В рассветный час (Дорога уходит в даль - 2)

Меля торопливо передает папулькину рублевку Лиде.

– Прячь, прячь скорее!

Между тем в соседней комнате голос, монотонно считавший белье, смолкает. В переднюю, где мы стоим, входит миловидная женщина, толстенькая и кругленькая, как пышка. На лбу у нее - мокрое полотенце, которое она придерживает одной рукой. Другой рукой она запахивает на груди свой растерзанный капот.

– Ох, голова! Ох, голова!
– стонет она.

– Болит, тетечку?
– участливо спрашивает Меля.

– Не дай бог! Просто на кусочки раскалывается. Пропади оно, это ресторанное белье! Пока считаешь, глаза на лоб вылезут.. А это кто?

– вдруг замечает нас Мелина тетя.
– К кому пришли? Зачем?

– Это, тетечку, мои подруги пришли... В гости...

– Ох, тесно у нас тут!.. Какие уж гости!
– неприветливо говорит Мелина тетя.
– Тебе обедать надо...

– Мы уходим, - спокойно говорит Лида.

– Нет, зачем же?
– слабо протестует госпожа Норейко.
– Меля пойдет к нам в столовую комнату, пообедает, а вы ее тут подождите, если хотите... Ступай, Мелюня, там сегодня твое любимое...

Но мы, простившись, выходим на улицу.

– Не понравилась мне эта "тетечка"!
– мрачно говорит Варя.

– А папулька этот тоже... Рубля давать не хотел, полтинник предлагал... Вот выжига! А ведь богатый! Ну ладно, идем теперь к Варе, - напоминает Лида.

К Варе идти далеко. Мы успеваем переговорить обо всем. О Дрыгалке, о Колоде, об учителях. Вспоминаем то, что рассказала сегодня Меля (она знает все на свете!): наш теперешний директор, Николай Александрович Тупицын, вступил в эту должность всего год назад, вместо прежнего директора, которого звали Яков Иванович Болванович. Этот прежний директор подписывал бумаги размашисто: Я. Болван...
– и росчерк. А под этим шла подпись начальницы Колоды: А. Я. Колод...- и тоже росчерк. Получалось: "Я - Болван, а я Колода".

Так, болтая, смеясь, мы подходим к домику на окраине города.

– Вот. Наш домик, - говорит Варя и смотрит на этот домик так ласково, как на человека.

Это и вправду славненький домик! Не знаю, как выглядит он зимой, но сейчас он густо увит диким виноградом, и конец лета раскрасил листья во все цвета. Тут и зеленые листья, их уже меньше, и розовеющие, и вовсе красные,красота! Мы входим в калитку и заворачиваем за дом. Там, в садике, на маленькой жаровне стоит таз, в котором варится-поспевает варенье. Около жаровни сидит на стуле старушка и ложкой снимает с варенья пенки.

– Бонжур, мадам Бабакина!
– весело приветствует старушку Варя.

– Бонжур, мадемуазель Внучкина!
– спокойно отзывается "мадам Бабакина".
– О, подружек привела! В самый раз пришли - варенье готово! Из слив... Вон с того дерева собрала я сегодня.

Мы не успеваем оглянуться, как Барина бабушка уже усадила нас за круглый садовый стол, врытый в землю, поставила перед каждой из нас полное блюдце золотисто-янтарною варенья и по куску хлеба.

– Как вкусно!
– восхищается Лида.

– До невозможности!
– говорю и я с полным ртом.

Варя обнимает твою бабушку:

– Еще бы не вкусно! Кто варил? Варвара Дмитриевна Забелина! Сама Варвара Дмитриевна! Понимаете, пичюжьки?

Варя очень похоже передразнила Мелино "пичюжьки". Это, конечно, опять вызывает смех. Впрочем, в этом чудесном садике, позади дома, увитого разноцветным диким виноградом, да еще за вареньем Вариной бабушки, нам так радостно и весело, что мы смеемся по всякому пустяку и жизнь кажется нам восхитительной. Я смотрю то на Варю, то на ее бабушку - они удивительно похожи друг на друга! Бабушка говорит басом, как Варя, и у обеих - у бабушки и внучки - одинаковые карие глаза, подернутые поволокой, и веки открываются, как створки занавесок, раздвигающиеся не до конца в обе стороны.

– Спасибо, Варвара Дмитриевна!
– благодарим мы с Лидой.

– Какая я вам "Варвара Дмитриевна"!
– удивляется старушка.- Бабушкой зовите меня - ведь вы подружки Варины! Сына моего, Вариного отца, товарищи по морскому корпусу и по плаванию - всегда меня "мамой" звали. А вы зовите "бабушкой", а не то не будет вам больше варенья!

– А ведь мы к тебе по делу пришли, бабушка!
– вспоминает Варя.

Выслушав наш рассказ о Кате Кандауровой, которая живет в семье Мани Фейгель, Варвара Дмитриевна говорит растроганно:

– Смотри ты, Илья Абрамович сироту пригрел! Ничья беда мимо него не пройдет... И Маня, видно, в отца растет, добрая... Ну-ка, Варвара, где наш банк?

Варя достает в дом и тотчас возвращается, неся в руке "банк" - это металлическая коробка из-под печенья "Жорж Борман".

Варвара Дмитриевна открывает коробку, смотрит, сколько в ней денег.

– Гм... Не густо...- вздыхает она.
– Ну все-таки, я думаю, рубль мы можем дать, - а, Варвара? Надо бы побольше, да еще долго до пенсии, - вдруг на мель сядем?

– Не будем жадничать, бабушка! Наскребем все два...

Вот у нас уже собрано три рубля. Отлично! Мы прощаемся с бабушкой Варварой Дмитриевной, в которую мы с Лидой успели влюбиться по уши. Мы ей, видно, тоже понравились: она с нами прощается ласково, обнимает и целует нас.

Теперь мы идем к Лидиной маме, Варя тоже идет с нами.

В квартире Лидиных родителей все очень по-барски. Красивая мебель, ковры, много изящных безделушек. Мы стоим в гостиной, в ожидании, пока выйдет к нам Лидина мама. На одной стене большая фотография в красивой рамке - молодая темноволосая женщина в черном платье.

– Это твоя мама?
– спрашиваю я.

– Нет, - отвечает Лида.
– Это моя тетя. Мамина двоюродная сестра. Поэтесса Мирра Лохвицкая, - слыхали про такую?

– Нет, мы с Варей не слыхали.

– Странно...
– удивляется Лида.
– Она недавно получила Пушкинскую премию Академии наук. Во всех газетах было напечатано.

Мы смотрим с уважением на портрет поэтессы Мирры Лохвицкой, получившей недавно Пушкинскую премию Академии наук.

– А знаешь, - внезапно говорит Варя, - у нее глаза немножко странные...

– Верно. Сумасшедшие глаза, - спокойно соглашается Лида.

На другой стене висит большой портрет в тяжелой раме - красивая женщина в бальном платье.

– А это твоя мама?
– спрашивает Варя.

Лида смеется:

– Нет, это другая моя тетя. Жена моего дяди. И тоже писательница Мария Крестовская. Ее отец был очень известный писатель - Всеволод Крестовский, он написал роман "Петербургские трущобы". А тетя Маруся - ну, она хуже его пишет, но все-таки известная, ее печатают в толстых журналах. Очень многие читают и любят...