В поисках Ханаан

Узнав об этом, Поля, не советуясь с Зоей Петровной, купила еще один замок и цепочку. И теперь, звоня после выпуска новостей, строго спрашивала:

— Зоечка Петровна, вы не забыли?

— Не волнуйся! Закрыла! Закрыла! — рапортовала Зоя Петровна.

Незадолго до Рождества Поля повезла Зою Петровну смотреть праздничное убранство домов. Они проезжали мимо пальм, стволы которых были обвиты гирляндами разноцветных лампочек, мимо светящихся огнями оленей, запряженных в санки, мимо громадных, в человеческий рост, заводных кукол, кланяющихся прохожим. Увидев Принцессу и Щелкунчика, мерно вращающихся под музыку, Зоя Петровна по-детски восторженно замерла, потом всплеснула руками:

— Как жаль, что Симочка ничего этого не видит!

— Вы, ей-богу, как ребенок, Зоечка Петровна. Что ж вы ее жалеете все время? Она сейчас счастлива. Они с Виликом столько лет тянули эту канитель. Вы не замечали, она скрытная. После каждого свидания месяцами приходила в себя. И каждый раз клялась: «Это конец!»

— Понимаешь, — Зоя Петровна запнулась, — Симочка со мной всегда как ежик. Колючки растопырит — не подходи.

— Знаю. У меня с отцом тоже так. После того как мамы не стало, он совсем одичал. Верите, я у него иной раз и не присяду. Лекарства отдам, продукты выгружу — и к двери. Он еще торопит меня: «Иди! Иди! Меня работа ждет». У него идея фикс — наверстать упущенные годы. А что родной дочери не с кем словом перемолвиться, ему невдомек. Здесь без семьи, сами знаете, волком взвоешь.

В этот вечер Зоя Петровна долго не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, думая о дочери и виня себя во всех смертных грехах: «Ты не мать! Ты — слепая лошадь! Всегда все делала невпопад. Приставала со своими рассуждениями, обижалась, что девочка тебя не слушает. Требовала задуматься о будущем, создать нормальную семью, родить ребенка. А она или молчала, или огрызалась, или отшучивалась, скрывая правду».

Ночью ей приснился изможденный ребенок с маленькой лысой головкой и громадными, в пол-лица, черными глазами. Она держала его, крепко прижимая к груди и баюкая. Потом где-то глухо ахнуло. Кто-то крикнул: «Стреляют!» Ее понесло вместе с толпой. И уже на бегу она почувствовала, как сверток с ребенком выскальзывает у нее из рук.

Зоя Петровна проснулась вся в поту. Кто-то отчаянно колотил в ее дверь, сопровождая каждый удар выкриком «Аут!». Она с раздражением подумала, что это опять дебоширят бывшие жильцы. Выглянула в окно. Чернильно-бархатную темень ночи разрезали лучи прожекторов. В отдалении толпились люди. В это время опять начали ломиться в дверь. «Акция!» — внезапно мелькнуло у нее в сознании. Словно во сне, она схватила старый Симочкин школьный портфельчик, в котором хранила документы, достала из шкафа, из-под стопки белья деньги. Грубый мужской голос рявкнул «Go out!» — выходи. Вслед за этим ударили чем-то тяжелым по двери.

Торопливо сметя из холодильника в пакет какие-то продукты, она напялила на себя старое зимнее пальто, привезенное еще оттуда. Затем обвела взглядом комнату, открыла один за другим оба замка, сбросила цепочку и ступила в опасную тьму коридора. Чьи-то руки подхватили и поволокли ее вниз по лестнице.

Она очнулась на улице, в толпе. Повинуясь инстинкту, внезапно пробудившемуся в ней, стала продираться в самую гущу. Мужчина в черной форме, став в луч прожектора, достал из нагрудного кармана вчетверо сложенные листы. «Нужно отступить в темноту. Сейчас начнут перекличку», — мелькнуло у нее в сознании, и она попятилась в темь. Трое помощников, видно, чином пониже, но тоже в форме, подталкивая и напирая, пытались выстроить толпу в два ряда.

— Джордж Алкальдо, — выкрикнул мужчина в форме.

Из первого ряда кто-то откликнулся. К нему тотчас подскочил один из помощников, взял под руку и повел в сторону стоявшего поблизости автобуса. Она сжалась, точно стараясь стать еще незаметней, и осторожно отступила еще на шаг. «Лесок направо, за ним полотно железной дороги. А вдруг там овчарки?» — мелькнуло у нее в сознании.

— Антони Алмоза… Лиса Беланни… — выкрикивал мужчина со списком.

Люди один за другим исчезали в чреве автобуса. «Что же делать? — заметалась она. — Симочка даже не узнает, что со мной случилось».

Внезапно послышалось: «Маркус Гутман». Она вздрогнула, начала проталкиваться вперед. Запнувшись в темноте, толкнула кого-то локтем. Когда наконец вырвалась из толпы, высокого худощавого старика с накинутым на плечи пледом уже вели по направлению к автобусу. Забыв о страхе, она попыталась было рвануться за ним. Но ее поставили в строй. И тотчас услышала рядом русскую речь.

— Куда прется? Ведь ясно сказано: эвакуированы будут все.

Зоя Петровна оглянулась и севшим от страха голосом спросила:

— Скажите, что происходит? Куда нас собираются везти?

