В прятки с «Прятками»
Шрифт:
Я знаю и отдаю себе отчет в том, что после того, как я бегал за ней с пушкой, между нами нет и не может быть никакого доверия. Но я вижу, что мои слова ей по душе, хоть она этого и не показывает. Благодаря мне, она теперь тоже предатель и у нее нет особого выбора, кроме как объединиться со мной. Девица пристально вглядывается в меня, будто хочет разглядеть то, чего давно уже нет.
«Нет, ничего уже теперь нельзя сделать. Я такой, таким и сдохну».
Эшли
До боли, до рези в глазах я всматриваюсь в него. Конечно, сейчас это совсем не тот монстр, который гонялся за мной по бункеру. Но и не тот Эрик, что вытащил меня из реки и трогал подушечками пальцев мои синяки. Взгляд его более человечный, в нем отражается некая… обреченность. Если все так, как он говорит, то он
На ребят надежды нет, после того, как Эрик убил Ворона, они его не примут, можно даже не рассчитывать на это. Только такая чокнутая, как я, может после всего вот так просто сидеть тут с ним, в вагоне и вспоминать поцелуи… И строить планы по убийству лидеров своей же фракции… пусть даже они этого и заслуживают! Хотя… кто я такая, чтобы приговаривать, но… так ведь нельзя жить! Нельзя вырвать человека из привычной ему жизни, навязав свое видение устоев… Ведь можно было спросить, или решить все это переговорами! Но не убивать целую фракцию, для перехвата власти! Нет, Эрик, как это и не странно признавать, прав. Но план у него, конечно…
— Дерьмовый план, — сообщаю ему, с вызовом. Если сейчас примется орать и выбросит из вагона, да туда мне и дорога. На каждом новом вдохе казалось, что сердце вот-вот разорвется, не выдержав напряжения, но что-то не давало покоя, словно подтачивало меня изнутри. Да, давай, Крошечка, доверься ироду и психопату, сама прекрасно знаешь, чем все это кончится, да ведь других-то вариантов как-то не до х*я… Эрик нахмурился, прищуренные глаза блеснули давно забытой холодной сталью. Слава богу, нет этих опасных безумных всполохов…
— У тебя есть получше? — спрашивает меня он, чуть наклонив голову. Чувства и эмоции, так тщательно утрамбованные и затоптанные в глубину души, снова пролезают сквозь намертво стиснутое сознание. Не могу, не могу я на него смотреть такого… Призрачно спокойного, уверенного, что все получится, вместе с тем от него так и прет силой. Мощью. Налет безумия все еще есть, но… Видно, что он изменился… Что его изменило?
Когда он бегал за мной по бункеру, мне показалось все, это конец. Финиш, дальше ничего никогда не будет. Но даже тогда, ясно было, что он борется, иначе бы убил. И теперь, если он сказал правду, понятно, что он боролся с программой, с самим собой… Поборол ли он того безумца? Зверя, жаждущего крови?
«Я знаю, вижу, что не все потеряно! Нельзя сдаваться! Ты же лидер, тебе как никому это известно!»
Эрик
— Надо все тщательно обдумать, — говорит она мне, а ее взгляд выжигает дыры во мне. Она ощупывает меня, будто рентгеном, пытаясь выискать остатки человека в той черноте, которую кто-то когда-то назвал душой. Нет, со мной все понятно, меня уже не спасти. Но сдаваться не в принципах Бесстрашия. Мне всегда было на всех плевать, да только…
«Уже поздно. Человека во мне не спасти, остался только зверь».
Эшли
Он качает головой, слегка прикрывая глаза ресницами. Ясно, он сам не верит в то, что он может побороть моделирование. А я верю? Я надеюсь. Пока есть надежда, вера приложится. Вот только…очень страшно. Но ему об этом знать не обязательно.
«Я верю, что ты справишься. Мои глаза и чувства меня не обманывают».
Эрик
Упрямая до идиотизма. Подбородок вздернула. Что она там высмотрела во мне, неужели то, что я вытащил ее из того сарая произвело такое впечатление? Нет, девочка, зря думаешь, что мы с тобой вдвоем сможем побороть злого гения эрудитской сучки. Да еще она говорила… Что мой отец придумал долгую симуляцию… Если отец придумал, то нет от нее спасения.
«Я уже прошел точку не возврата. У меня теперь только один путь».
