В поисках Колина Фёрта

Он искоса посмотрел на нее.

– Сделайте нам одолжение, не говорите всем и каждому, что мы здесь. Меньше всего нам нужны толпы народа, наблюдающего, как мы ставим свет. Кинозвезды тут нет. Это вы сказать можете.

«Ладно, Ворчун».

– А что за фильм? С Колином Фёртом в главной роли, да?

Он сердито взглянул на Беа.

– Вы вторгаетесь на чужую территорию.

Похоже, сегодня она занимается именно этим.

Глава 5 Вероника

Вероника несла тяжеленный поднос к седьмому столику: четыре тарелки, четыре кофе, четыре апельсиновых сока и корзинки мини-печений с яблочным сливочным маслом. Воскресное утро, восемь часов, а поскольку закусочная открылась в шесть тридцать, Вероника подала уже, кажется, пятьсот порций яиц, от яичницы-болтуньи и омлетов до глазуний, жаренных с обеих сторон, и самых простых блюд – картофеля по-домашнему, бекона и тостов и, наверное, тысячу чашек кофе. А люди все приходили. У дверей образовалась очередь, у стойки не протолкнуться, и все столики заняты. «Лучшая закусочная в Бутбее» оправдывала свое название и была одним из самых популярных заведений в городе. Даже рыба с чипсами не уступала блюдам из специализировавшихся на морепродуктах ресторанов, а в прибрежном городке штата Мэн это о чем-то говорит. И разумеется, за пирогами люди шли только сюда.

Из всех закусочных, в которых она работала за прошедшие двадцать два года, «Лучшая закусочная в Бутбее» была ее любимой. Во-первых, она нравилась Веронике красотой интерьера. Полы из широких досок настланы были еще в конце девятнадцатого века, когда здесь размещался универмаг. Вместо стандартных виниловых сидений в кабинках стояли белые деревянные скамьи (конечно, их можно мыть) с удобными подушками в принтах из морских звезд. И двадцать пять круглых полированных столов. В перерывах между наплывами посетителей Вероника любила рассматривать развешанные на стенах работы местных художников. А задняя комната представляла собой рай для официанток – удобные кресла с откидывающимися спинками и подставками для ног и даже очаровательный переулок, куда можно выскочить, чтобы глотнуть свежего воздуха. Владелица закусочной, Дейрдре, устроила из заднего двора настоящий цветник, и Вероника часто проводила свой перерыв среди больших горшков с голубыми гортензиями, вдыхая аромат роз.

– Я вижу свободный столик, юная леди, – услышала Вероника знакомый резкий голос женщины, окликавшей хостес.

Только не это. Миссис Баффлмен, указывающая с обычным хмурым видом на только что освободившийся столик из тех, что обслуживала Вероника. Миссис Баффлмен преподавала английский язык, когда Вероника училась в предпоследнем классе. Несколько лет назад она вышла на пенсию и практически ежедневно завтракала в этой закусочной; Вероника давно попросила хостес сажать ее к другим официанткам, но иногда ничего нельзя было поделать, и Баффлмен оказывалась в ее части зала.

– Доброе утро, миссис Баффлмен, мистер Баффлмен, – произнесла Вероника, остановившись у их столика с кофейником в руке. – Кофе?

Миссис Баффлмен мгновение разглядывала ее, как обычно разочарованно покачивая головой. Когда Вероника бросила школу, всех учителей известили о причине этого, но миссис Баффлмен, единственная, решила обсудить с ней этот вопрос. «Какой стыд, – сказала она Веронике, едва сдерживавшей слезы, и покачала головой. – Какая пустая трата жизни». И Вероника, считавшая, что почувствовать себя хуже просто невозможно, совсем пала духом.

Она никогда особо не любила миссис Баффлмен, но старая перечница ставила ей «отлично» за каждую письменную работу, и на каждом экзамене Вероника получала высшую оценку. Английский давался ей лучше других предметов, но она все равно не планировала становиться ни учителем, ни каким-нибудь редактором – не знала, чем хочет заниматься. Увлекшись выпечкой четыре года назад, она стала подумывать, не открыть ли собственную пекарню, но на это требовалось много денег, и хотя сбережения у нее были – отложенные за двадцать два года работы официанткой, сэкономленные за счет дешевого жилья и небольших расходов на себя, – она боялась потратить их на предприятие, которое может провалиться. У нее не было спутника жизни, готового оплачивать половину ее счетов, половину платежей по займам, хотя и при наличии мужа никогда не знаешь, что может произойти. Тем не менее приятно было помечтать о маленькой пекарне.

