В сумерках веры

Однако я оставался неумолим, поднося золотистого орла ближе, чем вызвал ненавистный вопль.

Канониссе было некуда отступать, кроме как в темнеющую капсулу. Продолжая грациозные движения, она забралась внутрь, похоже, не подозревая, что будет дальше.

Как только игривое лицо оказалось достаточно глубоко, моя нога врезалась в люк, захлопывая его с оглушительным лязгом. Не разжимая аквиллы я бросился к засову и, защёлкнув его, пробудил духа машины устройства.

Голос продолжал звучать в моей голове, обретя более угрожающие нотки для своих сладких речей.

Послышался свист газа, струящегося из сотен свечей, и уже в следующий миг по ту сторону люка заревело пламя. Вместе с ним в моё сознание ворвался леденящий душу вопль. Металл содрогнулся от ударов отчаяния, заставляя меня отступить к двери.

Всё это время я продолжал бормотать стихи о защите, до боли сжимая аквиллу у груди. Казалось, что суккуб сдался под натиском пламени.

— Хальвинд! — Внезапно раздался голос Афелии, сковывающий сердце своими страданиями.

Поддавшись мимолётной слабости, я не сомневался, что палатина оказалась по ту сторону люка и бросился к нему. Лишь когда раскалившийся металл обжёг ладонь, наваждение спало, но было уже поздно.

Поддерживая свою телесную оболочку из последних сил, демон в образе Селестины отбросил ставню и замахнулся, чтобы нанеси мне смертельный удар. Покрытое чудовищными ожогами тело источало жёсткую вонь палёного мяса. Ноги сами по себе подогнулись, спасая меня от удара, а обожжённая рука уже выхватила стаббер.

— Возвращайся в варп! — Прокричал я, нажимая на спуск.

Крупный «инферно» патрон прочертил воздух ярким оранжевым хвостиком и врезался прямо в чернеющую ключицу канониссы. Капсюль лопнул, и тогда тело охватило рыжее прометиевое пламя, освящённое ритуалами Министорума.

Селестина забилась в конвульсиях, продолжая на половину выглядывать из крематора. Помещение заполнял нечеловеческий визг, заставлявший ныть самые кости.

Прошло несколько томительных секунд, прежде чем существо окончательно покинуло тело женщины и то сломанной куклой свесилось со стены, угрожая вывалиться из всё ещё работающего крематора.

Я торопливо поднялся на ноги, обмотал руки саваном и втолкнул труп обратно, вновь захлопнув люк.

В глазах на мгновение помутилось и я припал к стене. Несколько мгновений дрожащей тьмы сменились ослепляющим бледным светом. Потребовалось ещё немного времени, что прийти в себя и ощутить слабый запах ладана, тонкой струйкой дыма тянущегося из едва тлеющей курильницы.

Оглядевшись, я обнаружил кушетку стоящей у самого люка крематора, будто бы её аккуратно пододвинули для дальнейшего перекладывания тела. Над стальной же рамой дверцы красовалась характерная отметина от выстрела и след копоти, оставленный погасшим пламенем, не сумевшим зацепиться за каменные стены.

Чем дольше мои глаза жадно впитывали реальность, тем сильнее нарастала тревога внутри сознания, пускающая в глубине страх перед осознанием неправильности происходящего. Неужели не было никакой борьбы? Я просто сжёг тело, борясь с собственными страхами?

Дрожащая рука потянулась к вороту пальто, который как обычно был расстегнут лишь на одну пуговицу. Ремень кобуры тоже обхватывал ребра так, что натирал застарелые мозоли даже сквозь одежду.

Сердце было готово вновь сорваться в безумный ритм, но неожиданно вовремя в ухе послышался сигнал вызова.

— Иероним… — Голос Августа звучал с мягкостью, которую оказывали смертельно больным. — Всё готово для…для Себастьяна. Если ты…

— Я готов, — сглотнул я застрявший в горле комок и попытался подняться.

— Ох… тогда подходи к святилищу осколка, оттуда мы доберёмся вместе.

— Хорошо…

Похоже, что церемонарий оказался так растроган, что не обращал ни на что внимания и просто отключился. Должен сказать, что этим он оказал мне услугу.

Встав на ноги, я стянул с лица магнокуляр и убрал его в карман пальто вместе с инфопланшетом, мирно лежащем на каменном столе вдоль стены. После этого негнущиеся ноги понесли меня прочь. Мимо безлюдного морга и ледяных саркофагов, мимо молчаливого старика, провожающего меня каким-то странным взглядом, будто бы он ожидал, что я всё-таки застрелился…

***

Колокола отбивали погребальную песнь, когда четверо братьев-мортус принесли гроб из чёрного дерева, прожилки которого были настолько белыми, что будто бы сияли в темноте. Ледяной ветер раскачивал факела, отчего казалось, что тени на стенах танцуют.

Небольшая процессия, будто бы заговорщицки собралась у статуи Императора-скорбящего. Каменный колосс наполовину выглядывал из западной стены Собора, склонив скрытую капюшоном голову к воткнутому в землю мечу.

На этот раз место хора занимал беснующийся ураган, в последний путь провожая моего дознавателя. Из-за наступившей метели гроб решили закрыть, но я всё-таки успел вернуть юноше его лазерный пистолет и теперь представлял его безмятежное лицо.

Каждый шаг мортусов по припорошенным снегом камням отдавался в груди ударом. Мрачный набат сотрясал тело. Наконец гроб опустили в приготовленную заранее яму. Рыжий свет блестел на кирках и паяльниках, разложенных у небольшой кучи мёрзлой земли.

По мере того, как Себастьян скрывался от моего взора, внутри меня нарастала пустота, леденящая душу сильнее, чем арктический холод Спеси. Кулаки самовольно сжимались, скрипя перчатками, а зубы скрежетали, грозясь расколоться. Единственное, чего я сейчас желал больше всего на свете — сбежать.

Тяжёлый удар послышался из ямы, и братья-мортус отошли от краев. Дело было сделано. Чёрные фигуры встали позади могилы, словно безмолвные стажи ожидающие, когда им позволят закопать мертвеца.

Стоявший рядом кардинал молча позвал меня, протянув руку. Помедлив секунду, я повиновался, принимая в ладонь кусочек пергамента.

— Aut vincere, aut mori, — произнес я на высоком готике и запалил послание.

Слишком тяжёлый для ветра, пылающий пергамент упал вниз. Я стоял на краю до тех пор, пока темнота могилы не поглотила тлеющий прах, после чего развернулся и зашагал по каменной тропе подальше.

Никто не окликнул меня, чтобы остановить.

***

Глубокая ночь и яростная метель прогнали с улиц всякого, кроме меня. Холод не беспокоил тело, ведь внутри него теплилась пара литров премиального джойлика, и ещё литр бурлил внутри бутылки в руке.