Эшли
Ааа, ну салют, надменная ухмылочка и презрительный взгляд. Что, лидер, сдался? Никогда не поверю! У каждого есть плохая сторона, дьявол, сидящий внутри человека, и первый шаг на пути к тому, чтобы полюбить кого-то — осознание того, что такой же дьявол есть и в нас самих. Ты делал такие вещи, после которых впору было пойти и удавится, а я сижу и рассуждаю, как мы с тобой будем
мочить наших лидеров. Я медленно втягиваю в себя воздух, пытаясь собрать остатки самообладания. Он должен бороться. Он нужен мне. От него многое зависит, после того, что он натворил и через что, потом прошел, ему все по силам.«Какого хрена, Эрик, пусть бы даже весь мир против тебя, не смей сдаваться!»
Эрик
«В одиночку у меня нет шансов. Я никому не доверяю, мне никто не доверяет…»
Эшли
«Ну спасибо, дорогой, а меня ты уже не рассматриваешь? Какого хрена звал тогда?»
Эрик
«Тебя... А как же то, что я хотел тебя убить? И не факт, что не захочу и впредь!»
Эшли
«Все равно у нас не так много вариантов. У меня их так вообще нет».
Эрик
«Нам придется быть против всех вдвоем. Ты готова к такому?»
Эшли
«Пффф, впервой что ли? За время инициации я успела и не к такому привыкнуть».
Эрик
«Но ведь ты боишься меня».
Эшли
«Ты меня сильно разочаровал, но не более. И Ворона я тебе никогда не прощу, а в остальном… Эрик, я с тобой. А там уж как кривая выведет».
— Приехали. Смотри, — нарушил наш молчаливый диалог Эрик, поднявшись на ноги, направляясь в кабину машиниста.
Поезд начал замедляться, а я бросилась отодвигать дверь. Ветер ударяет в лицо, заставив захлебнуться кислой вонью старого пожарища и чего-то еще. Сразу не объяснить. А потом перед взором вырастают покосившиеся и закопченные остовы каменных стен. Я замираю. Эрик молчит. Из груди рвется тихий стон, словно смертельно раненный зверек, по спине волнами пробегает противная дрожь, и я закрываю ладонью рот. Слезы подступают к глазам, если меня сейчас прорвет… Обгорелые останки, развалины, перекореженная груда блоков и бетона, черные, обугленные, обожженные языками безжалостного пламени, полуобвалившаяся, зияющая выбитыми оконцами ранее стеклянная крыша — вот и все, что осталось от штаб-квартиры. От моего дома, который уничтожили. Ведь другого у меня и нет… Проклятье! Под ребра протискивается мрачная безысходность. Ничего тут и никого не осталось… Вокруг царит запустение и хаос. Бесстрашные безнадежно рассыпаны по городу, разобщены. Нет больше никакого Бесстрашия… но оно часть меня, часть моей жизни.
— Чем же они так… взрывчаткой? — сипло роняю я, душа просто в комочек свернулась. Эрик напряженно разглядывает закопченые остовы стен, гоняя желваки по скулам. Злится. — На месте Ямы — одно крошево и обломки камней, как и на месте Отречения. Они уничтожили две фракции…
— Ты еще не знаешь, — начал мужчина, пристально глянув на меня так, словно я возьму сейчас и грохнусь навзничь. И выдохнул, — три фракции. Дружелюбие сровняли с землей, раскатав драгстерами в поисках бесстрашных.
— Что? — Воздух с присвистом ушел из легких… дышать, глубже дышать. Еще глубокий вдох. — Нет… — а сердце болезненно защемило, и в глазах поплыло яркими, ослепляющими обрывками, среди которых мелькают знакомые лица друзей, родных и близких, для которых меня, наверное, больше не существует. Обрывки из моих надежд и счастливой жизни, которые отняли. Обрывки из прошлого, собранного и окутавшего в одно долгожданное полотно безумия, которое накрывает меня с головы до ног, словно пытаясь отгородить и защитить от всего, что произошло.
А потом обрывки, вновь исчезают, превращаясь в руины, испещренные золой и пеплом… Я смотрю на них, и будто кожу жжет, что пришлось зубы стиснуть от отчаянной злости на весь тот полнейший крах, что творится в моей жизни. Они забрали у меня все, без остатка. И это жестокая явь! А что будет дальше? Только вечное бегство, страх и отчаяние. Никакого будущего. Неужели для нас и впрямь нет больше надежды?
Грохот выстрелов, режущих своеобразный от пожарища воздух, прозвучал настолько внезапно, что я просто не успела ничего понять и увидеть, кроме огромной фигуры, схватившей меня в охапку, укрывая от пуль, врезающихся в борт вагона. Черт, снова встряли! Эрик, затолкав меня за свою спину, налегает на дверь, закрывая ее. А на меня наваливается просто невозможная усталость, хочется упасть. И глаза закрыть. И чтоб не трогал никто пару дней. Мышцы начинает противно колотить дрожью.