В Россию с любовью

Нет-нет, бесплатным осеменение в качестве пряника сделали не потому, что государыни вдруг воспылали к народу любовью, решили так подданных осчастливить. Люди везде люди, и у нас не лучше, чем где-то. Их бы воля — три шкуры б содрали за это, а то и пять. Как рабынь бы работать заставили! Просто страна в тот момент вымирала. Если на среднем уровне достатка рождаемость стабилизировать удалось, афёра с боярскими родами и полигамными семьями «выстрелила», то с нижнего этажа наоборот, бояре пылесосом высасывали мальчиков, и простонародье исчезало, буквально на глазах. До сих пор адски популярна в народе присказка, когда кто-то властью недоволен: «Работать заставляют, плати подати, так ещё и е#ать некому!» А потому налог на семя сделали обязательным даже для княжеских родов (кроме самих князей, глав оных, и царевичей), и, о горе церкви, для монахов! Хочешь в монастырь — бога ради, но раз в месяц к тебе приедут за «данью» тётки с сильными руками в латексных перчатках (в старину то же самое, только без перчаток), и сделают приятное. Даже если не хочешь. Даже если обет дал. И патриархи с Синодом такой подход благословили (при условии, что девочки будут это делать руками, а не интересными местами), ибо для благого дела семя пойдёт. А что монахам приятно — потерпят.

Я сейчас снова ввожу в заблуждение. Это в наши дни приезжают девочки в латексе и белых халатах. Ибо у них пробирки, криосумки, а за их спинами мощные лаборатории. А в те времена такого не было, а сперма, как известно, очень быстро «прокисает». Если использовать её в этом же регионе — успеешь, да. Только через поколение-два-три выяснится, что в твоём уезде рождается много уродов. Ибо массовый инбридинг. Так что раньше мужикам приходилось чуть ли не в паломничество отправляться, эдакий вариант принудительного туризма, пусть и за госсчёт. Что оным мужикам отнюдь не нравилось (разве что аскетам-монахам пофиг, но их стало слишком мало, чтобы на что-то влиять). Но зато именно это дало толчок в развитии медицинских технологий, а также изобретения всяческих холодильных циклов и передвижных рефрижераторов.

Я пока не проверил возникшую версию, но в голове у меня складывается картина двух Россий. Россия первая, княжеско-боярская. То самое бояръ-аниме, в котором никогда нет простонародья, все попаданцы — или графы, или бароны, или брошенные, захудалые, сироты, ещё какие ущербные, но аристократы. Я попал по канону, именно в неё, причём по самому благоприятному сценарию — не забитый сирота, последний рода, в магической академии, у которого пропал дар и на которого охотятся убийцы, а самый настоящий принц с кучей возможностей. Но есть и другая Россия, которой плевать на бояр и князей, да и государыню они вертели бы на кое-каком месте, если б у большинства тамошнего населения оно было. Девочки-музыкантки, например, вообще никакого пиетета к статусам не испытывали: они в равной степени ненавидели и меня, и Заек, и собственных слушателей. Они, жители второй России, живут параллельно нам, аристократам! Независимо от нас! Мы — источник их дохода, если повезёт, и бесплатной спермы для размножения. Это ДРУГАЯ страна, другая планета, которой я не знаю, и ещё долгое время не узнаю — не пустят царевича на тот этаж. Да и я, не могущий за себя постоять, явно там сгину.

Верхотурский уезд в своё время отдали боярскому роду, который переименовали… В Верхотурских! А чтоб далеко не ходить, и всё понятно было — что, где и чьё. Именно Верхотурские рулят в Тагиле — держат шахту и металлургический завод (два завода под одной крышей). Отец Заек работает на заводе главным бухгалтером, «он очень умный, Леопольд», оттого семья Зайцевых в городе на хорошем счету и процветает. Старшая мама (мама Селены) — глава семьи, возглавляет семейный бизнес в Тагиле. Они занимаются разведением норок и песцов на шкурки. Бизнес в целом прибыльный, но опять же, без «крыши» в лице Верхотурских их съедят, просто есть будут чужие. А младшая мама (мама Соль) приехала с ними в Москву, уедет через месяц, решает семейные дела с продажей готовой продукции (они не одни такие в стране, кроме «крыши» в меховом бизнесе нужны связи и личные контакты), заодно отвезла их на учёбу в Корпус. Но главный в семье отец, ибо он в городе ну прям очень непоследний, и все это понимают. Так что как бы Зайки ни жаловались на жизнь в провинции, лично у них, пока их отец на хорошем счету у Верхотурских, всё в порядке. Кстати, именно потому, что у них всё в порядке финансово, семья и потянула поступление обеих старших дочерей в кадетский корпус. Нет, это бесплатно, и тут полный пансионат, ибо после обучения ведь будет отработка этой стоимости в войсках. И не два года, как у простых бойцов, а пять, они же офицеры. Но туда огромный конкурс для поступления, и, как понял по их описаниям, большинство девочек легко проходят физуху и использование фигур (сюда в принципе поступать едут только сильные одарённые). Но после остаётся слишком много кандидаток, и не всех может отсеять экзамен по научным дисциплинам. Приходится кое-кого подмазывать — потому этим занялась лично мама Соль, и, судя по тому, что девочка умнее сестры, там и мама должна быть неглупой.

