В сумерках веры

Тут же нашлись резиновые перчатки, используемые медикусами.

Вместо ледника здесь стояла каталка, подобная той, на которую уложили тело дознавателя, и белая простыня. Сняв ограничители, я вернулся вместе с ней к холодильнику. Но прежде чем приступить к делу, вернул смотрителю связку ключей.

Тот не обратил на меня никакого внимания.

Тогда я вновь произвел указанную в инструкции последовательность и саркофаг вновь зашипел, выдыхая мне в лицо ледяной воздух, пропитанный ароматами порочности. Не желая прикасаться к осквернённой плоти, я натянул перчатки и принялся перекладывать канониссу, краем глаза следя, чтобы никто случайно не увидел нас.

Всё это время в мыслях повторялись слова молитвы.

Грохот тяжёлой стальной двери, отрезающей меня от главного зала морга, звучал как приговор, оставляющий один на один с обезображенным телом. Потребовалось несколько минут, чтобы подавить некий глубинный страх и зажечь курильницу с благовониями, чтобы хоть как-то перебить запах, исходящий от тела. На всякий случай я открыл люк крематора.

Левая рука неуверенным движением одернула саван, и я ощутил, как вновь жжется рана на ладони. Правой же рукой я извлек инфопланшет на каменный стол и достал магнокуляр. После аварии на флаере одна из его линз треснула, но я сомневался, что она пригодится.

Селестина.

Она была высокой и мужественной женщиной, в которой совсем не ощущалось кроткости, о которой упоминала Афелия. Тело украшали десятки шрамов — отметины о «славе» на полях брани, один ужаснее другого. Помимо них, попадались также и следы ювенантных операций. Вполне возможно, что канонисса пережила уже не один век в борьбе за дело Императора.

Глядя на всё это, на моей груди заныл собственный шрам, но эту боль затмевало нечто иное.

Тоска.

Прискорбно было лицезреть тот конец, который настиг верную подданную Трона. Столько страшных ран, не раз способные отнять жизнь на поле брани, привели её в тихую гавань Валон-Урра. И здесь, среди священных стен, под сенью расписных куполов, смерть таки отыскала свою жертву. Чудовищная смерть.

Больше не могло быть сомнений, что канонисса оказалась бессильна под действием колдовства, лишившего её воли к сопротивлению и… в последствии изменившем.

Я осторожно коснулся мощного подбородка и открыл рот, отогнул мягкие пухлые губы. Среди слегка пожелтевших зубов женщины виднелись гипертрофированные клыки, будто бы безумный скульптор не смог окончательно определиться с окончательным видом. Язык тоже подвергся изменениям, заметно вытянувшись, свернувшись на небе.

Сглотнув, я сомкнул уста канониссы и опустился ниже, разглядывая шею. Чёрная кровь пятнала свежую глубокую рану, рассекавшую горло идеальной прямой линией. Похоже, что осколок меча Друза всё так же остер, как и в дни своей славы. Кровь пачкала всю нижнюю часть шеи и засохшей коркой покрывала ключицу и грудь. Возможно, часть её впитала одежда, но даже имеющиеся следы ясно говорили о смертельности раны.

Но кто именно её нанес?

Одними пальцами я обхватил правое запястье женщины и развернул ладонь к свету. Пришлось воспользоваться мокрой губкой, чтобы стряхнуть сукровицу с пальцев, которые покрывали глубокие порезы.

— Значит… это были вы? — Шёпотом спросил я, осматривая вторую руку.

В какой-то момент в моё сознание начали закрадываться странные мысли. Несмотря на рельеф мышц и шрамы, Селестина продолжала сохранять женственность, подобно любой аристократке. В тех местах, где следы колдовства не пятнали плоть ярким лиловым цветом, чистая кожа несла на себе явные следы заживляющих мазей и хранила столь естественный молодой оттенок, которого сложно добиться простыми омолаживающими процедурами.

Почему-то меня удивляло то, как мужественные черты плавно переходили в женственную округлость, подчеркивающую отдельные части тела.

По мере того, как я заходил всё дальше, саван всё меньше скрывал канониссу, вызывая у меня порочное чувство голода. Казалось, сердце совсем перестало биться, ощущая тянущее чувство предвкушения.

Но когда пришло осознание происходящего, то оказалось уже поздно…

Исследуя труп, я совершенно позабыл о курильнице, смягчавшей колдовской смрад, теперь ударивший в мои ноздри с новой силой. Свет под потолком потускнел, и приобрел неестественные оттенки, а откуда-то из далека до меня начал доноситься женский голос.

Будто бы очутившись в ином месте, я припал к стене, с ужасом наблюдая, как тело на кушетке начинает шевелиться.

— Хальвинд… — Позвал меня голос, томный и чарующий, как теплый ветер на мире удовольствий.

Селестина села на кушетке, заставляя моё тело содрогаться. Кажется, в этот момент мои губы начали бормотать слова очередной молитвы.

Но это не помогало…

Канонисса ордена Эбеновой Чаши медленно повернулась ко мне. Так грациозно и кокетливо, будто была выходцем из самых элитных борделей с Аскелфиона Секундус. Её лицо теперь не выглядело таким бледным и мёртвым, а на меня смотрела пара кошачьих глаз, сверкающих бурлящими энергиями варпа.

— Прочь… — Мой голос охрип до едва слышного шёпота, тело отказывалось подчиняться. — Изыди!

На мои проклятья демон лишь ухмыльнулся, продолжая свой похотливый танец на кушетке. Окончательно сбросив с себя саван, существо развернулось ко мне полностью. Когтистые руки скользили по блестящей коже, привлекая внимание к чарующим изгибам чресел и груди.

Я силился закрыть глаза, но потусторонний голос будто бы владел мной куда сильнее.

— Не противься, Иероним… — От столь мягкого звучания своего имени у меня подкосились ноги.

Дрожащими руками я принялся отстегивать кобуру, раскрывать пальто, рвать пуговицы на сорочке.

Всё это время искусительница с садистским наслаждением следила за мной, не забывая наполнять комнату потусторонним смехом. В какой-то момент собственные ласки ей наскучили, и тогда Селестина опустилась на четвереньки, скользя по кушетке будто кошка перед броском.

Не в силах отвести глаз, я всё-таки смог найти под одеждой простой позолоченный кулон и вытащил его на грязный лиловый свет.

Суккуб тут же яростно зашипела, будто бы получила ушат ледяной воды. Аквилла в моих руках излучала успокаивающее тепло, медленно растекавшееся по телу. Лишь тогда я смог вздохнуть, более не ощущая едкого смрада порочных миазмов.

— Именем Императора! — Мой голос обретал силу, сбрасывая оковы страха. — Изыди, тварь!

Канонисса отскочила назад, будто бы не в силах преодолеть незримую стену. Её длинный язык хищно скользнул по белеющим клыкам, а глаза приобрели лукавый прищур. И тем не менее, она отступала.

Чувство ужаса уступило место нарастающему гневу, и тогда я пнул кушетку в сторону чернеющего зева крематора.

— Во имя Бога-Императора и святых сынов его, — нараспев продолжал я, наступая. — Во имя чистого сияния вечной благодати Золотого Трона!

Из груди Селестины вырвался вздох, будто бы она пропустила серьёзный удар. Тело женщины продолжало извиваться змеей, упираясь в холодную стену. Но несмотря на свое положение, демон не переставал чарующе улыбаться мне, искрящимися очами надеясь пробудить во мне похоть.