В Россию с любовью
Шрифт:
Интересная формулировка. Но нельзя не согласиться — очень верная. Обычно так в реальной жизни и бывает.
— Мужа тоже на двоих ищете? — поддел я.
— А почему нет? — расплылась в интригующей улыбке Соль. Типа, намёк? — Мы ладим. И мы обе сильные одарённые. Будущие офицеры полевой армии. Дворянки не личные, потомственные. Хорошая партия.
— И чем мы хуже мам? — добавила Селена.
Потомственные дворяне отличаются тем, что с них не снимут льготы, если в каком-то поколении появится кто-то, кто не сможет служить. Однако практика показывает, что допускаются не более трёх поколений косарей, потом снимается с рода даже потомственное дворянство. Аристократия должна служить, это здесь аксиома! Бояре — поголовно военнообязанные, выставляют на войну целые отряды. Дворяне служат лично, за это имеют свои льготы. Любые льготы тут не просто так, а за возможность с твоей стороны умереть, если случится какой-нибудь трындец и начнётся война. Или тебя мобилизуют для пограничного конфликта. И не рыпнешься — государыня в своём праве, а войны у нас по периметру страны никогда
— Ну, со мной, девочки, на что-то серьёзное можете не рассчитывать, — нехотя признался я, ибо обещал мадре, что не буду никого обманывать, кого клею. — Я уже обручён, и как только исполнится шестнадцать, может ещё плюс сколько-то, меня отдадут в семью жены. Так что если погулять и повеселиться, сотворить неожиданные вещи, — подмигнул я Селене, — я за любую движуху, кроме голодовки. А насчёт серьёзного, — а это уже Соль, — лучше не стройте планы.
— А с чего ты решил, что мы их строим? — грустно, с обидой усмехнулась та. То есть подходя, они меня уже мысленно представили в роли супруга? И плевать, что «непростой» — попытка не пытка?
— Ну, наверное с того, что два эсминца только что организовали заход на цель, загоняя вражескую подводную лодку, блокируя её с двух сторон в классический захват? — предположил я.
— Чего? — нахмурились обе. М-да, я не в курсе, есть ли тут подводные лодки. Или не так, какова их боевая история, учитывая, что тут не происходило глобальных войн? Вполне возможно, что подвигов Гюнтера Прина и Маринеску тут не было и не могло быть, как не было Карла Дёница с его теорией загонной охоты на конвои подводной стаей, и нет понятной «я» тактики использования этого вида техники.
— Я говорю, только что два первоклассных сейнера окружили жирный косяк трески, — привёл я другую аналогию, значительно понижая свою самооценку до промысловой рыбы. — Зашли на него с двух сторон, и гонят на сети, откуда, по их мнению, этот косяк уже не сможет выбраться.
— А ты не льстишь себе, боярич? — Из Соль полился яд. Но я не собирался никого ублажать. Нет — так нет.
— Девочки, я честно сказал, как обстоят дела. Дальше вы сами принимайте решение, чтоб я потом не был плохим. Уже сказал, я за любой движ, кроме голодовки, но хочу быть честным.
— Так и скажи, что недотрога, — фыркнула и Селена.
— Ага. А ещё истеричка, — закивал я. Как раз доел клубничное и принялся разворачивать шоколадное. — Мне мама и сёстры всё прощают, я ж один такой, самый-самый.
— Селена, пошли отсюда! — фыркнула Соль.
— Да ладно тебе? Ты чего на ровномместе взъелась? — если честно, не понял юмора я.
— Не люблю, когда грубо отшивают. — Условно старшая поднялась и поправила китель, продолжая держать в одной руке недоеденное мороженное.
— Боярич, ещё встретимся! — Селена подмигнула и встала за сестрой. И они пошли, пусть медленно, но прочь, в сторону фонтана и по бульвару далее. А у меня после шоколадного шло ванильное эскимо в шоколаде — я тогда не знал, что шоколад облетает, и надо было начинать с него.