Так мы и ходили, бродили, чинно беседуя. Гормоны во мне играли; хотелось полапать девочек, подержать за интересные места, или впиться в обеих по очереди смачным поцелуем. Но приходилось держать политес. Это не подзаборные шмары, это потомственные дворянки, а я как-никак боярич. А ещё… Все видели моих охранниц. Девочки срисовали троих, но их было пятеро, включая тётку Настю. Но даже трое для них — знак того, что безобразничать не надо. И они как бы не лучше меня понимали, что СЕГОДНЯ перепихон точно устроить не получится, сегодняшняя прогулка — чистая инвестиция в будущее. Но ведь и такие инвестиции нужны?

Я внутренне этой мысли сопротивлялся, но за меня говорили гормоны. Умом понимал, что да, хочется, но это юношеское. Если желаю получить этих девок по-настоящему, надолго, надо осаждать эти крепости и добиваться, а не врываться силой, тыкая направо и налево палкой, что между ног. В конце концов, для сброса пара у меня Марина, которая обижается, что не использую её по назначению. И теперь, послушав рассказы о жизни в провинции, где мальчики только в семьях у богатых (которые их продолжают высасывать пылесосом), я её тоску по хорошему мужскому органу (тем более принадлежащему сыну царицы) понимаю. Там, на нижнем этаже, простолюдинки годами и десятилетиями мальчиков не видят! Нет, есть специальные бордели; если приспичило — можно туда сходить. Но это ж не то, это за деньги! А найти любовника, уже не говорю о создании семьи, почти нереально. А ещё у меня Алла, которая таки получит приказ раздвинуть ноги, если я об этом кое-кого попрошу (например, Олю). Сосёт она тоже неплохо, но это полумеры. Так что насчёт женской ласки я точно не буду обделённым.

…Но мне хотелось именно ИХ! Этих двух будущих офицеров полевой армии! За которыми я бросился следом, плевав на возможность пройтись по Арбату, куда тянуло со страшной силой. Я их хочу, и я их получу, обеих (они сами не против вдвоём), и если надо подождать и поухаживать — так и быть, потерплю.

По дороге мы съели ещё по две мороженки. Я заценил мастерство местной холодильной промышленности, очень интересный вкус, хотя, честно сказать, не такой уж и большой выбор. Три типа мороженого, но в каждом примерно пять-восемь вкусов… И всё. Мне казалось, их должно быть больше, но девчонки идею не поняли.

— Леопольд, зачем больше? — нахмурилась Селена. — Смотри, основной вкус — это пломбир. Основа, от которой идут другие вкусы добавлением всякого. Добавки же: шоколад, клубника — стандарт. Плюс банан, черника, малина, персик… А что ещё туда можно положить?

— Мороженное со вкусом кресла! — схохмил я. Как объяснить привидевшееся мне в голове эскимо в полосочку, слоями? Или фруктовый лёд? Как?

— Дивана! — захохотала Селена.

Так и гуляли.

Ещё я читал стихи. Да как-то о поэзии заговорили.

Дай, Джим, на счастье лапу мне,

Такую лапу не видал я сроду.

Давай с тобой полаем при луне

На тихую, бесшумную погоду.

Дай, Джим, на счастье лапу мне.

Пожалуйста, голубчик, не лижись.

Пойми со мной хоть самое простое.

Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,

Не знаешь ты, что жить на свете стоит. (2)

(2) Сергей Есенин

Стихи были встречены с интересом. Я поднялся в иерархии девчонок на ещё большую высоту, хотя куда ж выше? У некоторых я знал сами строки, но не мог сам для себя вспомнить автора. Что печалило — не хочу присваивать себе чужое. Например, вот это:

— Я встретил вас, любовь ещё быть может…

Или:

— Кавказ подо мною. Стою в вышине…

Но эти стихи просто зашли. А вот фурор произвели хулиганские, которые я сам читал с трепетом — чувствовалось, что «я» их любил куда больше, чем всякие «я вас люблю и всё такое».

Например:

Я лежу на чужой жене,

Одеяло прилипло к жопе.

Я штампую кадры стране

Назло буржуазной Европе.

Это четверостишье повергло в шок и трепет не только Заек, но и нескольких идущих мимо прохожих (я читал это как раз с парапета очередного фонтана, тут на бульварах они через каждые метров сто-двести). Валялись на земле от смеха все, и только я стоял помпезно, как Новый Цицерон, отгоняя от себя паническую мысль, что именно Европе я со временем кадры строгать и буду. Причём массово, и меня никто не будет спрашивать. Но пока я отдыхал душой, и оно стоило того, чтоб забыться.