В поисках Колина Фёрта

Ей нужен свежий воздух. Перерыв. Нужно переварить все это в одиночестве, хотя не так уж много она и узнала. Она просто ощущала, что сейчас… взорвется.

Вероника тоже встала.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Мне надо идти, – сказала Беа.

– Надеюсь, я не отпугнула тебя. Открыв слишком много. Или слишком мало. Я хочу ответить на твои вопросы. Просто боюсь тебя травмировать.

– Правдой? – спросила Беа.

– Да.

– Из-за такого образа мысли я как раз и не знала, что приемный ребенок, – сказала Беа чересчур резко. – Может, если бы я всегда это знала, мне было бы немного легче. Вся моя жизнь однажды привела бы меня сюда.

Внезапно ей расхотелось жить дальше в блаженном неведении. Она не понимала, о чем думает, что чувствует. Знала только, что хочет на воздух. Что ей нужно уйти.

– Я понимаю, Беа.

Девушка с ненавистью увидела сочувствие в ее глазах. «Ты чужая! – хотелось ей крикнуть. – Совсем чужая!»

– Когда ты будешь готова, – сказала Вероника, – если захочешь, я бы с радостью снова с тобой встретилась. Мне бы хотелось побольше узнать о тебе.

Беа попыталась улыбнуться, но ей не сиделось на месте, она чувствовала себя неуютно.

– Я позвоню. – Получилось совсем, как у парней, не собирающихся встречаться после неудачного свидания. – Спасибо за пирог, – добавила она, схватила сумку и бросилась к выходу.

Вероника открыла дверь, и девушка торопливо пошла, сознавая, что та пристально смотрит ей вслед.

«О черт!» – подумала Беа, уже собираясь попрощаться и сбежать. Она забыла сказать Веронике о статье про «Дом надежды».

– Чуть не забыла. Из своего свидетельства о рождении я узнала о «Доме надежды», и когда ходила туда несколько дней назад, познакомилась с журналисткой, которая пишет большую статью к пятидесятилетию «Дома». Я рассказала ей свою историю, но твоего имени, конечно, не сообщила. Но ты должна знать о моей с ней беседе. Она живет в той же гостинице, что и я. Помогла получить там временную работу, и мне полагается жилье.

У Вероники расширились глаза.

– Значит, ты еще поживешь в городе?

– Несколько недель, – ответила Беа. Обрадовало это Веронику? Встревожило?

– Я благодарна, что ты не дала журналистке согласия на упоминание моего имени. Я довольно хорошо известна в городе, потому что работаю в популярной закусочной и благодаря своим пирогам тоже, но я очень замкнутый человек. Не уверена, что хочу увидеть свою личную историю в газете.

– Ты расстроилась, что я дала интервью?

– Нет, совсем нет.

– Мне кажется, ее особенно заинтересовала наша теперешняя встреча, – проговорила Беа. – Я знаю, что она хотела бы встретиться и с тобой.

– Не уверена, что к этому готова, – сказала Вероника.

– Могу это понять. Что ж, тогда до свидания.

– До свидания, – отозвалась Вероника, и Беа снова заметила блестевшие в ее глазах слезы, которые та изо всех сил старалась скрыть.

Глава 14 Вероника

Вероника закрыла за Беа дверь, разрываясь между стремлением догнать, крепко обнять дочь, попросить ее вернуться и желанием никогда больше не отвечать на ее вопросы.

Беа так походила на Веронику и на Тимоти. Блондинка, как он, овал лица и общее его выражение – все от Тимоти Макинтоша, но черты – Вероники. Круглые светло-карие глаза. Прямой острый нос. Широкий рот. На подбородке – намек на ямочку, как у Тимоти. Она была высокой, как оба они. Тонкая кость – от Вероники.

«У тебя мой нос, – не переставая думала Вероника, пока сидела так близко от Беа, стараясь не разглядывать ее. – И мой рот. В твоем лице я вижу себя».

Всякий раз, как Беа улыбалась, что было нечасто, Вероника видела свою улыбку и длинные, ровные, белые зубы Тимоти.

Она села на диван, глядя на чашку Беа, на едва заметный след розовой помады на краю.

Зазвонил телефон, и Вероника не ответила бы, но это могла быть Беа.

Это оказался Ник Демарко. Напряжение отпустило, она расслабила плечи.

– Просто проверяю, – сказал он. – Я знаю, что сегодня вечером ты встречаешься со своей дочерью.

Вероника разрыдалась – и не могла остановиться. Она сидела, сжимая трубку, и плакала, не в состоянии вымолвить ни слова.

– Вероника, я еду. Держись.

Она повесила трубку и закрыла лицо ладонями. «Тебя просто захлестывают эмоции, только и всего», – сказала она себе.

Пошла в ванную комнату за салфеткой и промокнула глаза, но когда посмотрела на себя в зеркало, то единственной мыслью было сходство Беа с ней и то, что молодая женщина, сидевшая на ее диване пятнадцать минут назад, была тем шестифунтовым грузом, который Вероника прижимала к груди в машине «Скорой помощи» двадцать два года назад.

В дверь позвонили, и когда Вероника открыла, вид Ника, в джинсах и темно-зеленой футболке от «Хенли», вытеснил все остальные мысли. Выражение его глаз – сочувствие, любопытство… интерес – именно то, что нужно ей сейчас. Подруги у нее были, и она частенько откровенничала с Шелли, но в основном держала все в себе и никогда не говорила о ребенке, отданном на усыновление, и о своих перемещениях за последние двадцать два года. Но Ник знал; он знал ее со средней школы. Знал, что Беа ей позвонила. Знал, что сегодня вечером они впервые встретились. И вот стоял у ее порога – сильные плечи и все такое.

Вероника не помнила, когда в последний раз имела возможность прислониться к сильному плечу, и ей страстно захотелось, чтобы он ее обнял. Конечно, Ник этого не сделает, безумие какое-то, но ей хотелось, чтобы сделал… и это ее пугало. Она никогда ни на кого не полагалась.

– Вы с ней сегодня встретились? – спросил Ник.

Вероника кивнула и посторонилась, впуская его.

– Я бы выпила кофе. Может, бокал вина.

– Я буду то же, что и ты, – сказал он. – Ли сегодня в гостях у подружки, с ночевкой и в школу поедет прямо от них, поэтому я могу не спешить домой.

– Как дела с родителями жены? – спросила Вероника, пока они шли на кухню.

– Они ежедневно звонят Ли… иногда мне кажется, чтобы проверить меня, а не потому, что хотят услышать о ее домашнем задании на умножение двузначных чисел. Боже сохрани, если она не съест яйцо на завтрак… конца этому нет. А когда она сказала им, что идет сегодня в гости с ночевкой, проведя предыдущую ночь у них… Они сделали вывод, что я гоню ее из дома, чтобы «привести женщину».

– О, Ник, как я сочувствую, что тебе приходится выдерживать такое давление. Непросто одному воспитывать дочку.

– Сказать по правде, это не так уж и трудно. Дома у нас все нормально, в основном потому, что Ли чудесный ребенок. У нас свой распорядок, прекрасные отношения. Я даю ей все необходимое, я живу ради нее. Но поскольку я не ее мать, поскольку на момент смерти ее матери у нас были проблемы, я враг уже два года, и теперь они ведут список моих нарушений.

– Из-за сладких пирожков на завтрак? Из-за всего, если это не «яйцо»?

– Она съела миску сухих колечек со стаканом апельсинового сока, а это, по их мнению, слишком скудный завтрак.