В пучине гражданской войны. Карелы в поисках стратегий выживания. 1917–1922
Шрифт:
3.2. От Союза беломорских карел к Карельскому просветительскому обществу
Карельские регионы Олонецкой и Архангельской губерний не остались в стороне от мощных центробежных процессов, охвативших империю. Основные проблемы региона не только не были решены к 1917 году, но и усугубились, ибо за три года войны ситуация здесь сильно изменилась к худшему. Сельское хозяйство Карелии страдало от нехватки рабочих рук – в результате массовых мобилизаций деревня лишилась 47 % трудоспособного мужского населения. Посевные площади в Карелии сократились к 1917 году на 38 % в сравнении с 1913 годом. Были закрыты или работали с недогрузкой многие лесопильные заводы, свёртывались лесозаготовки, – а значит, крестьяне теряли возможность получить необходимый им дополнительный приработок. Деревня нищала. Единственной возможностью приработка для многих жителей близлежащих районов стало строительство Мурманской железной дороги. Однако и здесь условия жизни ухудшались, рабочий день часто превышал 10 часов, а заработная плата постоянно задерживалась [140] .
140
История Карелии с древнейших времён до наших дней. С. 316–317, 321; Дубровская Е. Ю., Кораблёв
В Карелии ширился продовольственный кризис, который выражался в постоянно растущих ценах на продукты питания. По подсчётам В. Бузина, если до войны семья из четырёх человек тратила в месяц на необходимое питание и промышленные товары первой необходимости 32 руб. 27 коп., то к декабрю 1915 года эта сумма составляла уже 61 руб. 73 коп. Рост цен составил почти 50 % [141] .
Резкое ухудшение уровня жизни карельского населения фиксируется в различных чиновничьих рапортах и отчётах. Например, в одном из донесений в Петербург за 1915 год олонецкий губернатор М. И. Зубовский отмечал «удручённое настроение» крестьянского населения губернии «по случаю крайнего недостатка хлеба и отсутствия корма для скота» [142] . Учитель М. И. Бубновский в начале 1917 года писал, что в карельском крае крестьяне «по неделям живут без хлеба» и питаются «мякиной, сосновой толчёной корой и мелко раскрошенной сухой соломой, примешанной с горстью муки» [143] .
141
Бузин В. Война и жизнь // Вестник Олонецкого губернского земства. 1915. № 23. С. 2.
142
НА РК. Ф. 1. Оп. 9. Д. 12/430. Л. 4. Цит. по: Дубровская Е. Ю., Кораблёв Н. А. Указ. соч. С. 174.
143
Бубновский М. В бане // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1917. 7/8. С. 289. Цит. по: История Карелии с древнейших времён до наших дней. С. 322.
Сразу после февральских революционных событий карельские и финские национальные активисты возобновили свою работу. Председатель Союза беломорских карел Алексей Митрофанов (Митро) написал секретарю Союза, писателю и национальному активисту Ииво Хяркёнену: «Теперь пришло время вновь начать ковать Сампо Беломорской Карелии, продвигая дело нашей красивой и убогой Карелии. Нужно незамедлительно созвать собрание находящихся в Финляндии беломорских карел и занимающихся этим делом финнов, чтобы обсудить, каким образом нужно было бы начинать продвигать дело Беломорской Карелии» [144] . Митро разослал приглашения небольшой группе живших в Финляндии беломорских карел, которые в числе 22 человек должны были собраться в Тампере, – символически встреча была назначена на день рождения Элиаса Лённрота, 9 апреля [145] .
144
Ranta R. Vienan Karjalaisten liitosta Karjalan sivistysseuraksi v. 1906–1922. Tampere, 1997. S. 111.
145
Ibid. S. 110–123. См. также: Дубровская Е. Ю. Национальное движение в Беломорской Карелии в 1917–1918 гг. С. 88–97; Она же. Общественная жизнь карельского населения Олонецкой и Архангельской губерний в годы российской революции и Гражданской войны (1917–1920) // Трагедия великой державы: национальный вопрос и распад Советского Союза. М., 2005. С. 141–143.
