В тени престола. Компиляция 1-12 книга
Шрифт:
Командир гвардейцев – убеленный сединами рыцарь Раймон де Андюз принял единственное решение – он повел своих воинов в атаку. Катары, потерявшие почти треть своих воинов, с остервенением волков, загнанных охотниками в ловушку, бросились на крестоносцев.
Гуго де Арси понял, что наступает самый решительный и ответственный момент во всей его молодой жизни. Удержать врагов или погибнуть, но погибнуть, как и подобает герою и защитнику веры – с мечом в руках и именем Господа на устах.
Крестоносцы, имевшие поначалу численное превосходство, рассыпали строй и вступили в рукопашную схватку с катарами, полагаясь на собственные силы, умение и помощь своих товарищей, захвативших город и осаждавших башню цитадели. Но противники, несмотря на свои первичные потери, оказались опытными бойцами, превосходившими крестоносцев во владении оружием. Катарские гвардейцы, построившись
Крестоносцы приостановили продвижение гвардейцев, которые замедлили темп атаки и стали пятиться к стенам города, когда из калитки с криками и возгласами стали выскакивать крестоносцы, бросившиеся на низ с тыла. Катары образовали кольцо, разместив тюки и сундуки с реликвиями и сокровищами в его центре. Раймон де Андюз понял, что они погибнут, но сдаваться не собирался, предпочитая смерть позору. Он прочел в глазах своих воинов, которые еще остались в живых, твердую решимость умереть, но не покориться беспощадному врагу. Катары знали, что их ждет в случае сдачи в плен – костер, повешение или другая, не менее позорная и постыдная смерть, поэтому, они решили.
Гуго де Арси, как мог, старался остановить отчаянную атаку катарских гвардейцев, крича, что есть сил, он пытался личной храбростью внушить своим воинам веру в то, что они смогут задержать врага.
Крестоносцы, ведомые Жильбером де Клэр, замешкавшись возле тесной дверцы башни, отправили часть арбалетчиков на стены, чтобы огнем из арбалетов помочь заслону, попавшему в трудное положение. Эта перегруппировка подарила катарским гвардейцам несколько минут, которыми они, к несчастью для них, так и не сумели воспользоваться. Мощный шквал арбалетных болтов буквально изрешетил оставшихся в живых воинов, а вместе с ними и благородного рыцаря Раймона де Андюз.
Гуго дрожащей от волнения рукой, в которой был зажат его меч, осторожно коснулся тела рыцаря, который своим телом, казалось, старался закрыть от стрел небольшой сундук, углы которого были окованы железными пластинами, перехватил меч двумя руками и с силой оттолкнул труп в сторону.
– Эй, Гуго! Надеюсь, у тебя небольшие потери?! – Со стены раздался голос мессира де Клэр, который высунулся между зубцами куртины и с улыбкой смотрел на молодого англичанина, всего покрытого кровью врагов. – Живо собирай трофеи, клади раненых на носилки и отходи к главным воротам! Мы поджигаем город и отступаем к Тулузе! Неровен час, нас контратакуют и зажмут здесь, как в мышеловке!..
– Будет исполнено, сеньор Жильбер! – Ответил Гуго, удивившись не своему голосу, вырвавшемуся из горла. Он прокашлялся, попытался унять нервную дрожь и крикнул рыцарю. – Мы потеряли около половины людей! Эти мерзавцы дрались, как черти! – Он снова вздрогнул. Его голос дрожал, срываясь на сиплый визг.
Жильбер махнул рукой и скрылся за бойницами стены, успев произнести:
– Не переживай так! И наплюй на голос! У меня после первого боя еще хлестче было!..
Гуго хотел, было ответить ему, но Жильбер уже исчез. Англичанин осмотрел еще раз поле недавнего боя, грустно вздохнул и приказал всем оставшимся воинам спешно собирать раненых, убитых крестоносцев, а сам занялся осмотром трофеев, которые катары старались унести из города, не жалея своих жизней.
То, что открылось взору юного рыцаря, повергло в шок и, одновременно, вызвало восторг в его сердце – пять сундуков и шесть больших кожаных мешков были доверху заполнены золотыми и серебряными монетами, драгоценными камнями и прекрасными ювелирными украшениями.
