В рассветный час (Дорога уходит в даль - 2)

Володя отвечает на этот вопрос:

– Трудно, конечно, предугадать, какой будет выручен сбор. Но, вероятно, получится приличная сумма. И это может оказаться очень кстати...

Для чего, для кого "кстати"?

Дальше говорят о совершенно не интересных для меня делах. Я перестаю вслушиваться и от нечего делать разглядываю Володю, словно в первый раз его вижу. Что есть в нем такого, что отличает его от окружающих? Володя - как молодое дерево, которое изо всех сил тянется вверх, к солнцу, к буйным ветрам, к светлым дождям. Задумчивые глаза Володи смотрят поверх окружающих не только оттого, что он очень высок ростом: нет, он словно всегда вглядывается во что-то очень хорошее, радостное, чего не видят другие люди.

Приходит Леля, зовет всех чай пить.

Гости отказываются - они собираются уходить.

– Стась!
– напоминает Вацеку Володя.
– Знаешь порядок? Не все сразу и с разного хода.

Когда уходит последний гость, я, конечно, начинаю задавать вопросы:

– Володя, почему ты зовешь Вацека Стасем, а он тебя - Борисом?

Володя беспомощно переглядывается с Лелей.

– Ну, как тебе объяснить?
– разводит он руками.
– Не поймешь ты...

– От тебя, Володя, - говорю я с обидой, - от тебя... такое!.. Ну, скажи еще, что я - невозможный ребенок! И что я задаю дурацкие вопросы! И чтобы я вообще убиралась вон!

– Рассвирепела муха, как тигр!
– смеется Володя.
– Ну, вот вообрази: полиция вдруг станет искать меня или Вацека...

– Как после первого мая?
– догадываюсь я.

– Вот именно! Полиция ищет Вацлава и Владимира, а их нет! Есть Борис и Станислав!

– Это чтобы сбить их с толку, да?
– соображаю я.

Но Володя не отвечает мне... И вообще я вдруг замечаю, что никто не помнит о моем присутствии, как если бы меня совсем не было в комнате. Леля подошла к Володе, села на ручку его кресла. Володя поднял к ней голову и приложил ее руку к своей щеке.

Я понимаю: я мешаю Володе и Леле.

Но тут я не обижаюсь. Тихонько, на цыпочках, я выскальзываю вон из комнаты.

А они, наверно, даже не заметили этого!

* * *

Между тем в квартире бабушки и дедушки - тоже предпраздничное волнение и суета. Бабушка и Бася-Дубина с ног сбились в ожидании гостей: к вечерней пасхальной трапезе должны съехаться и сойтись все семь сыновей! Кроме уже приехавших Тимы и Абраши, ждут еще дядю Ганю, врача-окулиста из Петербурга, и дядю Лазаря, студента-медика из Харькова. Да еще здешние сыновья - папа, Николай, Мирон. Итого - семеро!

Бабушка священнодействует на кухне - они с Басей трудятся над громадной пасхальной индейкой, готовят пасхальные сладости: тонко наструганную редьку в меду, медовые "тестички", маковники. И, как всегда, бабушка без умолку тараторит:

– Такие дети, как у меня, Басенька, так это искать и искать - и все равно не найдешь! Так уж лучше и не ищи! Конечно, вырастить семерых сыновей - это не легкое дело... И не спорь, пожалуйста, Бася, это же каждый ребенок понимает. Наш домовладелец - богатый уж-ж-жасно!
– так он всегда говорил нам, мне и старику: "Ну куда вам столько детей? Вы же бедные люди, куда вы денетесь с таким оркестром? На свадьбах будете с ними играть, что ли? Чтоб они потом обходили всех гостей с тарелкой и собирали пятаки? Или, может, они будут ходить в праздник по домам, ряженые, представлять представления?"

Бабушка тихонько смеется этим своим воспоминаниям. Ее руки ловко и умело колдуют над пасхальной рыбой.