— В гостиницу, — ответили ей из темноты, — разве вы не знаете? Вам что, не сказали в чем дело? Эти сволочи, которых отсюда выселяют, пытались вывести из строя лифт. Сработала пожарная сигнализация.

— Да-да, конечно, — прошептала она и, прижимая к себе портфельчик, бессильно опустилась на бровку тротуара.

Сознание толчками стало возвращать ее к действительности. Уже начало светать. В сером тумане проступали контуры пожарных машин, скорой помощи, нижние этажи дома-башни и чахлый придорожный лесок. В утреннем воздухе раздался звон колокола, затем низкий гудок и грохот колес проходящего мимо состава. И тут Зоя Петровна услышала, что выкликают ее фамилию. Она встала, оглянулась и побрела к вновь подкатившему автобусу. Предыдущий, наполненный людьми, дав короткий сигнал, набирал скорость.

После ночного происшествия жизнь Зои Петровны круто изменилась. Теперь она целыми днями глядела в окно, следя глазами через щели жалюзи за проходящими мужчинами. А вечером, когда спадала жара, выходила во двор, садилась на скамейку, с которой могла наблюдать за входами в парадные, и сидела до тех пор, пока окончательно не становилось темно. «Не может быть, чтобы мне показалось. Я ясно слышала — Марк Гутман», — думала она, возвращаясь домой. «Тебе не кажется, что это смахивает на старческое безумие? — с едкой насмешкой спрашивала она у себя. — Допустим, ты его нашла. Ну и что дальше? Что ты ему скажешь? Простите, вы случайно не мой муж? Или просто кинешься без слов ему на шею? Кому нужны китайские церемонии? Ведь прошло всего ничего — чуть больше чем полвека. Затем по закону драмы — рыдания, объятия, поцелуй чуть траченных молью влюбленных — и занавес. Вероятно, есть одно препятствие — его нынешняя жена. Не может быть, чтобы жил один. Вокруг него всегда роились женщины. Но это не так уж важно при вашей неугасимой любви. У него был его конек — исповедаться и с плеч долой. Каяться любил со всеми подробностями, чтобы она ясно представляла, что бросил он в краю далеком ради нее. Так было всегда, даже в сороковом, когда вернулся со строительства канала, куда сослали после лагеря на поселение. Там была сметчица Люба. «Поздравляю! У тебя, оказывается, прекрасная память, моя милая!» — Зоя Петровна сморщила губы в усмешке. Итак, перечисляем в хронологическом порядке: Гитя, Люба, Леночка! Хотя Гитя под вопросом. От нее Марк всегда решительно открещивался. Говорил: «Просто соседка». И смеялся над пылким воображением молодой жены. «А вдруг, дорогуша, эта история со стариком тоже плод твоего воображения? Разве не ты собиралась под прикрытием темноты рвануть через лесок, а там по рельсам, садами и огородами в Красную Армию? Вот была бы потеха. Партизаны в тылу Америки».

Признайся, как ты не старалась привязать к себе Марка, он всегда норовил ускольнуть. И Симочку не удержала. Такова твоя планида: ты пытаешься врасти в чью то жизнь, цепляешься как репей. Вначале тебя осаживают, отталкивают, а потом не выдержав, бегут как от чумы. Но ты же знала что Марку нужно было от тебя. Прямо сказал:«Если со мной случится нехорошее, ты из тех, кто будет ждать». Чувствовал – ходит по краю пропасти, двух прорабов с его участка уже посадили за вредительство. А если рассудить, в чем он виноват? В тот его приезд не было между вами ничего кроме поцелуев и поглаживаний. Но ты потеряла голову, считая, что это любовь до гроба, взвалила на себя этот камень и тащила его три года, пока он не вернулся «оттуда». Помнишь как посылала посылки? Как ждала у калитки почту?

Зоя Петровна замерла точно вкопанная. Почта! Как все просто. Вместо того, чтобы строить из себя топтуна, торчать целыми днями у окна или на скамейке, проверь почтовые ящики. На каждом из них есть фамилия жильца.

На другой день утром пошла в магазин «99 центов», купила дешевый китайский фонарик, батарейку. Ночью, когда дом затих, спустилась в вестибюль, и подсвечивая надписи на почтовых ящиках, проверила все до одного. Как она и ожидала, эта вылазка не принесла успеха. Впереди были еще две парадные. На третью ночь она нашла то, что искала. Он жил на седьмом этаже, в крайнем левом крыле. Фамилия полностью совпадала. Правда, вместо Марк, красовалось вычурное имя – Маркус. Но это её не смутило. Она стала часто прохаживаться мимо левого крыла. Иногда задирала голову вверх, отсчитывала седьмой этаж и начинала одно за другим осматривать окна. Наконец, собравшись с духом, поднялась на лифте, нашла нужный номер квариры и позвонила. В глубине квартиры послышались шаги, потом шорох. Дверь распахнулась. Перед Зоей Петровной предстала могучая негритянка в белом переднике, надетом поверх пестрого платья: «Мэм?» Зоя Петровна отступила назад, смущенно бормоча «Сорри». Все английские слова, затверженные ею с таким трудом, вдруг выскочили из памяти. «Что же делать?»--изо дня в день задавала себе один и тот же вопрос…