Накануне этого дня была определена новая стратегия: распространить деятельность Союза не только на Беломорскую, а и на Олонецкую Карелию, создав новое общество, соответствующее этой задаче. Во избежание конфликтов и недоразумений с новой российской властью было решено направить депутацию к Временному правительству, обозначив тем самым свои намерения. В депутацию были первоначально избраны четверо из руководителей Союза: А. Митрофанов (Митро), Т. Ремшуев (Маннер), И. Естоев (Таннер), С. Дорофеев (Аланко), к которым потом присоединился известный активист Павел Афанасьев (Пааво Ахава). На следующий день на собрании Союз беломорских карел был преобразован в Карельское просветительское общество. Таким образом, карельские активисты дали понять, что воспринимают карельский регион как единый и цельный, поскольку, как пояснял присутствующим секретарь правления общества, известный писатель, переводчик и преподаватель Ииво Хяркёнен, здесь везде и в одинаковых условиях проживает «один народ, одна кровь и дух». Карельский национальный проект обновился, приобретя общенациональный масштаб.
Проект устава Общества был утверждён позже, 28 мая 1917 года [146] . Он немногим отличался от устава Союза беломорских карел, однако стоит отметить одну существенную особенность: члены Общества подразделялись на активных (готовых действовать) и пассивных, при этом две трети активных членов должны были составлять карелы, проживающие в Архангельской и Олонецкой губерниях [147] . Так выразилось стремление Общества сделать его деятельность массовой и приблизить к жителям Российской Карелии.
146
Ranta R. Op. cit. S. 111–112.
147
KA. Karjalan sivistysseuran arkisto ja s"ailytysyksik"ot. Karjalan aseman parantaminen 1917–1920. Sidos 105.
Депутация Общества более недели находилась в Петрограде в первой половине мая 1917 года. Временному правительству был доставлен пространный адрес «За Карелию Архангельской и Олонецкой губернии». Адрес начинался словами: «Мы явились сюда по делам живущих в России карел Архангельской и Олонецкой губерний. Мы, члены этой депутации, не живём среди названного народа, а в Финляндии, но мы все по рождению и родству оттуда и большая часть из нас русские подданные» [148] . Далее, сообщив о создании и целях Карельского просветительского общества, авторы адреса перешли к характеристике тяжёлых условий жизни Карелии, подчёркивая,
что «бывшее, теперь низвергнутое правительство так же мало заботилось об этой области, как и о многих других частях Русского государства […] и не помогало им ни словом, ни делом» [149] .148
Ibid.
149
Ibid.
Рассказывая о совершенном упадке земледелия, скотоводства «и иных промыслов», о почти полном отсутствии путей сообщения, авторы адреса особенно подчёркивали отсутствие в крае просветительской и духовной работы, ибо карелы не понимают русских книг и церковных служб. При этом «поездки и прочие экономические сношения с Финляндией принесли в область финскую грамоту и просвещение», – так что, намекали деятели Общества, именно из Финляндии «проникает немного просвещения в Карелию» [150] .
150
Ibid.
Карелы, сообщают авторы адреса, с нетерпением ожидают Учредительного собрания и разрешения своих проблем. «На этот раз мы ещё не представители всего народа, – признаются они, – но мы знаем, что наша деятельность, наши желания основаны на народной воле» [151] . Они ждут от Временного правительства помощи карелам и предлагают способствовать в выполнении предлагаемой программы. Первым пунктом программы выступали уже знакомые, сформулированные ещё в 1905 году языковые требования – «введение родного языка местного населения в церквах и школах», а также назначение чиновников, знающих язык народа. Для осуществления этого требования в карельских районах (предлагались сёла Ухта, Реболы, Паданы, Сямозеро и г. Олонец) должны быть учреждены духовная и учительская семинарии, а также два средних учебных заведения. Должна быть начата прокладка дорог в регионе, а кроме того, учреждены комиссии для подготовки местных экономических реформ, издания богослужебных книг и учебников, и пр. [152] .
