В стране ваи-ваи

В некоторых реках, когда у Podostomaceae наступает пора образования листьев, паку большими косяками идут к порогам «пастись», и индейцы бьют их из луков. Уровень воды продолжает падать, водоросли оказываются в воздухе и начинают разлагаться. Они образуют сочную слизистую массу, на которой вдруг расцветают гроздья нежно-розовых, фиолетовых или серебристо-белых цветков. Один за другим на камнях появляются новые и новые пояса из тысяч ярких соцветий, но они очень быстро погибают. При сильном падении уровня воды цветение продолжается порой всего несколько часов. После опыления растения быстро засыхают под солнечными лучами, цветки вянут и превращаются в бурые капсюли, напоминающие коробочку мака. Качаясь на ветру, они осыпают горячие камни семенами, прорастающими, когда поднимется вода. Весь цикл начинается сначала.

Ниже естественной каменной запруды мы сели в лодку, и она устремилась вниз, задевая камни. За поворотом мы увидели разделяющий русло каменистый остров, опоясанный красновато-зеленой полосой водорослей. Как ни боролись индейцы с течением, нас сносило к более глубокому рукаву, откуда доносился устрашающий гул.

Мы изо всех сил налегали на весла и ухитрились пристать к большому каменному конусу. Он был увенчан кустиком с листьями, похожими на ракетки для настольного тенниса, с набухшими розовыми бутонами и извилистыми корнями, за которые мы поспешили ухватиться. Все попрыгали за борт, чтобы облегчить лодку, потом вытащили ее на отмель. Впереди почти на восемь метров тянулись пороги. Бушующий поток кипел и сверкал белой пеной, мчась по красноватым камням и рассыпаясь бурным каскадом брызг.

С величайшей осторожностью мы стали тянуть лодку вдоль берега, кормой вперед. В самый острый момент один из ваписианов, неправильно поняв команду, ослабил веревку, привязанную к носу лодки, и ее немедленно развернуло бортом к течению. Я бросился в воду, Джордж схватил веревку, и мы, скользя по мокрым камням, потащили лодку. Вдруг она задела камень, набежавшая волна подхватила ее и швырнула на скалу; вода хлынула внутрь и унесла образцы, бумаги и мелкие предметы.

Лодка сразу стала такой тяжелой, что, казалось, ее не сдвинуть с места. Но корпус устоял, выдержал испытание. Молодец Чарли!

Как ни устали индейцы от борьбы с течением, у них нашлись еще силы. Багровое солнце склонилось к западу, когда нам при помощи длинных ваг удалось, наконец, снять лодку с камней. Мы вычерпали воду, погрузили кое-какую кладь потяжелее (канистры с горючим и т. п.) и провели лодку через последний, небольшой водоскат. Дальше оставалось лишь перетянуть ее через затонувшее дерево, и мы оказались возле того места, где лежало на берегу остальное снаряжение.

Уже темнело, когда мы растянули брезенты. Искупавшись, я сел рядом с Фоимо и Икаро; они разожгли костер и подвесили возле него свои красные от охры гамаки. Кругом летали светлячки, жужжали насекомые, вдали ревела вода, дым от костра медленно поднимался к влажным листьям и темному небу…

Мы прошли не более полутора километров, и все же я был доволен. Трудные пороги преодолены благополучно и с минимальными потерями, а главное — мы идем, все время идем вперед! Я смотрел на худое лицо и выпуклые блестящие глаза эмайены, на добродушного таруму с его круглым брюшком и думал, что отлично чувствую себя в их обществе.

Еще не растаяла голубая мгла под деревьями, и желтый круг солнца только что лег на оливково-зеленую гладь реки, когда мы выступили дальше. В тех местах, где воду пропарывали черные камни, приходилось лодку тащить, точно коня на поводу. Величественные деревья простерли над потоком ветви, усыпанные пурпурными цветками [55] .

55

Dipteryx oppositiofolia (сем. бобовых).

Дальше река расширялась, петляя среди песчаных и илистых берегов, среди трепещущего бамбука, переплетения вьюнков с желтыми цветами и розовых помпонов колючей недотроги [56] .

_{^{Туманное утро на Мапуэре}}

Маната, отыскав лодку, которая была у него спрятана на берегу ниже порогов, отправился вперед, чтобы собрать для нас плоды около покинутой деревни. Утреннее солнце разбудило голубые, золотистые и зеленые краски, воздух был прозрачен и чист, вода мерцала, точно крыло бабочки, а за поворотом мы увидели Манату — он возвращался с полной лодкой бананов и сахарного тростника.

