В тебе запоют мои птицы

Он не договорил и отвернулся, крепко жмурясь. Снова открыл глаза и опять закрыл. Крепко-накрепко…

— Драко, о, Боже мой, что? Что случилось?

Отворачиваясь от нее, он не ответил.

— Драко, скажи мне! Что? Как ты?

— Плохо, — раздалось глухо. — Сегодня один из тех дней, когда я не могу различить даже день и ночь.

И хотя Нарцисса Малфой предупреждала об этом, слушать историю оказалось просто, познавать на практике, совершенно иным делом. Не зная, что следует говорить и делать, Гермиона молча нащупала его руку. Пальцы юноши между ее собственными, точно ледяной ручей между корнями дерева, хочет утечь, вырваться, да она не пускает, держит крепко.

— Что тебе нужно?

— Просто скажи, если тебе есть что сказать.

— Я хочу, чтобы ты ушла и оставила меня в покое.

Тогда Гермиона еще сильнее сжала его руку, и ему, верно, стало больно, но он все продолжал молчать, игнорируя ее вопросы о том, не проголодался ли он, и не помочь ли добраться до ванной комнаты.

Оставаться рядом — глупо, уйти — невозможно, и тогда вопрос вырвался сам по себе.

— Расскажи, на что это похоже?

…

— Ты знаешь что такое отчаяние? — раздалось после некоторой паузы.

— Да.

— Это оно. Исправленное и дополненное изрядной порцией безысходности, осознания собственной немощности и бессилия окружающих тебя людей. Когда ты понимаешь, что близкие хотят помочь тебе и поиск способа становится смыслом их жизни, но ты не ведаешь, доживешь ли до утра. Когда мать говорит, что зимой мы отправимся в горы, потому что ты больше всего на свете любишь горы, а ты, слыша это, не знаешь, будет ли в твоей жизни еще хотя бы одна зима.

— Расскажи мне, как это случилось?

— Как? Ты же сама была непосредственным участником событий той ночи! Ты видела все СВОИМИ глазами. Заклятия летели со всех сторон. И в этом аду было невозможно понять кто враг, а кто друг. Я тысячи и тысячи раз говорил — заклинания, что попало в меня, не видел и не слышал, равно как и не ведаю чьей мишенью стал. Но я очень дорого заплатил бы за то, чтобы узнать… С какой силой нужно ненавидеть, чтобы обречь человека на такие муки? Это — не жизнь, а жалкое ее подобие, когда ты вынужден просыпаться, разговаривать или даже улыбаться, чтобы не заставлять страдать близких тебе людей.

Он ненадолго замолчал, чтобы через несколько мгновений с раздражением продолжить.

— И вообще, тебе-то какое дело до меня? Нравится видеть меня в таком состоянии?

И хотя в его голосе вновь послышалась неприкрытая агрессия, на этот раз Гермиона не рассердилась совсем. Ее оружие против Драко гораздо более сильное — она видит, она не лишена этой возможности — наблюдать, как юноша едва сдерживает слезы. И это тоже не ускользает от внимания, поэтому тихо и ласково, как только можно по отношению к человеку, кажущемуся безразличным, она молвила.

— Я знаю, что вы обращались ко многим сведущим магам и даже к магглам в надежде, но… я хотела бы попытаться найти сама. Я очень хотела бы помочь тебе, Драко. Возможно, это звучит глупо, но если ты позволишь мне…

Он не дал ей договорить. Рывком высвободив ладонь, по недоразумению все еще покоившуюся в руке девушки, он сел в постели лишь для того, чтобы громко закричать.

— Да шла бы ты к чертям, Гермиона Грейнджер, со своей благотворительностью! Не строй из себя добродетель! Я не верю! Не верю в то, что можно сочувствовать тому, кто большую часть жизни ненавидел тебя и использовал любую возможность, чтобы задеть, как можно больнее. Уходи отсюда прочь! И запиши в своем блокноте добрых дел, что проект под названием реабилитация Драко Малфоя тебе не удался. А знаешь почему? Потому что между нами пропасть! И это обстоятельство не изменит ничто! Слишком много было сделано и сказано, чтобы теперь притворяться, что мы друзья, что тебе не безразлично!

— МНЕ НЕ БЕЗРАЗЛИЧНО, — она перебила его посреди слова, наблюдая как эта фраза моментально лишила его сил и припечатала обратно к подушкам. — Мне не безразлична судьба всех, кто пострадал в войне.