– Матерь Божья… – Гуго присвистнул от удивления. – Какие богатства! Сенешаль не поверит своим глазам, когда я притащу их и брошу под копыта его коня…
Когда отряд Гуго де Арси, вернее сказать – то, что от него осталось, приблизился к главным воротам
Сен-Феликс-де-Караман, город уже пылал, охваченный чудовищными факелами пожарищ. Англичанин подъехал к трем рыцарям, сидевшим на мягкой траве опушки леса, спрыгнул с коня и, преклонив колено, бодрящимся голосом произнес:– Мессир сенешаль! Отряд прикрытия прибыл! Убито двадцать один воин, ранено тринадцать!.. – Ги де Леви оторвался от оживленной беседы, которую он вел с Бушаром и Жильбером, и посмотрел на юношу. Гуго покраснел, смутился и, неожиданно потеряв всю свою напускную браваду, добавил. – Захвачены трофеи, сеньор сенешаль…
Он быстро перечислил богатства, захваченные у погибших катаров. Лица предводителей вытянулись от удивления. Бушар де Марли закрыл лицо руками и, повалившись спиной на траву, беззвучно затрясся от смеха. Жильбер де Клэр открыл рот и стал судорожно глотать воздух, не находя слов, чем напоминал огромную рыбину, выброшенную рыбаками на берег.
– Молодец, рыцарь де Арси. Нет слов… – Ги улыбнулся и похлопал юношу по плечу. – Правда, Гуго, очень жаль твоих ребят, сложивших головы. Ну, да ничего не поделаешь. Такова жизнь… – Он встал и крикнул оруженосцам, державшим коней. – Подавайте коней! Мы уходим! Раненых расположить на повозках!..
Колонна тронулась и стала уходить на запад, оставляя пылающий город за своей спиной.
Да! Мы совсем забыли о несчастной катарке Эрмессинде де Лорак! Её, можно не удивляться, крестоносцы оставили в живых, поручив бедному стражнику, а по совместительству – трусу и предателю, Гарсии охранять ее.
Что касается жителей города, то они все были убиты. Такова суровая реальность жуткой средневековой религиозной войны…
ГЛАВА X. Мысли и чувства.
Прямо скажем, что известие о сожжении и разграблении одной из главных катарских святынь повергло в уныние гарнизон осажденной Тулузы. Но, помимо уныния, возникли разногласия, долгое время дремавшие в умах сеньоров-южан и местного населения, уставших от долгой, кровопролитной и бессмысленной войны двух религий. Рыцарство постепенно отходило ото сна, открывало глаза на реальное положение вещей и с ужасом осознавало, что новая власть, пришедшая с севера Франции вместе с крестоносцами Симона де Монфора, не находит для них места в своем укладе. Знатные сеньоры, предки многих из которых были участниками и героями Первого крестового похода, вместе с новой религией, позволявшей им безнаказанно грабить монастыри, аббатства и церкви, лишились древних родовых владений, став изгоями в родном краю Окситании.
Но, кроме рыцарства, была и другая, большая и значимая группа, состоявшая из местного населения, у которого кроме дома и клочка земли не было ничего. Вилланы, жившие доходами от виноделия и хлебопашества, оказались совершенно беззащитными перед лицом крестоносного нашествия, не щадившего никого во имя торжества католицизма. Вместе с крестоносцами пришли крестьяне и горожане из северной Франции, Германии и Италии, занявшие опустевшие селения и заменившие туземцев.
И вот, после удачного, наглого и неожиданного для всех рейда крестоносцев против Сен-Феликс-де-Караман Тулуза зароптала. Сначала, тихо и еле слышно, воровато оглядываясь по сторонам. Потом, все смелее и смелее. Жители словно проснулись и увидели, что катары, их вожди и армия, из-за которых они столько натерпелись от врагов, гибли тысячами, голодали и лишались крова, вовсе не собираются вступать с врагом в решительную схватку, перекладывая на плечи народа, измотанного войной, все новые и новые невзгоды.
Дон Жильбер де Кастр, Пьер-Роже де Мирпуа и многие другие знатные катарские предводители почувствовали себя несладко, ловя на себе, косые и зачастую злобные взгляды беженцев. Катарская гвардия, словно нарочно, разместилась в западной части города, именно в той части укреплений, которые не соприкасались с позициями крестоносной армии сенешаля де Леви.
И вот, наконец, настал день поединков, которые бросили герольды крестоносцев графу де Сен-Жиль и остальным предводителям. Уклониться не мог никто. Старый Раймон понимал, что отказ от смертельной схватки может всколыхнуть население осажденной столицы, став последней каплей, переполнившей чашу терпения и мучений жителей. Сражаться насмерть с сорокалетним сенешалем Раймон не желал, осознавая, что разница в возрасте сделает из него легкую мишень для боевого ланса или меча Ги де Леви, а рисковать жизнью своего единственного сына и наследника он боялся.