В ритме сердца

Так… Это становится уже очень интересно.

Я с тем же напором сверлю его непроницаемое лицо, что за последние годы видел лишь через монитор компьютера.

— Не представишь меня своей очаровательной гостье? — интересуюсь спокойным голосом, даже не думая отступать.

Даже не столько из-за того, что прелестная девчонка меня в самом деле заинтересовала, а ради личного наслаждения от созерцания столь явного негодования отца.

Всегда любил вызывать в нём хоть какой-то всплеск эмоций, помимо его вечной высокомерной сдержанности.

— Меня зовут Камилла, — несмотря на ощутимый страх, её голос звучит весьма уверенно.

Отец продолжает загораживать девочку своим телом, даже не думая освобождать мне путь, чтобы позволить с ней познакомиться.

— Всё нормально, Роб, не переживай. Я не буду сдирать с себя одежду и накидываться на него.

Она подходит к нам сбоку, крепко сжимает руку отца, всматриваясь в его лицо с непонятной мне теплотой во взгляде, от которого он мгновенно расслабляется, но в сторону так и не отходит.

— Так ты, значит, Адам. — Она с нескрываемым интересом оценивает меня так, словно я не человек, а инопланетное создание. — Боже! Какой уникальный свет от тебя исходит… Никогда не видела ничего подобного. Когда мне рассказывали о твоей особенности, я не верила, что такое возможно, но сейчас… — Прижимаясь вплотную к Роберту, девчонка аккуратно касается моей ладони, что молниеносно заставляет её учащённо задышать, а гладкую кожу покрыться мурашками. — Охренеть просто! Это невероятно! — восторженно добавляет она.

Мне казалось, в большем замешательстве, в какое ввела меня защита дикарки несколько дней назад, я уже быть не смогу, но я знатно ошибался.

Чем дольше я смотрю на парочку, крепко прижавшуюся друг к другу, и анализирую нетипичное поведение отца и его непринуждённые отношения с девчонкой, которая знает гораздо больше, чем следует знать какой-то посторонней художнице, тем сильнее поражаюсь выводу, что приходит мне на ум.

— Может, объяснишь? — единственное, что получается выдавить из себя.

Роберт, конечно, никогда не выделялся мягкостью характера, чистотой совести и добродетельностью, но, чтобы на старости лет связаться с несовершеннолетним ребёнком, нужно вконец лишиться всех остатков своих нравственных устоев.

— Адам, идём в кабинет! — Отец ловким движением отцепляет от меня руку Камиллы, глаза которой от вожделения уже потемнели на несколько тонов. — А ты, Милла, иди на кухню. Пусть Фред даст тебе выпить что-нибудь освежающее.

— Но я не…

— Я сказал: быстро на кухню! — своим фирменным повелительным тоном повторяет Роберт, от которого девочке мгновенно удаётся сбросить с себя чарующую пелену и поспешить скрыться с наших глаз, боясь вновь оказаться под моим прицелом.

Но я даже не оборачиваюсь, чтобы посмотреть ей вслед. Мне на неё глубоко параллельно. Сейчас всё моё внимание принадлежит Роберту, от которого я жду подробных объяснений: что за хрень здесь вообще происходит?

***

— Я тебя слушаю, — строго произношу я, когда отец закрывает за собой дверь кабинета.

— Присядь, — ровным голосом просит он, вытаскивая из кармана золотой портсигар.

Быстро закуривая сигарету, я продолжаю стоять на месте, терпеливо наблюдая, как он обрезает запечатанный кончик сигары, поджигает её и, наполняя рот дымом, не спеша смакует его вкус.

— Я ждал тебя ещё несколько недель назад, — наконец начинает он, оглядывая меня безразличным взглядом.

— Я был занят решением гораздо более важных дел, не терпящих отсрочки, — невозмутимо отвечаю, на сей раз желая начать наш разговор вовсе не с работы.

— Просто скажи, что не хотел меня видеть, — Роберт расслабленно откидывается на спинку кресла.

— Не стану скрывать — ярого желания не было, но думаю, обойдёмся в эту редкую встречу без обсуждений наших отношений, а сразу перейдём к делу. Что это за малолетняя художница, которой дозволено коверкать твоё имя, пачкать краской голову, а затем столь трепетно прижиматься к тебе?

Отец подносит руку к волосам, нащупывая пальцами засохший кусок краски, и задорно усмехается, что вновь заставляет меня знатно оторопеть.

Возможно, вам до конца не понятна моя реакция на столь обычное проявление человеческой эмоции, но за всю свою жизнь я могу на пальцах одной руки сосчитать моменты искренней улыбки отца, два из которых мне повезло наблюдать сегодня.

— Ты уверен, что именно ради этого дела явился сюда? — Игнорируя мой вопрос, он подходит к зеркалу, тщательно стирая произведение искусства со своих волос.

— Совсем нет, но ты меня заинтриговал. Я понимаю, всем нам хочется свежего мяса, но ты не мог хотя бы найти себе совершеннолетнюю охотницу за богатством?

Иронично поглядываю в отражение зеркала и замечаю, как его лицо теряет всю живость, превращаясь в подобие каменной маски. Лишь только чёрный взгляд, пронзающий меня насквозь, выдаёт его негодование.

Что-то в моих словах ему крайне не понравилось, но только что?

— Когда дело касается женщин, ты всегда думаешь не тем местом, Адам, — но его низкий голос не выдаёт и толики внутреннего гнева.

— Мне с женщинами вообще думать не приходится, но только при чём тут это? Лучше ответь, каким местом думаешь ты в данной ситуации?

— Неужели тебя ещё способно что-то смутить?

Его идиотская манера отвечать вопросом на вопрос заставляет меня глухо раздражаться.

Снимаю с себя пиджак и ослабляю галстук, наполняя бокал порцией шотландского виски. Не в моих правилах пить посредине дня, но последняя неделя была чересчур напряжённой. Как в делах в компании, так и в моём физическом, крайне неудовлетворённом состоянии.

Обжигая горло алкоголем, беру все эмоции под контроль, ведь как никто другой знаю, что, даже пребывая в пылу злости, перед ним не стоит устраивать возмутительных громких сцен. Вместо ответов этим от него добьёшься лишь ещё большей отчуждённости.

— Мне всё равно, кого ты трахаешь, Роберт, но журналисты немало смутятся твоим выбором малолетней пассии и непременно обрушат на тебя шквал осуждений и судебных исков. Не боишься, что тебя посадят за совращение несовершеннолетней?

— Не стоит переживать о том, что тебя не касается, Адам. — Отец неспешно проходит мимо меня.