151
Ibid.
152
Ibid.
Адрес завершался географическими, демографическими и этническими сведениями о карелах, причём авторы явно пытались нивелировать как языковые, так и этнические отличия разных этнических групп карел, стремясь подчеркнуть единство народа. Кривя душой, авторы сообщали: «Язык повсюду тоже одинаков и отличается только тем, что на севере согласные выговариваются потвёрже и окончания совершеннее чем на юге. Кроме того, на юге много слов, заимствованных из русского языка…» [153] Отдельные прошения были переданы министру народного просвещения (с просьбой о создании школ и училищ) и обер-прокурору Святейшего Синода – с просьбой о создании отдельной Карельской епархии и переводе служб на карельский язык [154] .
153
Ibid.
154
Ibid.
Как видим, на начальном этапе своей деятельности вновь созданное Общество действовало осторожно, и в целом держалось линии, выработанной в 1905–1906 годах. Речь шла об элементах национально-культурной автономии для карел, но ещё не было ни намёка на более глубокий национально-территориальный статус. Неопределённая ситуация в стране, непонимание будущего курса Временного правительства обусловили первые, робкие шаги карельских националистов. В Петрограде состоялись встречи с министрами просвещения и обер-прокурором Святейшего Синода (обещанное свидание с министром внутренних дел так и не произошло из-за занятости последнего), которые отнеслись к карельским посланцам доброжелательно. Министр народного просвещения А. А. Мануйлов сообщил, что правительство не будет препятствовать просветительской деятельности Общества. Оно может основывать в Карелии свои школы. Обер-прокурор Синода пообещал позаботиться о священниках, знающих карельский язык [155] .
155
Ranta R. Op. cit. S. 116.
Получив эти ответы, Общество начало действовать самостоятельно, – на реальную поддержку Временного правительства рассчитывать не приходилось. Переписка членов Общества показывает, что действовали в нескольких направлениях [156] . Прежде всего, осуществлялась подготовка народного собрания представителей карельских волостей в селе Ухта, которое считалось неформальной столицей Беломорской Карелии (население Ухтинской волости составляло в 1908 году 3076 жителей, а в самом селе Ухта проживало 1260 человек) [157] . С этой целью велась агитация – были отпечатаны тысячи агитационных листков на южнокарельском (ливвиковском) диалекте, на русском и финском языках. Их рассылали по почте в самые разные карельские поселения. Кроме того, приступили к подготовке агитаторов-эмиссаров, которые должны были проводить беседы с народом в различных карельских деревнях, а заодно собирать сведения о настроениях в обществе. И наконец, отбирали учителей для открытия в Карелии передвижных школ. В письме Митрофанова Ииво Хяркёнену от 14 июля перечисляются предполагаемые агитаторы и учителя. Первых было отобрано шестеро (из двенадцати, пославших заявления). В списке учителей – десять карельских девушек. Школы начали работать с осени 1917 года [158] .
156
KA. Karjalan sivistysseuran arkisto ja s"ailytysyksik"ot. Sihteerin ja toimiston kirjeenvaihto. 1917. F Sidos 32.
157
Архангельская Карелия. Архангельск, 1908. С. 9–10.
158
KA. Karjalan sivistysseuran arkisto ja s"ailytysyksik"ot. Sihteerin ja toimiston kirjeenvaihto. 1917. F Sidos 32. Елена Дубровская отмечает, что в 1917–1918 учебном году в приграничных с Финляндией карельских волостях было открыто более десятка школ с преподаванием на финском языке; общее количество учащихся в них превысило 400 человек (Дубровская Е. Ю. Национальное движение в Беломорской Карелии. С. 89).