В поисках Колина Фёрта
Шрифт:
Вероника нашла в шкафу бутылку вина, подарок от Шелли на последнее Рождество. Она его не особенно жаловала, но сейчас ей захотелось немного выпить.
– Думаю, бокал вина не повредит нам обоим.
Ник сел за круглый столик у окна, и Вероника невольно обратила внимание на лунный свет, сочившийся сквозь занавеску и серебривший темные волосы Ника, его зеленую футболку.
– Впрочем, хватит о моей ненормальной жизни. Расскажи о встрече со своей дочерью.
– Она восхитительная, – сказала Вероника, подавая ему бокал и садясь напротив. – Очаровательная. Кажется очень умной, вежливой, доброй. О своем удочерении
Ник поднял брови.
– Ее родители умерли?
Вероника кивнула.
– Не представляю, какой шок она пережила, получив это письмо. Наверное, сразу же усомнилась во всем, что о себе знала.
– Видимо, у нее было к тебе много вопросов.
– А я даже не представляла, как трудно будет на эти вопросы отвечать. Я не хочу рассказывать ей, как все было ужасно, как обращались со мной мои родители, как повел себя ее отец, в каком полном одиночестве я оказалась.
Ник сделал глоток вина, посмотрел на стол и поднял глаза на Веронику. На этот раз на его лице явственно читалось сочувствие.
– Шестнадцать лет. Ты, наверное, была здорово напугана.
Она тоже глотнула вина.
– Да. Иногда, вспоминая то время, я не понимаю, как вообще выдержала.
Ник покачал головой, помолчал.
– Я помню, Тимоти говорил нам – компании своих друзей, – что его подружка утверждает, будто забеременела от него, но это никак не может быть правдой. Тогда я не знал, что и подумать.
Вероника почувствовала, как в душе поднимается знакомая волна стыда, смущения.
– Из-за моей репутации?
– Тимоти был моим другом, а тебя я совсем не знал. Он никогда не приводил тебя с собой.
Вероника кивнула.
– Обычно он объяснял нежелание приглашать меня в свою компанию отвращением к тому, что будто бы знали обо мне его друзья, он ненавидел мою репутацию. Он говорил, что никогда не сумеет ее изменить, заставить всех думать, что встречается со мной, поскольку я действительно ему нравлюсь, а не потому что «переспала с ним».
– Я был не настолько близок с Тимоти, скорее дружил с несколькими его близкими друзьями, но помню, как все говорили ему разные непристойности – как, мол, ему повезло. Боже, я сожалею, Вероника.
– Ну, а потом я забеременела и подтвердила всеобщее мнение о себе. Потаскушка залетела. Я думала, он меня поддержит, скажет всем, что он – единственный парень, который у меня существовал, но, вероятно, он был настолько потрясен, может, напуган, что захотел поверить худшему, чтобы можно было бросить меня, притвориться, будто не имеет к этому отношения.
– Потому и говорил всем, что он не отец, пользовался презервативами, и ребенок не может быть от него.
Вероника кивнула.
– Больше я никогда его не видела и не слышала. Ни слова. На следующий день после того, как я сказала ему, что беременна, меня отправили в «Дом надежды», дом для беременных девочек-подростков на окраине Бутбей-Харбора. Мои родители умыли руки… они даже заполнили от моего имени документы на освобождение от родительской опеки. И после рождения ребенка я уехала из штата. Как я могу рассказать все это Беа?
– Но ведь правда есть правда?
Пожав плечами, Вероника отвела взгляд.
– Когда она сидела рядом со мной, я думала только о том, что она была той девочкой шести футов весом, которую я две минуты
держала на руках. Совершенно невинная, не имеющая никакого отношения – и полностью связанная – с тем, как появилась на свет. Я не хочу, чтобы она знала правду. Даже если она и говорит, что желает этого.– Ты хороший человек, Вероника, – проговорил Ник, беря ее за руку. – Мне жаль, что я не знал тебя тогда в школе. Жаль, что не был твоим другом.
Она снова заплакала, и в одну секунду Ник очутился рядом, поднял ее со стула и наконец-то обнял.
Он обнимал ее недолго, секунд пятнадцать, но Веронике показалось, вечность – в хорошем смысле. Она чувствовала аромат его мыла, слабый запах стирального порошка, а ощущение обнимавших ее рук ни с чем нельзя было сравнить.
Вероника отстранилась, испугавшись, что он ее поцелует, а она не сможет с этим справиться; мысль настолько ее напугала, что она ушла в другой конец кухни и повернулась к Нику спиной. «Тридцать восемь лет и не в состоянии нормально вести себя с мужчиной. Боже».
– Мне уйти? – спросил он, прислонившись к рабочему столу, держа руки в карманах.
Она обернулась.
– Нет. Просто меня…
– Переполняют чувства?
Вероника кивнула.
– Именно так, да.
– Встреча с дочерью – грандиозное событие, Вероника.
«Да. И вот так оказаться в твоих объятиях».
– Мне кажется, что у меня лопнет голова, – призналась она.
– Если ты не хочешь разговоров, можем посмотреть кино.
Он удивил ее.
– Ты совершенно прав. Я не хочу говорить.
– По твоему виду не так уж трудно догадаться, – сказал Ник.
Он вроде бы не заигрывал с ней, лицо было серьезное. Снова сочувственное. Раньше оно казалось Веронике непроницаемым, теперь же ее нервировало, что она так легко читает по нему.
– Кино – отличная мысль. На пару часов отключит нас от нашей жизни. – Она подумала о фильме, лежавшем наготове на этот вечер. – Ты видел «Одинокого мужчину»? О британском профессоре, переживающем потерю партнера в начале шестидесятых? Когда он вышел, я его пропустила, но теперь, занятая в массовке фильма с Колином Фёртом, который снимают в нашем городе, планирую пересмотреть все его ленты до одной. За эту роль его номинировали на «Оскар».
– Я и не знал, что ты снимаешься в массовке этого фильма. Здорово. На что это похоже?
Она рассказала, что два дня в основном сидела, и только вчера начали снимать сцену на лугу.
– Моя задача – пройти мимо, посмотрев одновременно на часы, и я чуть все не запорола.
Упоминать о тыканье пальцем нужды не было. Вероника рада была покончить с тяжелыми разговорами и воспоминаниями.
– Что ж, тогда давай отпразднуем твою новую работу просмотром «Одинокого мужчины». Я его не видел.
И спустя четверть часа они сидели в гостиной, глядя на вступительные титры. На столе перед ними стояло блюдо с ежевичным пирогом, две чашки кофе. Если бы несколько недель назад кто-то сказал ей, что в один из вечеров в конце июня она встретится с дочерью, в мельчайших подробностях поведает Нику Демарко свою историю, затем будет смотреть фильм вместе с ним – его рука вытянута вдоль спинки дивана, пальцы касаются ее плеча, – она бы рассмеялась. Однако – сидят.
– Безумно вкусный пирог, – произнес Ник, орудуя вилкой. – Это какой-то твой особый?