В поисках Дильмуна

Однако попасть туда было заведомо нельзя. Доступ в Саудовскую Аравию закрыт для всех. В первые годы наших работ мы справлялись у сведущих людей. Правительственные чиновники Бахрейна и британские политические представители пожимали плечами. Вы можете ходатайствовать, говорили они. Правда, здесь некому персонально адресовать ходатайство, но пишите в министерство внутренних или иностранных дел. Ответа вы не получите. А если и получите, то не раньше, чем через полгода, с просьбой представить дополнительную информацию. До сих пор никто еще не смог добиться визы.

Мы спрашивали знакомых нам шейхов на Бахрейне и в Катаре, зная, что они регулярно отправляются в Саудовскую Аравию на охоту. Они изображали удивление: какие там трудности! Пришлем письмо или дадим вам провожатого, и можете запросто отправиться туда. Но почему-то ни письма, ни провожатые не появлялись в подходящее для нас время. И мы отложили все помыслы о поездке в Саудовскую Аравию на гипотетическое будущее, когда саудовское правительство станет «прогрессивным». Поскольку нам твердили, что в эту страну невозможно попасть, то и мы говорили другим то же самое. Естественно, мы не стали тратить время на бесполезные ходатайства.

На самом деле получить разрешение на въезд в Саудовскую Аравию довольно просто. И мне следовало знать об этом.

У племен Аравийского полуострова действует система путешествий, несомненно сложившаяся еще до ислама. Появляться на территории племени, с которым ваше племя не состоит в прочном союзе, чрезвычайно опасно. Если у вас нет покровителя. В его роли выступает член указанного племени, причем не обязательно влиятельное лицо, чаще всего просто платный проводник. Его присутствия достаточно для вашей безопасности, ибо он взял на себя ответственность за вас: если вы будете убиты, делом чести для покровителя является отомстить за вас — выследить убийцу и отправить его на тот свет; если вас ограбят, покровитель обязан вернуть или возместить украденное. Одновременно он принимает на себя ответственность за ваше поведение, И, если вы кого-нибудь убьете, кровная месть будет обращена на него и его семью.

Я отлично знал об этой системе, каждый год рассказывал о ней новым членам экспедиции, которые недоумевали, как это наши сторожа спят всю ночь и большую часть дня. Я объяснял, что сторожить не обязательно, раз они приняли на себя ответственность за нас и наше имущество. Мы, иностранцы, — желанная добыча для всякого, но никто не станет подвергать испытанию чувство чести нанятых нами сторожей и навлекать на себя их месть за кражу наших вещей. Однако тогда мне было невдомек, что в Саудовской Аравии эта система действует на государственном уровне. Чтобы получить визу, достаточно заручиться покровителем среди граждан этой страны.

Сообрази мы это раньше, наверное, сумели бы что-нибудь предпринять; правда, у нас не было в Саудовской Аравии знакомых, которых мы могли бы попросить о покровительстве. К счастью, слухи о нашем пребывании и наших находках в странах Персидского залива широко распространились. И подобно тому как это было с Катаром, Кувейтом и Абу-Даби, инициативу проявила другая сторона. Летом 1960 г. нас посетили в Орхусе Эл и Дорис Симпсоны, служившие. в Арабо-Американской нефтяной компании в Дахране. Они рассказали про городище Тадж примерно в 100 километрах от побережья, на полпути между Бахрейном и Кувейтом. В то же лето Джек и Бетси Уилсоны, также работавшие в Дахране, сделали нам конкретное предложение, пригласив меня и П. В. во время очередного полевого сезона посетить Дахран и прочесть лекцию служащим нефтяной компании, а затем несколько дней посвятить изысканиям.

Признаюсь, мы не приняли это предложение всерьез. Мы знали, что в Саудовскую Аравию попасть невозможно, а потому очередной сезон прошел без каких-либо активных действий с нашей стороны. И только в.1962 г. настойчивые усилия Джека, к которому присоединились Берт и Марии Голдинги, увенчались успехом. Недели за две до рождества к нам на Бахрейн пришла телеграмма: нас ждут, и визы будут оформлены, как только мы прибудем в Дахран.

Однако состав группы изменился. П. В. находился в Кувейте, зато на Бахрейне со мной снова была Вибеке и теперь уже семилетний Майкл. Словом, получился семейный отряд.

В то время я не подозревал, насколько сильна «археологическая фракция» в городе нефтяников Дахране. Но, глядя на многочисленную аудиторию, втиснувшуюся в кинозал, чтобы послушать рассказ о наших находках, я получил некоторое представление, сколько здесь энтузиастов, а когда на другой день узнал, что в моем распоряжении будет разведочный самолет, то окончательно уразумел, что в Дахране археология пользуется почетом, к которому мы вовсе не привыкли.

