В постели с принцем

Но если он хочет получить Кэтрин в жены, то обязан играть по правилам, а не таскать мисс Меривейл на галерею, где мог бы забыться и снова погрузиться в сладостную пучину чувств, вызываемых ее поцелуями. Леди предпочитают комплименты, вдруг подумал Алек и сказал вслух:

– Мне нравится ваше платье.

Кэтрин бросила на него скептический взгляд:

– Оно не слишком красное?

С какой стати оно может быть слишком красным?

– Разумеется, нет. Оно вполне соответствует этому балу. Легкая улыбка коснулась губ Кэтрин.

– Цветы черешни белые.

– Плоды черешни красные. – Алек понизил голос: – Как ваши губы.

Кэтрин не слишком элегантно фыркнула:

– Должно быть, вы нашли это на странице двадцать шесть. – Видя, что граф непонимающе заморгал, она добавила: – Одной из книг, где обучают лести.

– Простите, если я не столь поэтичен, как драгоценный соискатель вашей руки, – парировал Алек, – но мне показалось, что вы хотите услышать мое истинное мнение о вашем платье.

– В этом вы ошибаетесь – я предпочитаю искренность лести. – Взглянув на графа из-под опущенных ресниц, Кэтрин добавила: – Так что вы думаете о моем платье на самом деле?

– Что это самое эротичное платье, которые я когда-либо видел. – Алек провел рукой по поясу на талии. – Мне нравится, как оно обтягивает ваши груди и ваши…

– Достаточно. – Кэтрин густо покраснела. – Вы не должны говорить подобные вещи.

– Вы сказали мне, чтобы я был честен.

– Да, но… Я имела в виду… – в смущении залепетала Кэтрин. – Я уверена, что для вас это развлечение, а для меня это жизнь. Я не могу позволить, чтобы вы насмешничали ради собственного удовольствия.

Алек почувствовал, что начинает злиться.

– Вы считаете, что я играю с вами?

– Я знаю, что вы испытываете какое-то особое, извращенное удовольствие в поддразнивании Сидни, но не хотите понять, насколько ваши шуточки осложняют мне жизнь.

– Должно быть, ваш ревнивый поэт рассказал вам о моих мальчишеских подвигах, но он не знает ничего обо мне как о взрослом мужчине. Так что нельзя сказать, что я получаю извращенное удовольствие, поддразнивая невинного.

– В таком случае, с какой целью вы все время досаждаете мне?

– С той же целью, что и любой мужчина, ухаживающий за женщиной.

Смех Кэтрин рассердил Алека.

– Должно быть, вы шутите.

– Нисколько. – Алек наклонился к уху Кэтрин: – Вероятно, мне следует проводить вас на галерею и напомнить, насколько я искренен.

Кэтрин нахмурилась и резко отстранилась:

– В отношении поцелуев – да. Но это не одно и то же. Люди вашего сорта всегда искренни в отношении поцелуев.

Алек посмотрел на нее, прищурившись:

– Это какого такого сорта?

– Вы же знаете – светские мужчины.

– Даже светские мужчины должны жениться, – раздраженно заявил граф.

– Да, но не на каких-то там дочерях сквайров с деревенскими манерами. Тем более если вы обладаете титулом, столь же древним и почетным, как сама Англия.

– Какие другие причины у меня могут быть для того, чтобы ухаживать за вами?

– Не следует думать, что если я деревенская девушка, то до такой степени наивна. Я хорошо знаю, что мужчины вроде вас ищут в ухаживании лишь развлечения. А поймав зайца, тут же исчезают, в то время как заяц тушится в кастрюле.

Упрямое желание Кэтрин думать о нем столь плохо раздражало Алека все сильнее. Он притянул девушку поближе.

– Я как-то не вижу в вас зайца, Кэтрин.

Мисс Меривейл очень ловко снова отстранилась, восстановив прежнюю дистанцию.

– Это потому, что я не собираюсь им быть. Никогда. Проклятие, да у нее защитные редуты покрепче, нежели на португальской горе Пенеда. Ему не следовало целовать ее на галерее – это только ухудшило ее впечатление о нем. Но как он мог воспротивиться подобному приглашению?

К сожалению, только правда о том, как он жил за границей, способна изменить ее мнение о нем, но в то же время породить вопросы, на которые он не хотел бы отвечать. Например, вопрос о его финансовом положении или роде занятий в Португалии.

Нет, лучше предоставить ей возможность узнать его характер – тогда она сможет убедиться, что ее впечатления о нем ошибочны. Но будет ли этого достаточно?

– Ваш цинизм порожден отношением к своему отцу и его «стремлением совращать все то, что в юбках»? – спросил Алек.

Кэтрин густо покраснела.

– О Боже, да вы слышали весь наш разговор на галерее!

– Достаточно для того, чтобы понять, что мнение о своем отце вы распространяете на всех мужчин. Всего лишь потому, что единственный известный вам мужчина оказался развратником…

– Я знакома со многими хорошими мужчинами, уверяю вас. Мой дедушка жил с нами, пока не умер шесть лет назад. Он был человеком порядочным и строгих правил.

– Как Сидни?

– Да. И как отец Сидни. Я не раз бывала в поместье Ловеласа и видела, как там достойно и правильно живут люди. Они уважают друг друга, вежливы и внимательны, а не… – Кэтрин осеклась. – Я решила, что никогда не позволю себе из-за влечения к мужчине совершить нечто такое, о чем впоследствии буду сожалеть.

– Я чувствую себя польщенным: на галерее ради меня вы нарушили это правило.

Кэтрин упрямо вскинула подбородок:

– Это был всего лишь эксперимент, цель которого – напомнить, что мое решение относительно Сидни правильно. А теперь с этим экспериментом покончено. Навсегда.

Черт побери, она уже подвергла его испытанию и осудила без суда и следствия. Если Алек не предпримет что-то в самое ближайшее время, она станет избегать его. А как он тогда убедит ее в достоинствах своего характера?

В особенности если она станет сравнивать его со своим драгоценным, идеальным поэтом, который обладает безупречными манерами. Алек бросил взгляд в ту сторону, где стоял Ловелас. Сидни не слушал нескончаемую болтовню миссис Меривейл, а пристально следил за танцующими Алеком и Кэтрин.

Время менять курс. Ловелас попросил две недели. Этого времени достаточно для Алека, чтобы придумать другой план, который поможет завоевать мисс Меривейл.

– Вы упускаете великолепную возможность, – проговорил Алек.