На какое-то время в комнате воцарилась полная тишина. Драко снова лежал с закрытыми глазами, и Гермиона, уже было подумала, что ссора лишила его сил, и он уснул или потерял сознание, ведь зелье, которое она давала ему накануне, имело этот мощный побочный эффект. Но вскоре бледные губы дрогнули, а обведенные алой сосудистой сеткой серые глаза распахнулись.

— Расскажи, зачем ты здесь? Только без лжи и сокрытия фактов. Я никогда не поверю, что ты согласилась только ради меня. Поведай свои мотивы, Грейнджер.

Все вернулась на круги своя. Он назвал ее по фамилии, совсем, как в школьные годы, но если там она всегда могла достойно ответить ему, имея от природы острый язык и, на худой конец, крепкий кулак, то теперь Гермиона размышляла. И не хотела отвечать на прямой вопрос. Рисунок ковра под ногами в этой ситуации показался гораздо более увлекательным, чем беседа.

— Ну? Я жду ответа! — нетерпеливо молвил он.

— Дело не в тебе, если ты так хочешь. Но если жаждешь правды, то отчасти и в твоей персоне.

— О, я тронут, — саркастически скривил губы Малфой. — Продолжай повествование. Думаю, меня ждет увлекательнейшая история.

— Ты сегодня говорил о сражении за Хогвартс, как об аде, но поверь, Драко, это был лишь один из многочисленных котлов. По счастью — последний, но и самый горячий. Я же жила, принимая ванну из кипятка ежедневно, на протяжении всего последнего года войны. Как все, кого она непосредственно коснулась: Тонксы, Уизли, Лавгуды, думаю, нет смысла перечислять, когда этот ряд можно дополнить и фамилией Малфоев. Я, как и ты, познала безнадежность, не в теплой постели родительского дома, не в праздных размышлениях, а в сырой палатке среди лесов и гор, где никто не мог поручиться, что следующий миг не станет последним. Я, вместе с друзьями, Роном и Гарри, даже если тебе неприятно слышать эти имена, познала лишения, голод, холод и чувство постоянного страха. Будет ложью, если я скажу, что нормально чувствую себя в твоем доме, Драко. Особенно внизу. Ведь несмотря на измененный интерьер, на все ваши старания — это все еще то место, где я узнала, что такое фанатичная ненависть и пытки. Но я никогда не забуду и твой взгляд, когда тебя заставили опознать нас. По нему я угадала, что ты понял, кто мы такие… ты не мог не понять. Но до сих пор я не ведаю, почему ты промолчал, хотя, признаться, вопрос утратил свою актуальность. Прошло достаточно времени, чтобы понять — жизнь продолжается и в ней тоже нужно успеть сделать что-то. Поэтому я здесь, Драко.

— Оу, героиня войны заботится о бывшем враге? Как мило! Это достойный сюжет для новой жалостливой книги. Из разряда тех, что килостраницами поглощают домохозяйки.

— Я и буду заботиться. Но не о тебе конкретно. Я хотела бы открыть реабилитационный центр, а по факту дом, где могли бы встретиться и поговорить те, кто пострадал от Волан-де-Морта. Куда могли бы обратиться и получить помощь такие, как ты, Драко Малфой.

— Ты самонадея…

— Не перебивай. Дай мне договорить. Я приобрела подходящее помещение, но мне нужны немалые средства на ремонт. Это не просто подклейка обоев, там требуется более серьезное вмешательство, Драко, и магией тут, увы, не поможешь. Не все законы в мире подчиняются мановению волшебной палочки.

Она замолчала, ожидая очередную порцию грубости от юноши, но тот неожиданно замолчал. Еще более странным показалось, когда бледная пятерня его руки, подобно шустрому пауку разыскала среди складок одеяла ее руку. Сжав ее с силой, он произнес скороговоркой.

— Я знаю. Я думал об этом. И, согласен, мои монстры, как в детских кошмарах, живут только под кроватью, никогда не выбираясь наружу. Твои — пожирают тебя изнутри. Пожалуйста, оставь меня теперь. Мне необходимо побыть одному. Подумать. Эти разговоры. Их слишком много для одного дня. Продолжим позже. Если захочешь. Ведь ты захочешь?