56

Mimosa polydactyla — мимоза многопальчатая.

Ближе к полудню мной опять овладела тревога. Уровень воды в реке, и без того очень низкий, продолжал падать; если он не поднимется, нам трудно будет возвращаться. С утра мы продвинулись очень мало и ни разу не включили мотор: в воде было слишком много камней и затонувших деревьев, которые грозили поломать винт. И, наконец, у нас не было мяса. Хотя над нашими головами то и дело пролетали птицы, а с берегов доносились крики животных, подстрелить ничего не удалось.

Пока несколько человек рубили очередное дерево, преградившее нам путь, остальные, не выходя из лодки, плотно закусили (чай, ямс, рис и лепешки). Над берегом и водой дрожало марево; вертикальные лучи солнца словно обволокли все вокруг ослепительно белой пленкой. Я нервничал, меня одолевало нетерпение.

Я велел Тэннеру пустить мотор в надежде развить скорость от одного препятствия до другого. Как только Тэннер, включив сцепление, опустил винт в воду, послышался частый и резкий стук. Пераи! Хищницы целыми стаями пошли в атаку на винт. Видны были блики света на их боках. Хорошо еще, что пераи предпочитают тихую воду! Если бы они водились у порогов, где нам часами приходилось работать в воде, наше путешествие вряд ли оказалось бы возможным.

А через минуту мы снова задели камень. Нет, с мотором ничего не выйдет… Нужно набраться терпения, не то можно так повредить мотор, что уже не починишь. И мы продолжали путь по-прежнему, где на веслах, где просто по течению, то и дело сталкиваясь с подводными препятствиями.

Под вечер индейцы стали все чаще намекать, что пора бы остановиться и разбить лагерь. Но я стремился, учитывая скромность наших запасов продовольствия, пройти возможно больше. Мои помощники были очень недовольны, когда я велел разрубить очередной ствол на нашем пути и двигаться дальше.

Но вот местность чудесно преобразилась. Потянулась гладкая равнина, река петляла среди илистых берегов, поросших бамбуком и густым мелколесьем, над которым высились круглые кроны жакаранд — лишенные листьев, зато покрытые шапкой лиловых цветков.

Кое-где к реке спускались низкие холмы, затем снова плотной темной стеной подступал лес. Часто над водой вздымались могучие утесы. Формой они напоминали то яйцо, то священный столб, череп, зуб, шар, то спину слона, кита или бронтозавра — и все это исполинских размеров. Текущая вода одни камни расписала полосами и пятнами, другие разрушила, превратив в огромные блины и плиты. Пожалуй, из всего, что видишь в глубинных районах Гвианы, сильнее всего запоминаются именно эти природные мегалитические изваяния — остатки древних лавовых интрузий [57] , которые оказались на поверхности после того, как вода смыла покрывавшую их мягкую почву. Словно обнажались кости нашей планеты, как обнажается скелет, когда разложится тело.

57

Интрузия (от лат. intrudo — вталкиваю) здесь — геологическое тело, сложенное магматической породой и образовавшееся в процессе внедрения и застывания магматического расплава в земной коре. — Прим. ред.

После девятичасового перехода мы причалили в песчаном заливчике, окаймленном острыми черными камнями. Здесь было очень прохладно: из-за быстрого течения влажный воздух все время был в движении.

Я подвел итоги: пять с половиной часов заняла упорная борьба с порогами, два с половиной часа мы гребли или шли по течению, полчаса потратили на еду и еще полчаса заняли попытки пустить мотор. По моим расчетам, мы прошли двадцать два километра по реке или около пятнадцати по прямой. Вообще-то гамак не очень удобное ложе: то и дело ворочаешься, просыпаешься. Я дрожал от холода и думал о том, что за все мое пребывание в Гвиане на мою долю выпало очень мало спокойных ночей (вообще в этой стране только жители приморья знают непрерывный восьмичасовой сон, который мы считаем необходимым). И тем не менее, привыкнув к индейским гамакам, я убедился, что высыпаюсь в них гораздо лучше, чем в постели. Их вяжут очень широкими, спят в них наискось, тело опирается равномерно всеми точками, ноги — чуть выше головы, и вся поза обеспечивает полный покой.