Но всё хорошее заканчивается — подошло к концу и мороженое. Я поднялся, осмотрел себя. Вроде не заляпанный. Кроме рук, но тут есть дедовский способ чистки. Мороженное жирное — горло от трёх порций заболеть не должно. Откуда-то в голове родилась фраза: «Бутылки кефирные помыли и заморозили», что-то из детства. ТОГО детства, а значит подробностей не вспомню. Так вот, это мороженное к данной фразе не относилось, и я, разомлев на солнышке, поднялся, вытер руки о кору дерева, мимо которого проходил, и о листики растущего рядом куста. Это тоже наверное из того детства — Саше подобная хрень для чистки рук была явно не нужна. Ещё способ — протереть руки песком, но с песком тут беда, во всяком случае, чистым. А в грязном мараться не хотелось, кора и листики пока сойдут.
Вышел к фонтану на центр аллеи, посмотрел вдаль, в сторону Арбатской площади. Не видно. Людно, да, но их серо-зелёная кадетская форма выделяется; были б — увидел. Что ж, даст бог — нагоню, а нет — ну и ладно. Тут девчонок не просто море, а… Два моря? Три? Пять? Море морей! И все мои! Мне же сказала матушка, любой блуд простит, лишь бы Машку не трогал (а я и не собирался), единственное условие — честность. А ещё конкретно у этих кадеток слишком сильно глаза горели. Суда по говору, они точно не москвички (это, видно, уже способности Саши, говор различать), и они реально охотятся, строят будущее. Таких сразу не обломаешь — потом не отвяжешься. Нет? Лучше сразу нет.
Так что я, сполоснув руки в фонтане, спокойно, наслаждаясь полуденным солнышком, дошёл до конца Пречистенского бульвара до самой Арбатской площади. Там пришлось перейти улицу — выбрал направление в сторону Арбата, а не станции метро, находящуюся на том же месте, и также называющейся, как и ТАМ. Тут людей было ещё больше, и очень много иностранцев — они выделялись одеждой. У нас какой-то стиль в целом иной, пусть не сарафаны с кокошниками, но… Иначе наши одеваются. Но и наших разодетых хватало — и мой недешевый камзол уже не бросался в глаза, подобных мне тут гуляло много — воскресенье же. И встречались как адекватные люди, так и совсем неадекваши — вон, большой ребёнок, лет двадцать с хвостиком, истерит, а две девки различной брутальности (но в целом не запредельно) его уламывают, что-то объяснялют. «Ма-аксим, ну пойдём, там хорошо будет. Мы тебе там пивас купим с камчатским крабом…» От увиденного сразу стало не по себе — вспомнился я сам, царевич Саша, и ожидания от его поведения со стороны других. Неужели и я таким же 3,14здюком был? И таким же великовозрастным
обаплом бы стал? Стыдно! А заодно и понятно, чего на меня мама взъелась. С одной стороны да, неприятно, когда твой сын — такая вот истеричка и большой ребёнок. Но с другой — я явно не он. И мимикрировать, ведя себя как он, точно не стану.Ресторана «Прага» тут не было, даже здания похожего, хотя в голове крутился и его вид, и мыслеобраз. Видать, не построили, ещё в лохматые времена — в мелочах история каждого мира идёт своим собственным чередом. Тоннелем на проезжей части тоже не пахло, хотя и тут я подсознательно ждал его увидеть, как и станцию метро. По метро — его прокладывали там, где удобнее всего, оттого и многие станции совпадают, и даже названия. А по развязкам и движению — тут варианты, ибо движение в нашей Москве совсем другое. Не сказать, что здесь так уж и мало машин, и пробки бывают, но город в миллион триста населения это не пятнадцать миллионов (с ближними пригородами) ТАМ, потому ни высоких домов, ни мощных развязок тут пока не требуется, как и тоннелей в центре города. Идущая от Кремля Крестовоздвиженская у нас плавно перетекает в Новую Смоленскую улицу, на которой нет ожидаемых подсознанием домов, на которых воображение рисует буквы «С», «С», «С» и «Р» — и это тоже привет ОТТУДА. Здесь на местном «Новом Арбате» совершенно иная более простая технически, но вычурная в плане отделки и роскоши архитектура, и я бы не сказал, что так хуже. Красиво, и даже стильно, продвинуто — молодая же улица, просто другой красотой. А ещё путеводитель говорил, что на Новой Смоленке резиденции и конторы крупных купеческих корпораций, аристо предпочитают жить в более тихих домах внутри кварталов, без выхода своих окон на шумную магистраль. А это как ни крути радиальная магистраль — начало Можайки, она же Смоленская Дорога. А говоря «купцы» — мы подразумеваем «магазины», Новая Смоленка — большая сплошная торговая «кишка», уходящая вдаль за поворот, наверное, до самой Москва-реки. Позже и туда прогуляюсь, но пока ограничился тем, что достал «лопатник» с первым в этой жизни гонораром, выбрал самую маленькую купюру, сделал заказ и получил много-много купюр поменьше и монет на сдачу. Лопатник распух — продавщица даже боялась, что не наскребёт сколько надо. Зато теперь держал в руках до боли знакомую по форме, видно во всех мирах они одинаковы, зелёную бутылку минеральной воды. Поллитровую — большего размера не было в продаже, вся тара поллитровая. И исключительно стеклянная! С металлической крышкой «под открывашку», никакого пластика и в помине, и главное, всё соответствует стандарту! То бишь ни тебе «0,45», ни «0,49», ни отдельных бутылочек с гравировкой «Кока-колы» и прочих контор, которые после использования невозможно сдать, только в мусор. Своеобразно, но практично, тут до такого додумались, и это понравилось.