– Эта девушка бросила школу из-за беременности, – прошептала миссис Баффлмен своему мужу по меньшей мере в сотый раз с тех пор, как Вероника вернулась в город.

Вероника закатила глаза и застонала при виде Пенелопы Вон Блан и ее матери, сидевших за столиком на двоих в ее секции. Придется и Пенелопу внести в список людей, которых не надо сажать в ее части зала. Большего сноба Вероника в своей жизни не встречала, и, к несчастью, Пенелопа записалась на ее кулинарный курс, начинавшийся завтра вечером. Странно, что эта женщина пожелала учиться у нее искусству печь пироги, тут явно не обошлось без какого-то скрытого мотива. Возможно, она захотела узнать секреты создания чудо-пирогов, чтобы отнять приличный заработок.

Пенелопа начала шептаться с матерью, едва Вероника направилась к ним с кофейником. Можно было не сомневаться, о чем та говорит: «Помнишь потаскушку, которая забеременела за год до нашего выпуска и бросила школу, уйдя в “Дом надежды”? Это она. Работает в закусочной. Понимает, что мы видим, как сложилась ее жизнь».

– Вероника! – с напускной веселостью воскликнула Пенелопа, и та поразилась ее необычно скромному виду – волосы не так идеально распрямлены, одежда более консервативная и всего пара простых украшений вместо кучи побрякушек. – Я так волнуюсь перед завтрашним занятием у тебя. – Повернувшись к матери, она сказала: – Вероника известна в городе своими особыми пирогами. Ты когда-нибудь их пробовала?

– О, я не верю в подобную чепуху, – пренебрежительно отмахнулась та. – Пироги не принесут тебе любви и не излечат от рака. Я тебя умоляю.

– Что ж, но на вкус они точно хороши, – засмеялась Вероника.

– Знаю. Я ела здесь ваш пирог, – без улыбки ответила мать Пенелопы. – Кофе, пожалуйста.

Вероника налила им кофе и приняла заказы. Пенелопа попросила фруктовую тарелку. Заказ ее матери был самым хлопотным из тех, что Вероника когда-либо имела неудовольствие записать в своем блокноте. Два яйца – одно глазуньей, зажаренной с обеих сторон, другое – обычной глазуньей. Ржаной тост, чуть-чуть обжаренный, но еще теплый, намазанный растопленным сливочным маслом. Картофель по-домашнему, но без поджаренных ломтиков, что Вероника любила больше всего – когда лук и картошка покрываются легкой корочкой.

Сталкиваясь с такими людьми, как Пенелопа или Баффлмен – особенно в один день и в одно время, – Вероника ощущала порой укол старого стыда. Конечно, не сравнить с тем временем, когда ей было шестнадцать, она только что узнала о беременности, и люди таращились на нее, словно на ее шее висела табличка. Просто отголосок прошлого, заставлявший ее чувствовать себя… неуютно. Как будто ее жизнь могла сложиться совсем иначе, если бы ей не сделали ребенка. Наверное, она была бы замужем. Имела двоих детей. И разобралась бы, чего хочет от жизни. Гораздо раньше обнаружила бы свой кулинарный талант, потому что пекла бы своим детям пироги для школьных распродаж. Может быть. А может, и нет. Кто, черт возьми, знает?

Она посмотрела в сторону стойки, где обычно сидел офицер Ник Демарко, когда частенько заглядывал сюда. Но только не сегодня утром. Очень жаль, что его не было здесь вчера, тогда она напустила бы его на этого зануду и пьяницу Хью Фледжа, без конца приглашавшего ее на свидание. По школе, Ника она почти не помнила, но знала его в лицо, знала, что он из компании Тимоти. Каждый раз при взгляде на него ей казалось, будто он видит ее насквозь, знает о ней всякие вещи, не соответствующие действительности. Это чувство Вероника ненавидела, и поэтому избегала Ника всякий раз, когда видела в закусочной или в городе. Но завтра вечером на занятиях избежать его не удастся. Придется быть отменно вежливой еще и из-за его дочери.