В рассветный час (Дорога уходит в даль - 2)

Дрыгалка порывисто поднимает руку в знак протеста:

– Нет, милостивые государи, не кончено. Я допускаю, что эта дама... может быть... ну, несколько преувеличила, сгустила краски. Но у меня есть собственные наблюдения: эти девочки, несомненно, на опасном пути... они что-то затевают... может быть, собирают между собой деньги на какие-то неизвестные дела!..

– А этого нельзя?
– спрашивает папа очень серьезно.

– Нельзя!
– отрезает Дрыгалка и даже ударяет ладонью по столу. Никакие совместные поступки для неизвестных начальству целей воспитанницам не разрешены. Это действие скопом, это беззаконно!

Тут вдруг Варвара Дмитриевна Забелина, о которой все как бы забыли, встает со своего кресла и подходит к столу Дрыгалки. Она очень бледна, и папа спешит подать ей стул.

– А скажите, госпожа классная воспитательница...
– обращается она к Дрыгалке, очень волнуясь, и губы у нее дергаются.
– Вот эти девочки, разбойницы эти, грабительницы... они вчера у меня свежее варенье с хлебом ели... Это, значит, тоже незаконно, скопом, да? Стыдно-с!
– вдруг говорит она густым басом.
– Из-за такого вздора вы этих занятых людей от дела оторвали! За мной, старухой, сторожа прислали - хоть бы записку ему дали для меня... Я шла сюда - люди смотрели: старуху, полковницу Забелину, как воровку, сторож ведет!.. Ноги у меня подкашивались - думала, не дойду я, не дойду...

– Бабушка!

Варя в тревоге бросается к Варваре Дмитриевне, быстро достает из ее ридикюля пузырек с каплями. Папа берет у нее пузырек, отсчитывает капли в стакан с водой, поит Варвару Дмитриевну. Она, бледная, совсем сникла, опустилась на стул и тяжело дышит.

– Бабушка...
– плачет Варя.
– Дорогая... Пойдем, я тебя домой отведу!

– - Я сейчас бабушку вашу отвезу, - говорит папа.
– Отвезу домой и посижу с ней, пока ей не станет лучше. Хорошо?

– Спасибо...
– шепчет с усилием Варвара Дмитриевна.

Папа бережно помогает старушке встать и ведет ее к двери.

Лидин папа, поклонившись, тоже уходит.

Мы остаемся в учительской вместе с Дрыгалкой. Она подходит к окну, стоит к нам спиной - она словно забыла о нас... Но нет, не забыла! Повернув к нам голову, она коротко бросает:

– Можете идти!

Под каменным взглядом ее глаз мы гуськом уходим из учительской. Ох, отольется еще, отольется нам то унижение, которое Дрыгалка вынесла, как она думает, из-за нас, а на самом деле из-за своей собственной злобности и глупости!

Мы выходим на улицу. Там дожидается нас Карцев. Моего папы и Варвары Дмитриевны нет.

– Они уже уехали, - отвечает Лидин папа на наш немой вопрос.
– Яков Ефимович увез эту милую старую даму.

Лидин папа прощается с нами и уходит.

– Девочки!
– предлагает Лида.
– Проводим Варю домой?

Конечно, мы принимаем это предложение с восторгом и идем по улице. Но не тут-то было! Со всех сторон бегут к нам девочки - из нашего класса и из других классов, - взволнованные, гласные; они, оказывается, дожидались нас во всех подворотнях, в подъездах домов: хотели узнать, чем кончится "суд" над нами. Они засыпают нас вопросами. Впереди всех бегут к нам Маня, Катя Кандаурова и Меля.

– Ну что? Как?

Катя всхлипывает и жалобно сморкается:

– Мы с Маней так боялись...

Во всех глазах - такая тревога, такое доброе отношение к нам! Дрыгалка прогадала и в этом: она хотела разъединить нас, четырех девочек, а на самом деле самым настоящим образом сдружила нас и друг с другом и со многими из остальных учениц нашего института.

Меля крепко прижимается ко мне.

– Меля, это ты привела своего папу?

– А то кто же?.. Я сразу за ним побежала.

Наконец мы прощаемся с толпой девочек и уходим.

Меля остается и нерешительно смотрит нам вслед.

– Меля! А ты?
– окликает Лида.
– Что ты стоишь, "как глупая кукла"? Идем с нами - провожать Варю!

– А мне можно?
– робко спрашивает Меля.

– А почему же нет?

Меля все так же нерешительно делает несколько медленных шагов.

– Девчонки!
– вдруг говорит она.
– Вы мне верите? Вы не думаете, что я про вас тетке наболтала, как последняя доносчица - собачья извозчица?

– Да ну тебя!
– машем мы все на нее руками.
– Никто про тебя ничего плохого не думает, никто!

А Варя, скорчив очень смешную гримасу, говорит, передразнивая любимое выражение Мели:

– Меля! Никогда я такой дурноватой девочки не видала!

Мы все смеемся. А Меля плачет в последний раз за этот день - от радости.

Глава седьмая. ТЕ ЖЕ - И СЕНЕЧКА!

Как-то, несколько месяцев тому назад, Юзефа рассердилась на меня за какое-то мое "дивачество" (чудачество, озорство) и сказала мне в сердцах:

– Занатто (слишком) распустилась! Звестно дело, один ребенок, одынка! Никто не серчает, никто не ругает... Думаешь, всегда одынкой будешь? Вот скоро мамаша другого ребеночка родит, та еще и сына! От тогда заплачешь...

Я очень обрадовалась! Стала без конца приставать к Юзефе с расспросами: когда же это будет? Когда мама родит нового ребеночка? Откуда Юзефа знает, что он будет сын, а не дочка? Наверно, Юзефе надоели мои приставания, и, чтобы отвязаться от меня, она сказала, что просто пошутила. Я немножко огорчилась: мне очень хотелось иметь брата или сестру Потом прошло еще сколько-то времени, и я совсем позабыла об этом разговоре. Ну, не будет значит, и не будет, о чем же еще вспоминать!

Иногда папа говорил мне по разным поводам:

– Не приставай к маме!

Или:

– Не буди маму, дай ей поспать!

Или еще:

– Не толкай маму, не наваливайся на нее! Не позволяй ей наклоняться. И не карабкайся к ней на колени, как на дерево!

Но все это не казалось мне странным. Ну конечно, к маме не надо приставать зря (а я ведь частенько пристаю! да еще по каким пустякам!). Не надо будить маму - это же свинство: человек спит, а ты его будишь! Не надо толкать маму и наваливаться на нее. И нехорошо, чтобы старый человек наклонялся, надо поднять с полу то, что ей нужно. (В глубине души я считаю, что мама очень старая, ей ведь уже целых тридцать лет!)

Не так давно мы коротали вечер втроем: мама, Поль и я. Поль что-то вязала крючком, а мы с мамой играли в "театр". Я надела на себя мамин капот, обвязала голову полотенцем, как чалмой, и орала на весь дом:

– Сюда, сыны ада! Сюда!

Затем, дождавшись, пока прибежали воображаемые сыны ада, я стала тыкать пальцем в сторону мамы и мрачно рычать:

– Эта женщина - враг! Она предаст всех нас! Принесите гранаты, кипящей смолы - мы ее сожжем!

Я старалась изо всех сил, шипела, прыгала, подкрадывалась к маме (все это я незадолго перед тем читала в одной книге), но мама сидела совершенно спокойно, словно она и не слышала моих воплей и криков. Отсутствующими глазами мама уставилась куда-то в сторону самовара, стоящего в углу на столике. Уж не знаю, чем ей этот самовар вдруг так понравился!