— Боярич, напоминаю, использованные бутылки просто оставляйте около мусорок, или вдоль бордюра, чтоб прохожим не мешали. Разбитие бутылок в общественных местах это штраф и общественное порицание, — на всякий случай напомнила смазливенькая чернявенькая продавщица в киоске, лет двадцати пяти на вид — младшая жена какого-то обеспеченного рода, работает в своё удовольствие.
— Спасибо, красотуля! — поулыбался я и ей. — Обязательно.
Штраф для боярских семей — тьфу и растереть. Ради штрафа никто заморачиваться не будет. А оштрафуют — подпишут чек и забудут. А вот порицание — это в феодальном обществе серьёзно. Ибо ты живёшь не сам, а среди людей. Высокорожденных людей! И должен доказывать авторитет, что не зря носишь свою фамилию. Полицейки тебя не арестуют за битьё бутылок — не за такую фигню, но данные запишут, и на следующий день (или через день-два) твоя фамилия появится в местных газетах: «Сын (дочь) такого уважаемого человека, а бутылки бьёт, мусорит и вообще ведёт себя, как скот и вандал!» Это позор для всего аристократического рода, тут вообще не про деньги речь. А если уж совсем сильно накосячишь — и по телевидению тебя упомянут, в новостях — а это вообще позор несмываемый. Возглавляет отдел общественного порицания какая-то наша родственница, троюродная или четвероюродная мамина сестра, говорят, мегера из мегер. А значит на мелочи не будет размениваться, что прискорбно вдвойне для нарушителей, ибо подкупить Годуновых и без того невозможно от слова «совсем». Договориться — да, если вовремя спохватишься (тут включаются «мегерские» расценки). Но только не подкупить — не вместно членам царской фамилии взятки за каких-то хулиганов брать! Не по статусу. Так что царицы прошлого, боровшиеся с тем, чтобы сынки и дочки крутых аристократов вели себя прилично и не хулиганили, придумали интересный механизм давления на кланы, снимаю шляпу.
«Нарзанъ» — гласила надпись на бутылке. «Источнiкъ ном?ръ 18». Ниже шло: «Нарзанный заводъ бояръ Тарарыкиныхъ. Работаемъ съ 1804 года р. х.». И на закуску привет от местных маркетологов: «Нашъ нарзанъ — ваше здоровье. Съ любовью!»
«Это Россия, бро! Тут всё с любовью!» — захотелось крикнуть мне самому себе. Класс!
Интересно, а «Есентуки 17» тут тоже есть? «Тархунъ» есть — вон, стоит. Тоже в стекле. А «Крем-сода»?
Первым делом помыл руки — да, в фонтане сахар смыл, не липли, но ощущение грязи оставалось (вода в фонтане обычно в замкнутом цикле, бог его знает, чего в ней только нет). Остальное в один присест допил, бутылку аккуратно, как было сказано, поставил у бордюра прямо возле киоска — чего далеко носить? Её забрали буквально через полминуты — тут целая охота за тарой, как посмотрю. В виде бабулек в возрасте, ага. Нет, не бомжеватого вида — просто ходят бабули, неприметные такие, с сумками. И собирают что можно сдать. И, похоже, выручка в погожий день у них дай боже, отличная прибавка к пенсии.