В «Арамко»^[57] известно явление, именуемое кладоискательством. Рано утром по четвергам, когда начинается мусульманский уикэнд, из ворот города нефтяников в большом количестве выезжают вездеходы и направляются к далеким и нередко тайным пунктам в пустыне. Целые семьи часами бродят в песках, разыскивая интересные черепки и другие предметы. Некоторые любители специализируются на каком-нибудь из этих «других предметов» — бусинах, кремневых наконечниках стрел или даже монетах. Ко времени нашего визита коллекционирование приобрело широкий размах, однако коллекционеры были не очень сведущими людьми. Несомненно, какие-то находки представляли больший интерес, чем другие, но какие именно, в этом мало кто из кладоискателей понимал. Так что обилие слушателей на моей лекции определялось не столько желанием узнать, что нами найдено в соседних государствах, сколько надеждой выяснить, как наши находки соотносятся с местными. Естественно, нам тоже хотелось это выяснить. В итоге около двух десятков наиболее серьезных кладоискателей объединились, чтобы показать нам свои самые урожайные районы. А поскольку в их число входили руководящие работники компании (в частности, ее президент и по меньшей мере четыре вице-президента), мы располагали наилучшими транспортными средствами для обследования этих районов. Для первой разведки самолет подходил как нельзя лучше.

Идя бреющим полетом над барханами (Майкл буквально прилип к иллюминатору), мы впервые начали осознавать, как огромен наш новый район действия. Сразу прибавилось еще одно измерение: Саудовская Аравия — это не только 560 километров побережья от Кувейта до Катара, но и 1200 километров по прямой от Дахрана через весь полуостров до Красного моря, да плюс еще столько же от этой линии на юг.

Мы не собирались осмотреть все это в первый же день. На небольшом инструктивном совещании перед вылетом нам объяснили, что сегодня состоится только беглый обзор объектов в радиусе одного дня пути от Дахрана. Пролетим километров 120 на север и на юг вдоль побережья и километров 100 внутрь страны. Я прикинул, что мы охватим лишь одну сотую всей площади Саудовской Аравии, равной приблизительно двум миллионам квадратных километров. Но и то получалось в тридцать шесть раз больше площади Бахрейна, на удовлетворительное обследование которого у нас в свое время ушел месяц, и в два раза больше площади Катара, которым мы занимались уже шесть лет, предполагая продлить исследование еще на год.

В этом году наш отряд в странах Персидского залива насчитывал двадцать шесть археологов: трое в Абу-Даби, трое в Катаре, десять на Бахрейне и десять в Кувейте. На пределе были не только возможности централизованной организации, но и ресурсы Дании как поставщика археологов. На нас отразился «археологический кризис», связанный с постройкой высотной Асуанской плотины и угрозой затопления важных исторических районов Египта и Судана. Скандинавская экспедиция, занятая на срочных изыскательских работах в Судане, уже отняла у нас Юниса и привлекла нескольких других специалистов, которых мы надеялись видеть в своих отрядах. Нам пришлось набирать людей за пределами Дании; в Кувейте с нами работало двое норвежцев. Если теперь распространить сферу исследований на Саудовскую Аравию, мы столкнемся с организационными и кадровыми проблемами, равными по масштабу новым площадям.

Покружив над обширным некрополем к югу от Дахрана (очень схожим с некрополями Бахрейна), самолет взял курс на север, и я, отложив думы об организационных проблемах, обратил взгляд на пальмовые рощи и возделанные поля Катифа. Большая часть аравийского побережья к северу и к югу от скалистого полуострова, где расположился Дахран, бесплодна, барьер желтовато-белых песчаных холмов отделяет зеленовато-голубое мелководье от протянувшихся параллельно побережью светло-бурых солончаков. Где есть колодцы или современные артезианские скважины, там можно увидеть селения и маленькие орошаемые плантации финиковых пальм. Совсем иначе выглядит район Катифа. Здесь та же картина, что на Бахрейне. Вода без помощи человека в изобилии поднимается на поверхность земли, и площадь, равная возделанной северной части Бахрейна, покрыта, как и там, буйной растительностью. Но район этот подвержен осаде. С севера и с запада на плантации наступают огромные серповидные барханы; местами первые волны песка уже захлестывают пальмы. Кладка заброшенных колодцев среди барханов свидетельствует, что некогда возделанные площади были обширнее.

Сады Катифа раскинулись на берегу глубоко вдающегося в материк залива, и наш самолет, пройдя над узкой полосой мелководья, оказался над лежащим в центре залива островом Тарут. С воздуха этот остров кажется чуть ли не искусственным. Он круглый, в диаметре около восьми километров. Прибрежные соляные топи и камышовые болота окаймляют почти правильный круг пальмовых рощ, а в самой середине острова, в окружении рощ расположено селение Тарут. В его центре — крутой холмик. Единственную возвышенную точку на всем острове венчает разрушенная крепость. Тарут нас очень интересовал: о нем упоминают ранние арабские географы, а поселок Дарин на южном берегу острова, согласно источникам, был резиденцией несторианского епископата до того, как сюда пришел ислам.