглый оцинкованный бак для питьевой воды. Один день ушел на закупку кирок, лопат, мерных лент, кольев, бечевки и уровней, и 9 января 1954 г. мы приступили к работе.
Хотя нас больше всего интересовало содержание погребений, привычка к скрупулезной технике раскопок на датских курганах не позволяла нам попросту идти траншеей до центральной камеры. К тому же это был наш первый раскопана острове и можно было ожидать гостей, в том числе тех, кто оказывал нам финансовую поддержку и не скрывал своего недоумения, когда же эти датские археологи начнут копать. При раскопках кургана принято срывать его целиком в четыре приема. Срыв первую четверть и оставив вертикальные земляные стены, их зарисовывают, чтобы показать все стадии возведения кургана. Затем срывают вторую четверть и зарисовывают следующую поверхность.
Третья четверть обнажает еще одну, четвертую поверхность; в итоге вы располагаете двумя полными разрезами под прямым углом друг к другу. Когда убрана последняя четверть, довершают зарисовку постепенно расчищавшейся горизонтальной поверхности под насыпью. И лишь после этого приступают к вскрытию срединной камеры, то есть собственно захоронения. Стремясь сберечь время и деньги и оставить что-то для зрителей (ведь полностью раскопанный курган — уже вовсе и не курган), мы решили пойти на компромисс. Холм поменьше рассекли пополам, а из большего холма вынули только одну четверть.