– А вот и не оркестр! И не пятаки! И не ряженые! Конечно, намучились мы немало - в особенности каждый раз, как кого-нибудь из них сажали, не дай бог, в тюрьму. Не нравится мне эта мода, Бася, чтоб детей в тюрьму сажать! Вот не нравится - и не нравится! Но что поделаешь? Как у других, так и у нас!.. Бася, пустая голова, что ты делаешь с индюком? Что ты делаешь с индюком, я тебя спрашиваю? Это же не индюк- картина!

– С ним надо вежливо, а не хап-лап!

Я сижу на низенькой табуреточке, наслаждаюсь бабушкиными сладостями и слушаю ее рассказы.

– А все-таки, - продолжает бабушка, - я вам скажу, дорогие мои: детей надо иметь много! Тогда они вырастут хорошие. Когда они знают, что куртку Якова должны еще носить после него Николай, а потом Мирон, а пальто и гамаши Гани должны еще служить Лазарю и мальчишкам, Тимке и Абрашке, - так они растут скромные, без фанаберии, без баловства. Мои дети - не гордые: они учились, и работали, и уроки давали, чтоб нам со стариком было легче тащить воз. И чуть только который-нибудь из них становится на ноги и начинает зарабатывать, - сейчас он помогает младшим! А теперь, когда четверо из них уже вышли в люди, так, дай бог им здоровья, они и нам, старикам, посылают на жизнь! Вот какие это дети!

Бабушкины рассказы неистощимы. Вперемежку с испуганными вскриками, когда какое-нибудь из блюд не удается, краткой командой, отдаваемой Басе по поводу корицы или изюма, шафрана или ванили, течет, как ручей, радостная песня матери, до краев наполненной своим материнским счастьем.

– У нашего домовладельца - один сын! Один!
– говорит бабушка с презрением.
– Так что вы думаете? Другая барышня так не гримасничает, как этот молодой человек! Холодной водой он не моется! От свежей земляники у него делается крапивница, - слыхали вы такое? А богачка, счастливая мамаша этого балбеса, спрашивает меня: "У вас есть брильянты чи не?" - "А как же! отвечаю я ей.
– Вот на пасху вы увидите все мои брильянты - семь штук, один в один!"

Бабушка смеется, довольная своей остротой.

Накануне пасхи внезапно получается открытка от Лазаря из Харькова: он не приедет. Он здоров, - пусть мамаша не беспокоится, - но приехать он не может: надо заниматься.

Бабушка мужественно подавляет вздох.

– Ну-ну... Не надо грешить. Что ж? Будет на этот раз не семь брильянтов, а только шесть... Тоже не плохо! Конечно, досадно, но что поделаешь?

Бабушка украдкой смахивает слезу и рассказывает Басе, какой замечательный этот Лазарь, который не может приехать.

– Я тебе говорю, Бася, - Лазарь самый красивый из всех! И какой золотой мальчик! Праздник, другие гуляют, а он - нет, он учится!

Но Тима и Абраша почему-то понимающе перемигиваются.

– Он будет заниматься!
– недоверчиво говорит Тима.
– Не смешите меня, пожалуйста. Какой работяга...

– Тут что-нибудь да не так...
– качает головой Абраша.
– Такой затейник, такой выдумщик, как Лазарь, - он непременно выкинет какой-нибудь сюрприз!

Вообще Тима и Абраша всегда единомышленны и дружны. Только иногда они почему-то отчаянно ссорятся. Тогда, в гневе, они говорят друг о друге не иначе, как в третьем лице, и обращаются со своими обвинениями к кому-нибудь постороннему.

– Видите этого человека?
– кричит Абраша, тыча разгневанно пальцем в сторону Тимы.
– Я умру, но ему руки не подам! Никогда в жизни!

– Будь я проклят, если я когда-нибудь заговорю с этим человеком! вторит ему Тима.

А через полчаса эти "человеки" обычно уже не помнят, как страшно они поругались.

В самый пасхальный вечер - в сумерки, еще "до первой звезды" (началом праздника считается появление на небе первой звезды) - мы все уже собрались у бабушки и дедушки и ждем, когда нас позовут к столу. И тут в передней раздается сильный, продолжительный звонок.