В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года
Шрифт:
– Поэтому ты теперь щиплешь, слесаришь, - догадался Виллен.
– Фрезерую, - поправил его Костя.
И снова стук в дверь. Стук, и сразу же явление. Пришел Алик, уселся за стол, потер, как с мороза, руки.
– Что там?
– потребовал отчета Смирнов.
– Удивительная штука! Разговорились старики, развоспоминались, смеются, ахают. И будто отец живой, будто с ними. Налей-ка мне, Саня.
Саня налил в свою кружку. Алик выпил. Закусил селедочкой, спросил у Виллена:
– Валюхи-то нет еще?
– Экзамены на аттестат сдаст и приедет, -
– Покажь, - попросил Алик. Фотография пошла по рукам. Блистательная моментальная фотография: сморщив нос, хорошенькая девушка сбрасывает с плеч казакин - жарко. И по белому - надпись: "Ехидному братцу от кроткой сестренки".
– Красотка стала, - констатировал Алик.
– А то!
– отвечал довольный брат.
– Да, теперь с такой сестренкой забот не оберешься, - сказал Костя.
– А то, - грустно согласился Виллен.
– Алик, ты вчерашнюю нашу газету читал?
– со значением спросил усиленно молчавший до того Владлен Греков.
– Мне в эти дни только газеты читать... Я свою-то не читал, а уж вашу...
– И зря, - сказал Владлен и вытащил из кармана аккуратно сложенную газету. Алик развернул газету. Владлен указал: - Вот здесь читай!
– "Лучше, когда "моя хата с краю"?" - прочел название трехколонника Алик.
– Вслух не читай, - распорядился Владлен.
Алик долго читал вслух. Закончив, спросил без выражения:
– Откуда им все известно о моем деле?
– Я им дал все материалы, - признался Владлен.
– А ты от кого узнал, что меня привлекают?
– Это я Владлену сказал, - тихо доложил Лешка.
– Все известно, один я ничего не знал, - раздраженно заметил Смирнов.
– Друг, тоже мне!
– Ты ничем не мог мне помочь, Саня.
– Зато Владлен тебе помог!
– Помог, - согласился Владлен.
– Разве не так?
– И мне помог тоже! Изящно обосрал с головы до ног!
– Не тебя, а ваши порядки.
– Трепотня и демагогия эта ваша статья!
– раздраженно закончил Смирнов.
– Зато Алик будет в порядке, - не опровергая его, отметил Владлен. Помолчали все, понимая, что после такой статьи у Алика действительно все будет в порядке.
Греков поднялся:
– Ну, мне пора. Алик, будь добр, проводи меня немного. Мне тебе пару слов надо сказать.
Они Шебашевским вышли к Ленинградскому шоссе и мимо автодорожного института направились к метро "Аэропорт".
– Спасибо, - выдавил наконец из себя Алик.
– Не за что!
– легко отмахнулся Владлен и добавил: - А у меня к тебе маленькая просьба...
– Излагай. Я теперь тебе по гроб обязан.
– Ничем ты мне не обязан, - сказал Владлен.
– А я тебе буду по-настоящему благодарен, если ты захочешь выполнить мою просьбу. Как ты знаешь, с понедельника я начинаю сдавать экзамены на вечерний юридический. Конечно же, меня примут. И я уверен, что историю там, устную литературу я сдам легко. Но вот за сочинение немного опасаюсь. А хотелось бы нос утереть всем, чтобы
– Хочешь, чтобы я сочинение написал? А как?
– Раз плюнуть, Алик. На листке фотографию переклеим, кто там разбирать будет! А сочинение пишут всем кагалом, вечерники всех факультетов. Человек триста. Пойди там разберись. Это будет ровно через неделю, в следующую пятницу.
– Сделаю, Влад, - заверил Алик.
– Помни, за мной - не пропадет.
Они пожали друг другу руки, и Владлен спустился в метро.
Алик вернулся в сильно прокуренный уют приоровского дома. Лешка, как мог, подтренкивал на гитаре, а Саня, Виля и Костя, расплывшись по громадному дивану, громко и хорошо пели:
Выстрел грянет,
Ворон кружит.
Мой дружок в бурьяне
Неживой лежит.
А дорога дальше мчится,
Кружится, клубится.
А кругом земля дымится,
Родная земля.
Эх, дороги
Пыль да туман.
Холода, тревоги,
Да степной бурьян.
В следующую пятницу Алик благополучно написал грековское сочинение, а в субботу ехал в подшефный колхоз, в деревню Дуньково, направленный туда рассудительным начальством, которое твердо знало, что он герой-то, конечно, герой, но лучше ему пока быть подальше.
Скверное это дело, - пить водку в кузове грузового автомобиля на полном ходу. Из горлышка еще так-сяк, но Алик не умел из горлышка. Кричали девчата, и ребята из цехов.
– Александр Иванович, просим, Александр Иванович, давайте!
Машина шла по сравнительно ровному Волоколамскому шоссе, но шатало таки порядочно: горлышко три раза опасно ударилось о край гладкого стакана, вызвав тонкий и веселый звон. Алик опрокинул стакан в себя, и водка пошла под язык, в нос, по углам рта и - частично - в горло. Непопавшее туда он жевал и заглатывал. Он страдал и плакал.
– Летят утки, летят утки...
– ...Да два гуся, - запели девчата из типографии. Отходили на конус большие леса вдоль дороги, было пасмурно, отлетая, вяло пролетали галки, а где-то далеко летели утки и два гуся! Алик пробрался к кабине - поближе к девчатам - и стал подпевать. Он сейчас любил всех девчат, но подсел к хорошенькой блондинке Асе.
– Пьяненький, - тихо сказала Ася. Песня кончилась, и девчата заговорили. Поэтому Алик ненавязчиво прижался к теплому Асиному боку. Ася нерешительно пошевелилась. Тогда он обнял ее за талию, и она сразу же громко сказала:
– Ох, девочки, колхоз этот мне совсем уж не нужен. Колька на неделю приехал, Клава. Ты его знаешь?
– крикнула она в угол.
– А я - на месяц в колхоз загремела. С кем теперь погуляешь в удовольствие.
Она стремительно обернулась к Алику, он увидел ее удалые глаза, заробел и убрал руку. Она отвернулась, и он опять обнял ее за талию. Уставшие от дороги и водки, все замолчали. Алик положил голову на Асино плечо и стал подремывать. Изредка встряхивало, и тогда он виском ударялся о какую-то костяшку из худенького Асиного плеча, от которого пахло бедным жильем и большой семьей.