В сети
Шрифт:
«Всё хорошо, Карин. Спасибо за заботу, но созвонимся уже завтра», — набираю подруге сообщение подрагивающими пальцами.
Моё тело непослушное, мягкое… Такое ощущение, что кости стали податливыми или их заменили на резину.
«Наконец-то, Оль! Признавайся: у вас что-то было?»
«Созвонимся ЗАВТРА!»
«Значит, да?» — настойчиво терроризирует мою личку Каро.
«Всё, мне пора!»
Выключив звук на телефоне, я осознаю, что чувствую себя в безопасности.
Возможно, это неадекватно, ведь я по-прежнему ничего не знаю о двухметровом, сильном и голом мужчине, с которым дважды испытала
Я впервые поддаюсь эмоциям — они окрашивают этот вечер в более яркие оттенки. И это всё, что мне нужно.
Встав под тёплые струи воды, я не тороплюсь покидать душевую, смывая следы прошедшего часа, но не ощущения. Они всё ещё живут на губах, груди и шее, и я сомневаюсь, что перестанут тлеть внизу живота.
Воспоминание о цветах, небрежно валяющихся в прихожей, заставляет меня перекрыть кран и закутаться в халат.
Отражение в зеркале даёт понять, что секс не прошёл для меня бесследно — укладка уже не идеальна, губы припухли после долгих поцелуев, на скулах алеет румянец, а в глазах сверкает лихорадочный блеск.
— Прошу прощения, — доносится приглушённый голос официантки, когда я выхожу из ванной. — К сожалению, зразы не успели приготовить, повар уже уехал, но мы заменили их на бифштекс с гарниром. Надеюсь, это вас устроит.
Я замираю за дверью спальни, машинально поправляя пояс. В том, что двое взрослых людей сняли номер, чтобы переспать, нет ничего удивительного, но что-то всё же останавливает меня от того, чтобы показаться на глаза обслуживающему персоналу.
— Спасибо, всё в порядке, — отвечает Лекс. — Главное, что в тарелке есть хоть что-то съедобное. Соскучился по нормальной еде за неделю.
Официантка тихонько смеётся и начинает греметь посудой, явно демонстрируя, где и что лежит.
— Тогда, может… я оставлю вам свой номер? Утром напишите, и мы приготовим что-нибудь особенное в качестве компенсации.
— Борщ и домашние котлеты? У вас этого нет в меню.
— Ну, если что, могу и сама приготовить, — настаивает девушка. — Бабушка в детстве научила, говорит, у меня хорошо получается.
Очевидно, как белый день, что с моим анонимом флиртуют. Он привлекательный мужчина и, думаю, не раз оказывался в подобных ситуациях, но сейчас — не даёт ни малейшего повода продолжать. Ни единого сигнала, что его интересует обмен номерами.
— Убеждён, что так и есть. Но, увы, я вряд ли задержусь до завтрака.
Стоя за дверью, я довольно улыбаюсь, прикусывая губу. Беспечно влюбиться в двадцать восемь — непозволительная слабость, и я не готова её себе позволить. Но уж слишком невыносимо притягательный этот водитель маршрутки… Мне такие ещё не попадались.
17.
***
Лекс поглощает еду, которую ему принесли из ресторана, бросая на меня частые взгляды, пока я ношусь по кухне.
С аппетитом у него нет проблем. Вообще никаких. Ни гастрономических, ни сексуальных.
Я отворачиваюсь, пытаясь унять пульс, но он всё равно сбивается.
Напряжение между нами почти осязаемо. Искры пляшут в воздухе, заряжая пространство треском, от которого кожа покрывается мурашками, а мысли разбегаются в разные стороны.
Первые
эмоции схлынули, и теперь у нас есть возможность оценить друг друга без спешки. Я… тоже изучаю, привыкаю, сравниваю. Мой аноним — дольше и пристальнее, из-за чего у меня начинают печь щёки и уши.— Выйду покурить, — предупреждает он, вставая из-за стола и пряча светящийся телефон в карман.
Кивнув, я возвращаюсь к цветам.
Пришлось заморочиться и позвонить на ресепшен, чтобы попросить вазу. Когда горничная постучала в дверь, стало ясно, что одной не хватит. В итоге нам принесли целых три, и я принимаюсь обрезать лишние листья, аккуратно сортируя розы.
— Ты всегда так смотришь? — спрашиваю как можно спокойнее, когда спустя пару минут передышки Лекс возвращается в комнату, опускается в кресло и снова ловит меня взглядом — тяжёлым, нетерпеливым, от которого у меня дрожат пальцы.
Пылкость в нём не улеглась, а лишь затаилась. Это очевидно, как и то, что он не до конца унял голод.
Мой аноним тянется к стакану с минеральной водой и откидывается на спинку. Сам он не пьёт, зато мне заказал целую бутылку дорогого шампанского, хотя я просила всего один бокал.
— Как?
— Будто пытаешься разобрать меня по частям.
— Я тебя не разбираю. Просто… пытаюсь понять, что у тебя в голове. И не жалеешь ли ты.
Подхватив одну из ваз, я несу её к журнальному столику, а затем опускаюсь в мягкое кресло прямо напротив Лекса.
Я не съела ни кусочка из того, что нам принесли из ресторана — ни салат, ни нарезку, ни фрукты. В горле всё ещё стоит тугой ком, не позволяя проглотить даже глоток шампанского.
— Не жалею, — наконец отвечаю. — Ожидания вполне оправданы. Ты не можешь не понимать это — почти идеальный мужчина, — я тут же прищуриваюсь. — В чём загвоздка? Ты точно в разводе? И не пьёшь не потому, что закодирован?
— Я точно в разводе уже не первый год. И нет, не закодирован, Оливия. Когда я говорил, что мои родители — запойные алкоголики, имел в виду мать и отчима. Кто мой родной отец, понятия не имею, но хочется верить, что у него было чуть меньше вредных привычек.
— Я не хотела тебя обидеть.
— Ты меня не обидела. Мать начала пить с отчимом за компанию, чтобы он не распускал кулаки и был добрее. Он… так нас воспитывал. Когда я вырос, стал воспитывать его в ответ. Но это не самый эффективный способ что-то донести до человека. Впрочем, ты, как психолог-воспитатель, лучше знаешь, как обходиться без крайних мер.
К щекам приливает краска, и я судорожно пытаюсь заставить работать шестерёнки в голове, вращающиеся со скрипом.
— Главное — правильный подход, — завуалировано отвечаю. — Иногда достаточно поговорить, иногда — показать границы.
— И если дети не слушаются, их отправляют в угол?
— Им дают шанс исправиться, — невинно пожимаю плечами. — Кто-то сам понимает, что поступил неправильно, кто-то — только после долгих разъяснительных бесед.
— Любишь свою работу? — с любопытством интересуется мой аноним.
— Определённо. Хотя в студенческие годы я романтизировала её чуть больше. Мне... хотелось сделать этот мир лучше, но в итоге система быстро расставила приоритеты и лишила меня некоторых иллюзий.
Лекс подаётся вперёд, с хлопком открывая бутылку шампанского.