В поисках Колина Фёрта

Беа попыталась представить себя здесь, одной из новорожденных, а ее биологическая мать стоит двадцать два года назад на том же самом месте. Может быть, Вероника Руссо и не стояла здесь. Может, когда ты отдаешь своего ребенка на усыновление, то не стоишь, глядя на него, лежащего в детской кроватке. Были ли тут Кора и Кит Крейны? Или агентство по усыновлению организовало передачу ребенка без посредников? Да и важно ли это на самом деле? У Беа сжалось сердце, она повернулась, чтобы пойти дальше, и обрадовалась, увидев идущую по коридору медсестру.

– Простите, – обратилась к ней Беа, доставая из сумочки свидетельство о рождении и протягивая медсестре. – Вы не скажете, что означает «ДНП»?

Медсестра взглянула на свидетельство со штампом «Не для судебных целей» в верхней части.

– Ну, я знаю, что «ДН» означает «Дом надежды», но что такое «ДНП»… затрудняюсь ответить. Давайте, я спрошу сестру на посту.

– «Дом надежды»? – повторила, следуя за ней, Беа.

Женщина повернулась к ней.

– Это дом для беременных девочек-подростков, не так далеко отсюда.

«О, – подумала Беа. – Веронике пришлось переселиться в этот дом? Интересно, почему она не осталась с родителями, раз уж они жили в Бутбей-Харборе? Неужели ее выгнали?»

– «П» означает парковку, – объяснила другая медсестра, возвращая Беа свидетельство о рождении. – Время от времени девочка из «Дома надежды» начинает рожать или рожает в самом доме или по дороге в больницу. «ДНП» означает, что ребенок родился на парковочной стоянке «Дома надежды».

– Я родилась на парковочной стоянке? – переспросила Беа.

На парковке дома для матерей-подростков? «Так что же с тобой случилось, Вероника Руссо?» – подумала она.

– Скорей всего вы родились в машине «Скорой помощи», присланной, чтобы перевезти вашу мать сюда. Но преждевременно начавшиеся роды помешали транспортировать ее со всей безопасностью.

– Я родилась на парковочной стоянке, – повторила Беа, думая не столько о себе, сколько о Веронике Руссо, наверное, до безумия напуганной.

«Дом надежды» находился на другой стороне полуострова, в двадцати минутах езды в противоположном направлении по длинной, извилистой дороге, протянувшейся на многие мили. Наконец Беа нашла столб с белым указателем: ХОЛМИСТЫЙ КРУГ, 14. Еще одна продолжительная поездка по грунтовой дороге, – и перед ней возник дом. Девушка удивилась: она ожидала увидеть этакое казенное здание. Но табличка «Дом надежды» висела над крыльцом очень милого, приземистого и широкого белого фермерского особняка. На крыльце – мягкие кресла-качалки, повсюду ящики с цветами. Передний двор затенен большими деревьями. Под одним из них – полукруг из пустых шезлонгов. Под другим – девочка на сносях – на вид ей было не больше тринадцати – перелистывала какой-то журнал. Еще одна девчушка на последних сроках беременности, с красивыми рыжими волосами, гуляла по периметру двора в наушниках.

Вдоль здания были припаркованы несколько автомобилей. Беа поставила машину, гадая, не на этом ли самом месте родилась.

Пока она шла вдоль фасада дома, беременная девушка, читавшая журнал «Пипл», поднялась с шезлонга и направилась к ней.

– Привет, ты беременна?

При ближайшем рассмотрении она оказалась постарше, чем первоначально показалось Беа. Шестнадцать лет, может быть, семнадцать. Ее длинные светло-каштановые волосы были заплетены во французскую косу.

– Нет. Вообще-то, я здесь родилась.

– О! И чего же ты хочешь?

– Просто посмотреть это место. Может, поговорить с директором или с кем-то из начальства.

– Спроси Полину. – Девушка взглянула на часы. – Она сейчас как раз у себя в кабинете.

– Спасибо.

Улыбнувшись ей, Беа поднялась по ступенькам. Открыла сетчатую дверь. Вдоль стен холла тянулись мягкие скамьи. Подальше, за белым деревянным столом с букетом голубых гортензий сидела женщина. Она оторвалась от записей, которые заносила в скоросшиватель.

– Здравствуйте, чем могу помочь?

У Беа внезапно пересохло во рту.

– Я родилась здесь двадцать два года назад. По-видимому, на парковочной площадке. Я просто хотела посмотреть дом. Может, поговорить с кем-нибудь об этом месте. Что-то узнать.

Женщина улыбнулась.

– Конечно. Я – Лесли, помощница Полины Ли, директора «Дома надежды». Сейчас у Полины встреча, но я с радостью отвечу на ваши вопросы, если смогу. – Она закрыла скоросшиватель и жестом пригласила Беа присесть. – Парковочная стоянка, понятно. Иногда роды у наших обитательниц идут так быстро, что мы не успеваем доставить их в больницу вовремя. Вы родились либо на одеяле прямо на траве, либо, возможно, в машине «Скорой помощи», в зависимости от момента родов.

Беа не могла представить, что кто-нибудь – девочка, читавшая «Пипл», например, – рожает ребенка на траве. Или в «Скорой», коль на то пошло.

– Расскажите мне, пожалуйста, о «Доме надежды». Я ничего о нем не знаю.

– Что ж, мы принимаем беременных девочек-подростков и молодых женщин до двадцати двух лет. Сейчас у нас живут семь девушек. В прошлом месяце были еще две. Мы обеспечиваем комфортабельную комнату, питание, обучение – или по школьной программе, или по подготовке к тесту на диплом о среднем образовании – и консультации по всем аспектам: эмоциональное здоровье, принятие решения, касающегося беременности, каким бы оно ни было, и помощь со службами по усыновлению.

– Это чудесно, – сказала Беа. – Всё под одной крышей.

И здание действительно выглядело домашним – с его отделкой под коттедж и цветочными ящиками на всех подоконниках.

Лесли кивнула.

– Мы организация некоммерческая и сами покрываем все расходы. Медицинская помощь не оплачивается и обеспечивается по договоренности с больницей. Весь дородовой уход оказывают там, но у нас в штате есть медсестры, которые дежурят круглосуточно.

– Вы работали здесь двадцать два года назад? – спросила Беа.

– Нет, я тут два года. Полина – директор почти десять лет. Мы соблюдаем строгую конфиденциальность, поэтому маловероятно, чтобы кто-то, работавший в «Доме надежды» в то время, ответил бы на некоторые ваши вопросы.

Беа посмотрела в окно на двух беременных девушек, сидевших теперь на крыльце на диване-качелях. Ее биологическая мать была одной из них двадцать два года назад. У Беа имелось множество вопросов к этой женщине, но по-настоящему лишь Вероника могла на них ответить.

– Я проведу для вас короткую экскурсию, если хотите, – предложила Лесли. – Кое-что изменилось за двадцать два года, но обстановка в целом та же самая.

Конечно, Беа хотела осмотреть дом, поэтому прошла за Лесли по короткому коридору в столовую.

– У нас трехразовое питание, но в столовой всегда есть что-нибудь для тех, кому захочется перекусить.

Рядом располагалась комната дыхательной гимнастики, затем консультационная, классная комната, помещение для физических упражнений, маленькая библиотека, потом уютная пустующая спальня с белой деревянной кроватью под вышитым покрывалом, подушки украшены оборками, на безупречно чистом полу – большой, обшитый по краю тесьмой сине-желтый ковер. На стене рядом с белым бюро висело изречение Элеоноры Рузвельт: «Никто не может заставить вас почувствовать себя униженными без вашего согласия».